Герман Романов - Самодержавный попаданец. Петр Освободитель
Зато сразу другой русский принцип, четырех «Н», попер, будто дрожжи в дерьмо кинули, — награждение непричастных, наказание невиновных. Приписки чужих заслуг пошли валом. Но тут дарованный судьбой «полиграф» сильно выручил — при двадцатичасовой работе в день Петр лично многих на чистую воду вывел. Унялись, поганцы, и пошли дела потихоньку, сдвинулись с мертвой точки.
Казнокрадство пошло на убыль, тут уж он головы откручивал быстро и безошибочно, расправа была неминуемой. Воровали, конечно, бюджет растаскивали кусочками, но уже с лютым страхом в душе и по совести, не зарываясь. Ибо терять было что служащей братии — жалованье втрое больше стало, льготы разные введены, пенсион порядочный. Слабину дашь, возьмешь разок «борзыми щенками», и все — конфискация всего нажитого с переводом на периферию. Казни египетские!
Петр ухмыльнулся, делая росчерки пером, лучший помощник правителя — эффективно действующая спецслужба. А лучше не одна, чтоб информация правдивая с разных источников шла. И проверить завсегда можно. А потому у него таких пять имелось!
Тайная экспедиция Сената, что вместо зловещей Тайной канцелярии появилась, с отделениями во всех губернских центрах. КГБ, короче, политический сыск. Глава ее, добродушный Степа Шешковский, сволочь порядочная, но верен, пес, и дел липовых не шил. Опасно сие, Петр сам обвиняемых допрашивал зачастую. Наветчикам было худо за ложный донос — их в Мангазейский и Туруханский остроги на жительство определяли. Пусть на белых медведей доносы строчат.
Любезный секретарь Волков, как стал почти полным трезвенником, тож зловещую репутацию заимел — еще бы, Третье отделение собственной его императорского величества канцелярии в его распоряжении имелось. Петр тут не стал выдумывать ничего нового.
Правда, Дмитрий Васильевич иной раз с царственной цепи срывался, русская душа — она мятежная, в недельный загул уходил, с водкой и бабами. Раз в год, на большее секретарь не решался — секли потом страшно его казаки-конвойцы в полной тайне. Лечили…
Генерал Девиер особую экспедицию возглавлял, при совете министров — так Петр глав коллегий назвал. Аналог КГБ, конкурент главный сенатской экспедиции. Именно это ведомство само взятки давать любило — у них план был тяжкий по выявлению казнокрадов.
Имелась прокуратура, в составе Юстиц-коллегии, что экспедиции проверяла, — жили худо меж собой, как собака с двумя голодными мартовскими котами. Грызня постоянная, любо-дорого посмотреть!
Только что утвержденная коллегия внутренних дел, как всякое новое учреждение, стремилась показать свою нужность и опорочить конкурентов, а потому их недостатки и ошибки выискивала с упорством и терпением безграничным. Но и порядок старалась держать в державе — конкуренты тоже не дремали, порухи выискивая…
Петр подмахнул последний лист и устало встал. Вечерело, и он подумал, что пару часов можно вздремнуть. Марш намечался на час ночи, так что время было и поспать, и поесть потом. Позавтракать, вернее, полуночничать. А там драка ждет знатная — османов и татар на Кагуле втрое больше набралось, чем солдат в русской армии.
Мотовилихинский завод
— Постарался, Степан Миронович, сильно постарался! Я таких заказов и за пять лет не выполню. Впору завод расширять…
Иван Ползунов медленно прошелся по роскошно обставленному кабинету. Сильно тяготила его обстановка с тяжеловесной мебелью, но ничего не поделаешь — ныне он директор казенного завода, а положение, как говорится, обязывает. Вон как вознесся ныне — целым титулярным советником стал, да не прежним, мелкой канцелярской сошкой, а нынешним, что по новой «табели» майорскому чину соответствует.
И тут Ползунов подумал о прежних злоключениях, когда его идею создать паровую машину на Знаменском руднике приняли, скажем так, без большого восторга. Он уже не знал, что и делать, но однажды ночью его вытряхнул из постели прибывший из Петербурга фельдъегерь.
К неописуемому удивлению, отнеслись к нему не как к государственному преступнику, а с нарочитым бережением и почетом. Чуть ли не под руки взяли, усадили в кибитку вместе с двумя учениками и одним мастером и повезли в столицу. Остановок в пути не делали, лишь на почтовых станциях перепрягали уставших лошадей. И снова в путь, только снег под полозьями скрипел, да кнут над лошадиными спинами свистел.
За три месяца довезли до столицы — и прямо к императору во дворец, даже с дороги помыться не дали. Разговор с Петром Федоровичем привел его в неописуемое состояние — царь откуда-то прознал про его идею создать механизм, что будет работать силой пара. И не только знал — три дня они работали над чертежами, император сам сделал ему несколько интереснейших указаний и даже дал собственноручно исполненные схемы.
И, обласкав царственно, отправил на Охтинский завод, где в полной тайне через полгода первый паровик и был сделан. Машина императору понравилась, присвоил он чин титулярного советника и отправил на реку Каму директором завода, что уже два года обустраивался в Мотовилихе, пригороде Перми.
И только здесь Иван Иванович понял, что государь заранее все ведал и предусмотрел. Именно на этом новом заводе, в глубокой дали от столицы, но близь уральских домен, с которых шло железо и чугун, предстояло развернуть производство паровых машин. А на Каме возводили еще и Боткинский завод, на котором должны были строить суда с гребными колесами и паровым двигателем, что Петр Федорович самолично придумал…
— И как же я заказы эти осилю? — пробормотал устало Ползунов.
Хорошо, что в заводской школе ребятишек всякому заводскому умению обучают, теперь ни в Мотовилихе, ни в Воткинске проблем с умелыми рабочими не было и с материалами, что доставлялись бесперебойно. Государев заказ — его нужно выполнять со всем тщанием.
Хитро придумал Петр Федорович — те из купцов, что на пароходах грузы перевозить станут, от половины налогов освобождены на три года будут. И за само судно паровое никаких пошлин не брать. Наоборот, если на сибирских реках кто пароходы гонять начнет, то от казны доплаты иметь будет и ремонт бесплатный на казенном заводе, что в Тобольске сейчас строить начали. Вот купцы и заполошились, приехали с заказами, мошной тряхнуть на дело незнакомое, но прибыльное, собираются.
Хитра государева задумка — на всех реках пароходы пустить, чтоб страну связать в один торговый путь. А рек-то множество — это сколько пароходов построить надо?! А волоки в междуречье повелел государь делать ровными и гладкими, с насыпью, и там дороги проложить, но грузы пока на подводах перевозить и с судна на судно, таким образом, перекладывать.
Ползунов вздохнул — он вспомнил, что к следующему году Петр Федорович приказал ему чудную машину паровоз до ума довести, чтоб на насыпях этих рельсы проложить, грузы уже силой пара и по земле перевозить, не только по рекам.
Но дорога задумка — рельсы из чугуна на Урале отливать только сейчас научились, и стоят они накладно. Но со временем окупится — на тележках с железными осями и дисками можно по двести пудов нагрузить, а на подводе и пятнадцати не вывезешь. А паровоз десяток тележек утянет!
Да и рельсы едва на сотню верст укладывать придется, и то редко — рек много, и они друг к другу близко подходят. Если пароходов и паровозов много сделать, то перевозка грузов намного быстрее, в два, а то и три раза будет. Великое благо будет сделано!
— И как же я заказы эти осилю?!
Очаков
Толкать бочонки было тяжело, хоть и плавал сейчас Семен Хорошкин, как угорь. Выучили за восемь лет…
— Тьфу! — Он глотнул лиманской водицы, мерзость изрядная. Днепр пресную гонит, а тут, у крепости, она с морской водой смешивается. Оттого и вкус у нее такой, что хуже некуда. Случайно глотнул, раззявился.
Эти два бочонка, набитые адской смесью, они толкали вчетвером уже добрых два часа. Хоть и лето, и водица вроде теплая, однако тело уже начало сводить. Да еще луна выглянула, пришлось ее светлые дорожки стороной огибать. На всякий случай — а вдруг вахтенный глазастый попадется да присмотрится, что это на воде само движется к кораблю…
После злосчастного купания в вонючем сортире, где Семен укрылся от разъяренных мятежных измайловцев, путь в гвардию был ему заказан. Многие о том погружении в нечистоты знали, а потому поруха чести была бы изрядной, и государю ущерб.
Однако Петру Федоровичу Семен благодарен был до глубины души — царь все понял, насмешек чинить не стал и другим не дал, что зубы скалили. Мол, лучше смерть принять, чем в дерьмо нырять! Но что делать? Испугался тогда гвардеец, смертушки испугался. Ведь в Кронштадте чудом выжил, до сих пор в ненастье ребра болят — испинали тогда знатно.
Император его во флот перевел, а через год с ним особый тайный разговор имел. Предложил сколотить команду из пловцов наилучших и поведал, что будут они теперь учиться, как с минами к вражеским кораблям подплывать по ночам и взрывать их. Семен сразу загорелся, и потянулись долгие годы учебы — сам Петр Федорович с ними часто лично занимался.
