Андрей Завадский - Утро псового лая. День вторжения-1 (том 1-2)
Глава 5 Ультиматум
Москва, Россия
21 марта
Заходящее солнце вонзало свои лучи в сверкающую стеклом и сталью стену пятидесятиэтажного небоскреба, возвышавшегося над центром Москвы, и походившего на вонзившееся в небо сверкающее копье. Футуристического вида здание, схожих с которым больше не было, казалось памятником прогрессу и предприимчивости, монументом, возведенным в честь тех людей, что ежедневно собирались в его многочисленных кабинетах и залах, преумножая состояние в миллиарды долларов, решая, куда направить финансовые потоки, чтобы получить все большие прибыли. И сейчас на одном из верхних этажей эти самые люди, спешно собравшиеся вместе, вели напряженные переговоры, от исхода которых зависела, ни много, ни мало, их дальнейшая судьба, судьба доставшейся им власти и богатства.
Несмотря на то, что весеннее солнце уже ощутимо пригревало, в одном из помещений, расположенных в самом острие устремившегося в небеса шпиля царила прохлада, обеспечиваемая мощными кондиционерами, а окна были плотно закрыты жалюзи, сквозь которые не проникал ни один луч. Удобно расположившиеся за огромным овальным столом, почти пустым, если не считать нескольких бутылок минералки и высоких стаканов, люди тяжелыми, полными недовольства взглядами смотрели на Максима Громова. Незваный гость, ныне представлявший государство и, казалось бы, обязанный всюду ощущать его поддержку, он невольно поежился, надеясь, что его собеседники не заметили этого. Сейчас было бы абсолютно некстати дать этой стае торгашей заметить то беспокойство и явный дискомфорт, которые не отпускали Максима уже два часа.
В этой просторной светлой комнате, которой больше подходило определение - зал, сегодня собрались, наверное, одни из самых влиятельных в стране людей. Во всяком случае, пока эта встреча не завершилась чем-то определенным, Максим мог считать их таковыми, ведь перед ним сидели члены правления и одновременно собственники крупнейшей в стране корпорации "Нефтьпром", уже много лет фактически монополизировавшей добычу и экспорт нефти и газа за рубеж. По сути, от того, какие решения будут принимать эти люди, совсем недавно зависела судьба не только сотен тысяч работников компании, и даже не государства в целом, а, ни много, ни мало, всей Европы, которая последние годы существовала почти исключительно за счет ввозимого из России топлива. Так было долгое время, но сегодня власти этой кучки дельцов должен был наступить конец. И причиной тому был именно визит Громова, неожиданный для его собеседников, ну или почти неожиданный, ведь свои люди были у них во всех структурах, и наверняка о появлении доверенного лица самого президента их все же успели предупредить, только едва ли это могло чем-то облегчить их участь.
-- Итак, уважаемый Максим Юрьевич, вы предлагаете нам расстаться с контрольным пакетом акций, который, разумеется, перейдет государству, - стараясь скрывать недовольство, сквозь зубы спросил упитанный мужчина явно кавказской внешности. Он непрерывно барабанил пальцами по полированной крышке стола, и от частых движений у Максима уже рябило в глазах, поскольку усыпавшие пухлые пальцы этого человека перстни сверкали в лучах заходящего солнца. - Мы вас правильно поняли?
-- Да, Гоги Зурабович, - уважительно, настолько, насколько это было возможно, ответил Максим.
Громов знал себе цену, и знал, какие силы стоят за его спиной, но Гоги Берквадзе, генеральный директор "Нефтьпрома", а по совместительству и человек, владевший контрольным пакетом акций этой могущественной корпорации, пока еще требовал к себе уважения, или хотя бы видимости его.
-- Все верно, - подтвердил тот, кто сейчас являлся, пусть и сугубо неофициально, эмиссаром Кремля. - Мы, то есть государственная корпорация "Росэнергия", которую я имею честь здесь представлять, хотим приобрести пятьдесят один процент акций вашей компании, то есть ровно столько, сколько находится в вашей собственности. Свою цену мы уже назвали, теперь я жду вашего решения.
Вольготно рассевшиеся за огромным столом мужчины в дорогих - Максим о таких мог только мечтать, хотя и не имел повода считать себя бедным - костюмах, пошитых лучшими мастерами Европы, и шикарных золотых ролексах, многозначительно переглянулись между собой. Громов ощущал исходившую от них ненависть, ведь его появление стало первым признаком падения их могущества и власти, которыми привыкли упиваться эти люди. И никто из них не желал расставаться с этим по собственной воле.
Порой Максиму начинало казаться, что он сидит лицом к лицу со стаей волков, или, точнее, бродячих псов, злобных и яростных, едва сдерживающихся от того, чтобы не вцепиться ему в горло. Громов намеренно явился сюда один, заставив сопровождавших его помощников ждать окончания переговоров снаружи. И у него было верное средство, чтобы сломить сопротивление этой стаи, которым он мог воспользоваться в одиночку.
-- Вы предложили нам едва ли половину рыночной цены, - с заметным кавказским акцентом произнес, нарушив затянувшееся молчание, сидевший по левую руку от Берквадзе финансовый директор корпорации, второй по влиятельности человек в этой огромной могущественной империи. - И, по-вашему, это приемлемое для нас предложение? Мы давно живем по законам рынка, и то, что вы представляете государственную корпорацию, абсолютно ничего не меняет. Я считаю ваше предложение обычной наглостью и, думаю, мои коллеги в этом со мною согласятся.
-- Да, верно, - все присутствовавшие, словно получили команду, заговорили в один голос. - Это дикость, варварство. Вы просто хотите нас ограбить. Это не рыночная сделка, не бизнес. - Мужчины стали оглядываться друг на друга, словно каждый искал у соседа поддержки и одобрения своего праведного гнева.
-- Простите, господа, - начиная ощущать растущее в душе бешенство, насколько мог спокойно произнес Громов, чуть повысив голос. К его удивлению, бормотание тут же утихло, и в его сторону направились заинтересованные взгляды. - Я не совсем понимаю, почему вы считаете предложенную вам сделку не рыночной. Никто не хочет отобрать у вас ваши акции безвозмездно, напротив, мы предлагаем вам хорошую цену в твердой валюте. По-моему, это вполне цивилизованный подход, но уж никак не варварство.
-- Вы хотите забрать наш бизнес за жалкие копейки, - возмутился Берквадзе, нахмурив брови. - На настоящих торгах мы могли бы получить в десять раз больше, как минимум, так почему же мы должны принять ваши условия сейчас? Пока никто из нас не собирается продавать свои акции, а если такое желание возникнет, то мы постараемся сделать это с максимальной выгодой.
-- Тех денег, что я предложил вам, вполне достаточно, чтобы обеспечить не только вашу старость, господа, но еще и старость ваших внуков, даже если те за всю жизнь сами не заработают ни гроша, - усмехнулся представитель "Росэнергии". - Миллионы граждан нашей страны умудряются выживать на десять тысяч рублей в месяц, и им этого хватает, - напомнил Громов, почти не скрывая своего раздражения. - Вы же, господа, получите несоизмеримо больше.
-- Это что, издевательство? - прорычал Берквадзе. - Мне плевать на ваши миллионы граждан. Пусть они живут, как хотят, если ни на что не способны, и не могут сами себя обеспечить, - презрительно фыркнул глава правления "Нефтьпрома". - Всего, что мы имеем, мы добились сами, ни от кого не получая помощи да и не рассчитывая на нее. И теперь вы хотите нас обобрать до нитки, при этом еще убеждая, что мы будем жить лучше, чем ваши миллионы нищих, этих алкоголиков и дегенератов. Нет, мы даже не собираемся больше обсуждать ваше предложение, - отрезал Гоги Берквадзе, энергично мотая головой. - Я думаю, господин Громов, наша встреча подошла к концу.
-- Тому, чего вы добились, вы обязаны труду тысяч простых людей, в нечеловеческих условиях разрабатывающих все новые месторождения газа и нефти, - зло произнес мысленно пославший куда подальше все условности Громов. - И еще вы обязаны этим нашей стране, недра которой оказались богаты столь ценным нынче сырьем. Живи вы в Англии, во Франции, да где угодно, и вы были бы никем. Вам просто повезло, вы оказались в нужное время в нужном месте, и в этом нет ничего, кроме вашей изворотливости простого случая. А потому я считаю, что предложенные вам условия должны быть приняты незамедлительно и без каких-либо возражений. Я уважаю настоящих предпринимателей, тех, кто, рискуя своими средствами, действительно создает что-либо новое, но вы лишь проложили несколько труб от нефтяных вышек до границы нашей страны, и здесь нет искусства бизнеса. Инновациям вы предпочли простую продажу сырья, принадлежащего, как бы избито это не звучало сейчас, всему народу, и за это я не могу испытывать к вам уважения.
-- Что вы себе позволяете? - взревел, приподнимаясь из-за стола Берквадзе. - Это оскорбление, и вы ответите за него. Я прикажу охране просто выкинуть вас вон, и мне плевать, что вы здесь по воле президента. Мне плевать и на президента, если вы хотите знать!
