Марик Лернер - Врата учености
Теперь я был уверен: когда она откроет глаза, пугаться не станет. Напротив, потянется мне навстречу. Она оказалась гибкой, сильной, темпераментной и податливой. Впереди нас обоих ждут радости и удовольствия. Спасибо, Господи. Хоть в этом отношении ты не кинул, заставив потерять разум. Ненавижу, когда мозги выключаются и приходит мой внутренний берсерк. Боюсь общаться с ним — Саше бы не понравилось.
— Ты подписал бумаги? — спросила она внезапно.
Поймать меня не удалось. Еще четверть часа назад услышал, как изменилось дыхание. Терпеливо подождал, не пытаясь выяснять, чего помалкивает. Не отодвигается — уже неплохо. Принялся осторожно гладить по спутанным волосам, пропуская пряди между пальцами и используя их на манер расчески. Балдею я от длинных кос. В будущем такую роскошь редко встретишь. Некогда ухаживать, вопреки количеству баночек с шампунями, мазями и еще один бог знает какими женскими причиндалами. А здесь у каждой второй толстая коса до пояса. Но это чужие. А тут — практически своя. Вымытая травками и так и просится в руки.
— Конечно, — подтвердил. Ничего удивительного, что в курсе. — Нас все равно за границу не пустят, так кому нужны недостижимые сокровища.
— Зря они рассчитывают всерьез поживиться, — с отчетливым злорадством сказала она. — Отец говорил, там тысяч тридцать, не выше. Он все вкладывал в землю, дома.
Нормально. Я уже усвоил: некоторые привычные ценности у меня с аристократией кардинально расходятся. Критерий богатства для дворянства — недвижимая собственность, «деревни» и «души», постоянно приносившие доход и определявшие статус его фамилии в обществе.
— Иногда в драгоценности. А чтобы золото по банкам прятать — такого не было. Просто иные сделки проще совершать. Когда надо приобрести нечто в Европе, посылаешь письмо — на месте все вопросы решаются. Миллионов не требуется.
— Ну, тридцать тысяч тоже неплохо.
— Ха! Да один складень с бриллиантами оценивался в шестнадцать тысяч. Никто не знает, куда девался. Многое украли. Не в казну пошло, в карманы. Все, кто раньше подобострастно заглядывал в глаза, кинулись расхищать чужое добро, стоило попасть в опалу. На десятки тысяч унесли.
Говорят, новую корону делали из его драгоценностей, выковыривая из оправ и срезая жемчуг с одежд. Во всяком случае работа оценивается в двадцать девять тысяч рублей. Видать, немалого размера вещицы. На царские регалии что попало не присобачат.
— И ничего не спрятали?
— Деревни или дворцы не накроешь крышкой, — сказала не без грусти. — С собой не унесешь. Кое-что роздали, одиннадцать тысяч подарил Варваре Михайловне…
Это сестра умершей жены, расшифровываю недосказанное. Саше, выходит, родная тетка. Не зря наводил справки, можно не переспрашивать. Жила и управляла их домом. Из-за горба замуж не брали, зато свой человек. Ее запаяли в монастырь. Еще неизвестно, что хуже. Из ссылки вон детей вернули, а той назад в мир дорога закрыта.
— Я как-то и не рассчитывал особо поживиться.
— Ты, — а вот такое обращение приятно услышать: многие до старости друг другу «выкают», — еще не слышал про возвращенное имущество.
Она уселась на кровати, без особого стеснения прикрывшись простынкой с большой задержкой. Не поверю, что дело в одной увлеченности. Вполне сознательно проделано. Демонстрация тела во всей красе. Любопытно, кто подсказал. Да не суть важно, пусть останется маленькой тайной. Главное — не шарахается от меня после брачной ночи. А действительно оказалась девушкой. В моем не особо длинном списке побед на женском фронте — первой. Тут уж ошибки никакой, все признаки присутствовали. Простыню можно смело вывешивать на забор.
— Принесли целый список на пару десятков страниц. С первого взгляда чего только нет: мужская одежда: камзолы, кафтаны, шапки, шляпы, чулки, перчатки, галстуки, двадцать три парика. Женская: юбки, корсеты, муфты и так далее. Еще постельное белье и посуда… — Пауза.
— И? — подозревая подвох, подтолкнул, позволяя собой управлять.
— Хранили небрежно — вода затекла, почти все сгнило. Вот зачем в таком виде отдавать? Пусть бы продали еще тогда. Приятнее уж деньгами получить, чем откровенным гнильем.
Ну да. Смотрится издевательством. Хотя реально обычная безалаберность и ротозейство.
— Вещи — дело наживное, — произнес вслух. — Не жалей. — И потянулся к столику за расческой.
Обещать возможности Меншикова по обеспечению сладкого будущего — не в моей власти. И все же имеешь жену, заполучил и немалые расходы. Одевать придется в ближайшее время много и дорого. И сама молодая, и при дворе обязана бывать постоянно.
— Сейчас, — сказал, сажая ее к себе на колени лицом к большому зеркалу в позолоченной раме, обошедшемуся в шестьдесят один рубль. Немногие себе позволят столь ценный предмет. А я могу! Без него в нормальной спальне нечего делать. Слабый пол не поймет. А здесь отныне и надолго мой дом, и надутые губки из-за такого пустяка не требуются. — Займемся много более важным делом, чем давно пропавшее имущество.
Провел по волосам гребешком, еще раз. Уткнулся носом в тяжелый поток, спускающийся по спине, вдохнув в себя уже хорошо знакомый запах. Поцеловал в шею и вернулся к оставленному было занятию, неторопливо проводя по ее роскошной гриве. Моим прежним женщинам всегда нравилось такое поведение, а мне в охоту сделать приятное.
— За стол, когда невесту приведут, — сказала Саша неожиданно, — две косы ей заплетут: была одна — стало две, была девушка — стала женщина.
— Уже распустил, взяв замуж. Теперь это все мое достояние.
— Один раз — все равно что ни одного раза, — произнесла она со смешком.
— Ты хочешь этого, Саша? — Я впервые произнес имя вслух. До сих пор именовал Александрой Александровной.
— Если ты сначала позволишь внимательно изучить себя. Ну… — Она внезапно застеснялась, не находя слов.
— А разве может быть иначе? — сказал: очень хорошо ее понимаю.
Разве одним мужчинам любопытно осмотреть и ощупать в подробностях тело партнера? Правда, не думал, что вот так открыто попросит, но оно и к лучшему. Я все-таки чувствую и думаю категориями двадцать первого века, и забитая жена абсолютно ни к чему. Может, и удобно жить, отдавая команды, но я хочу дома спокойствия и комфорта, а не ожидания гадости и врага за спиной. А сей интерес не порок. Скорее, маркер. Чужих мужиков вблизи не рассматривала.
— Когда мы наедине, ты имеешь право выполнять любые фантазии. Например, наброситься на мужа.
Она со смехом так и сделала. Навалилась, пихаясь и толкаясь. Руки у нее на удивление крепкие, без перчаток чувствуются еще не успевшие сойти мозоли, закалилась в трудностях. Однако вес ребенка. Пришлось изобразить поражение, свалившись на спину и издавая стоны, чем очень повеселил усевшуюся сверху.
— Вся ночь впереди. Может, сначала поедим? Нет? Ну тогда не бей меня! Я тебе еще пригожусь.
Глава 11
СЕЛЬСКИЕ КАНИКУЛЫ
— Опостылел он всем, собака, — ничуть не стесняясь Саши, веско ронял слова здоровый мужичина, продолжая бессознательно мять шапку.
Пальцы двигались безостановочно, создавая ощущение, что он сейчас терзает горло врага. За спиной его угрюмо смотрел еще с десяток таких же хмурых типов. Ничуть не сложно представить, как они с топорами в руках кидаются на барина. И почему приказчика до сих пор не срубили, нуждается в расследовании. Или не прост он и имеет за спиной свою личную команду, или не такие уж они ужасные, вопреки виду. Хм… жаловаться не поленились со всей округи сбежаться.
— Не можно боле терпеть его.
— И тебя, барин, обкрадывает, — раздался еще один голос сзади. Это типа подзуживают.
Ни при Меншикове, ни пока деревня числилась за казной, прежние хозяева сюда носа не казали. Сидел в Болотном много лет бессменный приказчик Николай и отсылал куда надо самый мизер годового дохода, не считая налогов. До остального никому дела не было.
Продажа хозяйского леса шла вовсю, и отнюдь не для блага поместья. Все исчезало в кармане надсмотрщика. Деревенских он крепко держал в кулаке. Два-три двора из числа побогаче умасливал и всячески помогал, давая на выбор землю, лес, потому те за него стояли горой.
Естественно, стоило появиться высшей власти в нашем лице — моментально нарисовались недовольные здешними порядками, с удовольствием выложившие всю подноготную. Конечно, я только и мечтал разбирать застарелые дрязги. Вот прямо мыслей других в голове не имел.
— Пожалей, — пробасил мужик тоскливо, управляющий старательно драл с них шкуры, регулярно отписываясь о плохом урожае и ленивых работниках, — спаси.
Он неожиданно встал на колени, а за ним дружненько и остальная орава. Зрелище было сильным. Я к такому мало приучен и до сих пор чувствую себя не в своей тарелке при подобных выходках.
