Алексей Махров - Господин из завтра
— Махаев, братишка! И вы, князь, убедительно прошу вас: слезьте с меня! Я же сейчас задохнусь.
— Государь, вы живы? — Васильчиков.
— Цел, батюшка? — Махаев.
— Жив и цел. Но если вы немедленно не слезете с моих ребер, последнее утверждение может оказаться ложным. Да первое тоже — дышать не могу!
Через пару минут, я, заботливо перевязанный, присутствую при первом допросе пленного Войцеховского. Учитывая тот факт, что пленника, скорее всего, придется отдать сотрудникам Сюрте, прибытие которых ожидается с минуты на минуту, допрос идет в бешеном темпе, с полным и абсолютным несоблюдением норм гуманности и права.
Войцеховский выглядит сейчас… Ну, в общем, раньше он выглядел лучше. Намного. Шелихов и Махаев на полном серьезе обсуждают возможность посажения оного Войцеховского на кол, собираясь использовать для этой цели ножку рояля. Технически подкованный Эссен бурчит то-то о возможности применения гальванизма, в то время как кавалеристы Ренненкампф и Хабалов стоят за старые надежные хлысты и нагайки. И только умница Васильчиков, не отвлекаясь на внешние раздражители, гонит допрос в темпе allegro vivacious.
— Кто послал? От кого получены деньги? Как держали связь? Говори! Говори! — и хлесткие удары.
— Батюшка, дозволь… — Шелихов просительно смотрит на меня.
— Не дозволю. Не мешайте Васильчикову работать.
— Да мы ж помочь хотим…
— От вашей «помощи» поляк загнется, как хрен на сковородке, а нам сведения нужны, — эх, ладно, помощь-то все же требуется. В общем, есть у меня кое-какой опыт…
От полученного совета Васильчиков изумленно кашляет, но потом, совладав с собой, берется за дело. Через секунду пан Войцеховский уже без штанов и прочей одежды ниже пояса, а еще через мгновение он пронзительно визжит, сообразив, для чего его мучитель собирается использовать замечательную клинковую бритву.
— Не! Не надо, панове! Прошу, не!
— Говори, курва, а то живо выхолощу!
В подтверждение своих слов Васильчиков чуть-чуть ведет бритвой там, где поляк и ожидает. Истошный визг подрезанного поросенка только что не взрывает парижский отель. Но сразу же после визга Войцеховский начинает выкладывать такое…
Через два часа, когда поляк уже увезен сотрудниками Сюрте, а с нас, с предельной вежливостью сняты самые подробные показания, мы все вместе снова собираемся в зале у камина. Разумеется, без Георга и его греков, которые битых двадцать минут ломились к нам, дабы выразить свои самые искренние соболезнования и заверить в том, что они к этому безобразию не имели ни малейшего отношения. Но сейчас не до них. Надо переварить все то, что мы услышали от пленного.
— Ну вот, князь, и наступил тот самый момент, о котором я вам говорил ранее. Думаю, вам следует подумать об адекватном ответе.
— Непременно, государь, — Васильчиков встает. — Ваше императорское высочество. Дела службы вынуждают меня отправиться в Лондон. Прошу выдать мне соответствующие документы.
Интерлюдия 7Вновь уютно потрескивает камин. Те же бокалы, те же сигары, те же голоса:
— Итак, господа, из вашей затеи ничего не вышло, не так ли? — в одышливом голосе слышалась неприкрытая ирония.
— Увы, милорд, увы! Этому проклятому cesarevitch'у опять удалось избежать опасности. Правда, он ранен…
— Легко! — вмешался скрипучий, точно несмазанная дверь, дискант. — Легко и его жизни ничего не угрожает. А я уже в первый раз предлагал вам, сэр, рассмотреть вопрос о привлечении королевского флота. Вот поплывет этот византиец куда-нибудь, — в скрипучем дисканте появились мечтательные нотки, — а тут наш крейсер, например «Шах»,[7] и р-р-раз!
— Сэр, простите, но вы порете чушь! Нам достоверно известно, что морское путешествие наследник Российского престола собирается совершать на новейшем русском броненосном крейсере «Адмирал Нахимов».[8] Который, кстати, уже прибыл в Брест. Вы совершенно уверены, что «Шах» справится?
— Ну, так эскадру послать!..
— А если ему удастся уйти? Получить в свой адрес обвинение в пиратстве — бр-р…
— Джентльмены, мы не о том говорим! Нужно немедленно решать, что предпринять, пока этот cesarevitch не решил вдруг внезапно вернуться в Россию…
— Вот что, джентльмены! — одышливый голос налился металлом. — Я полагаю, что этот вопрос необходимо обсудить непосредственно с премьером.
— А разве маркиз Солсбери еще не знает? — изумление было неподдельным.
— Он знает, но не официально. В настоящий момент нет необходимости официально информировать премьера…
Осторожный стук в дверь прервал начавшуюся было тираду.
— Что вам, Джеймс?
— Чрезвычайное известие, милорд. Только что принесли телеграмму.
— Давайте сюда, — пальцы нетерпеливо схватили бумажный квадратик с серебряного подноса. — Не может быть! Этого просто не может быть!!!
— Что? Что случилось?! Да не томите же, говорите! — гомон всех голосов разом.
Прерывающийся голос зачитал то, что держали дрожащие пальцы:
— Только что, на Даунинг-стрит, неизвестными застрелен премьер-министр, третий маркиз Солсбери…
Из сообщений «Таймс»:
Передовица:
«Вчера, в шесть часов вечера, у входа в свою резиденцию был злодейски убит премьер-министр, третий маркиз Солсбери.
Выйдя из дверей, лорд Солсбери направлялся к экипажу, который должен был отвезти его в Адмиралтейство, на совещание по вопросам морского бюджета на следующий год. В тот самый момент, когда премьер-министр подошел к карете, двое неизвестных, мужчина и женщина, выхватили оружие и открыли огонь.
Премьер-министр получил восемь огнестрельных ранений и скончался на месте. Воспользовавшись паникой, нападавшие вскочили в ожидавший их кэб и скрылись в неизвестном направлении. Скотлэнд-Ярд ведет активные поиски…»
Последняя страница:
«В районе доков обнаружено мертвое тело, принадлежащее молодой женщине, приблизительно 25 лет. Среднего роста, волосы светлые. Одета в твидовый костюм парижского производства. Смерть наступила, вероятно, в результате взрыва, так как лицо, руки, грудь сильно изуродованы. При ней найден разряженный револьвер и отпечатанная типографским способом карточка, содержащая следующее высказывание: „Все чувства хороши, когда они взаимны, не так ли?“ Полиция просит всех, кто может сообщить что-либо об этой девушке, обратиться по адресу…»
Рассказывает Олег Таругин— Князь, поздравляю!
— Рад стараться, государь!
— Молодчина, так держать! Списки представляемых к наградам принесете мне завтра. Я очень вами доволен, Сергей… Но послушайте, — нет ей Богу — молодец! — Послушайте, князь, зачем было подбрасывать труп этой несчастной польки?
— Чтобы было непонятнее и, стало быть, страшнее. Вы же меня сами учили, государь…
Верно, было такое, учил. Молодец ученик, схватывает на лету. Далеко пойдет…
Интерлюдия 8В тусклом свете кажется, что лица сидящих в зале людей — посмертные гипсовые маски. Стоит гробовая тишина. Кто-то роняет на пол карандаш, собравшиеся вздрагивают, словно в зале рванула граната.
— Коллеги! — прокашлявшись, начинает Председатель, — с горечью должен констатировать: тщательно спланированная операция по устранению матриканта руками его, так называемого отца, с треском провалилась! Мы не учли способность ближнего окружения цесаревича пойти на акт прямого неповиновения своему Императору. Вплоть до убийства… Теперь матрикант будет все время настороже, да и его верные опричники вряд ли допустят повторения покушения. Боюсь, что наши способы как-либо повлиять на ситуацию исчерпаны. Передаю слово инспектору Валентинову.
По залу пронесся ветерок от одновременного вздоха десятков человек.
— Проведенными мною лично следственными мероприятиями установлено, что переносной мнемотранслятор типа ПМВ-13бис оказался в руках неподготовленного аборигена из кластера 2004 не только и не столько вследствие преступной халатности доктора Фалина и магистра Крупиной. — Инспектор роняет слова, словно тяжелые камни. — Практически доказан злой умысел Фалина, позволившего неустановленному лицу унести прибор сразу после переноса матрицы. — Невнятный шепот возмущения с задних рядов утихает под хмурым взглядом полицейского. Еще раз окинув присмиревших под глыбой неслыханного обвинения ученых, инспектор продолжает. — Вероятно, магистр Крупина не была посвящена в замыслы своего непосредственного начальника, но расследование ее действий продолжается. Сейчас она отстранена от должности и находится под домашним арестом.
— А сам Фалин? — выкрикнул с задних рядов фальцет.
Валентинов поднимает голову и целую минуту буравит взглядом лица собравшихся. Тишина в зале становиться оглушающей. Полицейский удовлетворенно кивает и неспешно продолжает рассказ:
