Вячеслав Коротин - Порт-Артурский гамбит: Броненосцы Победы
– Зиновий Петрович, я, конечно, выполню ваш приказ, обидно правда, но раз вы говорите, что это необходимо и делаете мне честь остановив на мне свой выбор, то… Жду ваших распоряжений, – Семёнов хмуро прсмотрел на адмирала.
– Я был уверен, что вы меня поймёте. Вот этот пакет, – Рожественский достал из стола объёмистый свёрток, напоминающий современную бандероль и покрытый несколькими печатями, – вы должны доставить во Владивосток. Лично старшему морскому начальнику, кто бы в это время таковым не являлся. В вашем присутствии он должен пакет вскрыть и поместить его содержимое в сейф до сообщения, которое будет отправленно ему позже. Конверты из сейфа он потом тоже должен будет вскрыть в вашем присутствии. Вам понятна задача?
– Так точно! Но…
– Не беспокойтесь. Всё продумано и согласованно. Вы направляетесь в Севастополь, откуда вас литерным поездом доставят во Владивосток. Даже воинские перевозки будут блокированы, чтобы вы успели поскорее.
Эти слова произвели впечатление на кавторанга и обида стала потихоньку уходить. Не зря ему поручают такое дело, если даже эшелоны в манчжурскую армию будут задержаны, ради того, чтобы он выполнил свою задачу. Семёнов догадался (да и кто бы не догадался), что речь идёт о соединении владивостокского отряда крейсеров со второй эскадрой, ну или взаимодействия их друг с другом.
Из воспоминаний капитана первого ранга Семёнова Владимира Ивановича
… "Алмаз" вышел в море на следующий день после нашего разговора с адмиралами. Несмотря на то, что командующий выразил своё удовольствие крейсеру за быстрое выполнение приказа о разоружении, кавторанг Чагин был в подавленном настроении и я его прекрасно понимал. Я сам проделал путь от Сайгона до Петербурга и от Петербурга до Мадагаскара, надеясь принять участие в бою, и вот снова возвращаюсь в Россию.
Через несколько дней мы подходили к Криту. Там нас уже ожидал пароход Доброфлота. Наверху решили не рисковать и переправить меня на Чёрное море на сугубо гражданском корабле.
А Чагин был счастлив вдвойне: во-первых он имел возможность вернуться к эскадре, а во-вторых на крейсер передали для установки два стодвадцатимиллиметровых орудия и боезапас к ним.
Иван Иванович тепло простился со мной и пожелал удачи в выполнении возложенной на меня миссии.
Проливы миновали довольно быстро, но я это мог наблюдать только через иллюминатор. На пароходе меня встретил штабс-капитан Померанцев из контрразведки и вежливо предложил всё время пути провести в его обществе в каюте. Андрей Севастьянович был хмурым и неразговорчивым спутником, хотя было заметно, что он волнуется и его гнетёт груз ответственности за меня и пакет, который я везу. Здорово видно его проинструктировали на этот счёт в родном заведении.
По прибытии в Севастополь к нам присоединился ещё один контрразведчик. На этот раз это был флотский лейтенант Сергей Борисович Клюев. Он доставил нас на вокзал и мы вместе с эшелоном везущим пушки и снаряды на Дальний Восток простились с Крымом.
В России уже царствовала зима и я даже слегка простыл от такого резкого изменения климата. Постепенно атмосфера в нашем обществе потеплела и по вечерам мы уже регулярно играли в винт, чтобы скоротать время.
За окном купе нашего вагона проносилась заснеженная Россия. С каждым часом я приближался к войне, к выполнению задания, которое дал мне адмирал.
В случае задержки нашего поезда на какой нибудь станции или разъезде Померанцев немедленно выходил из вагона в котором ехали только мы втроём и пять солдат охраны и буквально через несколько минут наш состав трогался дальше. Даже не представляю какой документ он показывал начальнику станции, если среди нашего безбожного бардака он имел такое абсолютное действие.
Пейзажи зимней Сибири, проносящиеся за окном купе были унылы и однообразны, эти десять дней пути были наверное самыми скучными в моей жизни. Спутники в силу их профессии многословием не отличались, стоянки в городах и на станциях были очень кратковременными и я даже не успевал бы прогуляться по перрону или сбегать в привокзальный буфет, как быстро нашему поезду открывали очередной перегон. Да меня бы и вообще не выпустили из вагона, господа контрразведчики вежливо, но настойчиво просто не отпускали меня дальше трёх шагов от пакета, который я вёз. В Омске и Иркутске мы посылали в буфет конвойного с сопровождающим его начальником караула.
Во Владивосток прибыли накануне годовщины начала этой войны. Не заезжая никуда, прямо с вокзала мы, вместе с моими сопровождающими отправились в морской штаб. Контр-адмирал Карл Петрович Иессен, старший морской начальник Владивостока и командующий бригадой крейсеров был уже предупреждён о моём визите и ждал нас у себя в кабинете.
– Здравствуйте, Владимир Иванович, – протянул он мне руку, после чего поздоровался и с моими сопровождающими.
Я протянул Карлу Петровичу пакет от командующего эскадрой и конверт с предназначенным ему лично письмом. Вскрыв письмо он на несколько минут углубился в чтение.
– Ну приблизительно нечто подобное я и ожидал, – проговорил он, – вот, господа, прошу ещё раз убедиться, что все печати на пакете целы. Я запру его в свой сейф и вскрою по приказу в вашем присутсвии. Прошу оставить адреса, по которым я смогу вас найти при необходимости.
Контрразведчики отдали честь и вышли.
– Ваше превосходительство,Карл Петрович, – обратился я к адмиралу, – Прошу решить вопрос с моим назначением. Адмирал Рожественский, отправляя меня с этим поручением, твёрдо мне обещал, что во Владивостоке я буду зачислен на один из крейсеров.
– Ну вакансий на крейсерах сейчас нет, тем более соответствующих вашему чину, – усмехнулся Иессен, – Но можете не беспокоиться, война от вас никуда не денется. Пока будете "моим штабом", а потом подберём вам должность. А может и не придётся. И вы и я прекрасно понимаем, что в запертом пакете указания по присоединению нашего отряда к эскадре. Так что может и на свой "Суворов" вернётесь. Вы уже устроились?
– Никак нет, прямиком с вокзала мы сразу прибыли к вам.
– Хорошо, сечас я распоряжусь на ваш счёт, а пока не угодно ли чаю с коньячком?
Через месяц Карл Петрович вызвал меня с "Громобоя" к себе. Оба контрразведчика уже были в кабинете. Я понял, что получен наконец приказ вскрыть таинственный конверт, который я доставил. Адмирал открыл сейф и продемонстрировал нам неприкосновенность печатей на конверте, после чего, разрезав его, углубился в чтение. Читал он недолго.
– Подойдите, Владимир Иванович. – протянул он мне текст.
– Значит Бонин… Конец марта, – подумал я про себя прочитав приказ, – пожалуй разумно.
Иессен положил письмо в металлическую чашу, которую, вероятно, приготовил заранее и поджёг. Мы вчетвером молча смотрели как пламя пожирает бумагу за знание содержания которой Того отдал бы наверное всю свою жизнь. Когда огонь погас, контрразведчики дружно щёлкнули каблуками и вышли из кабинета не проронив ни слова.
– Ну, Владимир Иванович, что скажете? – пытливо посмотрел на меня адимрал.
– Решение неожиданное, но по моему вполне разумное.
– Я не об этом. Пока только мы с вами знаем "где" и "когда". Утечка такой информации может стоить России войны. Даже самому себе доверять страшно. Как и когда сообщить командирам куда мы идём?
– Я думаю это можно сделать только в открытом море.
– Это естесственно, но как? Сигналами это делать даже в море опасно. Считаю, что в море можно вызвать командиров кораблей на флагман и там лично сообщить о цели нашего похода. И поделиться этой информацией они могут только со своими старшими офицерами.
– Пожалуй да. В таком случае только мы с вами знаем время и место рандеву до самого последнего момента.
Мне очень понравилось решение Карла Петровича и позже пришдось убедиться, что не зря он "дул на воду"…
Уже в океане, когда мы шли на соединение с Рожественским нам встретился американский транспорт идущий в Шанхай. Контрабанды досмотровая партия не нашла и её начальник, мичман Фус уже отдал приказ вернуться на "Громобой", но тут он заметил, что матрос Белкин, напросившийся в партию вместо внезапно заболевшего товарища бросил под ноги американского шкипера бумажный комок.
Матрос был немедленно арестован и абордажная партия незамедлительно вернулась на крейсера. Мичман вместе с арестованным и его посланием срочно прибыли на "Россию" и бумажка была передана адмиралу. Заглянув в неё Иессен всего лишь усмехнулся и даже не стал разговаривать с Белкиным, которого немедленно забрал наш контрразведчик лейтенант Клюев, находившийся при адмирале. Офицеры и матросы бурно обсуждали происшедшее. Ведь не будь Фус так внимателен к противнику могла попасть информация чрезвычайной важности и мог быть уничтожен наш отряд, а может и вся эскадра. Но вызывало недоумение как простой матрос мог знать то, что не знали большинство офицеров отряда – точку встречи с Рожественским (а что же ещё могло содержаться в записке). Каково же было всеобщее изумление, когда Клюев вернулся вместе с Белкиным, который хоть и выглядел понуро, но никакой "обречённости" в его поведении не просматривалось.
