Магнат (СИ) - Шимохин Дмитрий

— Матвей! Будешь сопровождать господина Тарановского. И смотри в оба!

На что тот лишь молча кивнул.

Не удостоив Рекунова больше ни единым взглядом, я направился к выходу. Изя и растерянный охранник поспешили за мной.

В пролетке мы ехали на Гороховую. Доходный дом купца Яковлева был типичным петербургским строением: с величественным фасадом и грязноватой, гулкой парадной. В полутемном холле нас встретил сонный консьерж в поношенной ливрее, дремавший на потрепанном стуле.

— Куда, к кому? — проворчал он, недовольно глядя на нас.

Я, не говоря ни слова, молча сунул ему в руку хрустящую двадцатипятирублевую ассигнацию. Глаза консьержа полезли на лоб, сонливость с него слетела мгновенно.

— Решил вот навестить доброго друга Мышляева, — с легкой аристократической небрежностью произнес я, пока он прятал «беленькую» в карман. — Слышал, он нездоров нынче. Дома ли он?

— Д-дома, ваше благородие, как не быть дома! — заикаясь, пролепетал он, кланяясь. — Третий этаж, квартира номер семь. Пожалуйте!

Мы поднялись по широкой, но стертой до блеска каменной лестнице.

Я же, чувствуя абсолютное спокойствие, подошел к массивной дубовой двери с медной табличкой и громко, уверенно постучал три раза костяшками пальцев.

Изнутри послышались шаркающие шаги. Замок щелкнул. Дверь приоткрылась, и на пороге появился Мышляев.

Он был в потертом шелковом халате, растрепанный, с желтоватым синяком под глазом. Правая рука действительно покоилась на черной шелковой перевязи.

Увидев меня, он застыл. Удивление на его лице сменилось недоумением, а затем — волной чистого, животного ужаса. Он побледнел так, что синяк под глазом стал казаться фиолетовым, и отшатнулся в глубь квартиры.

— Ты⁈ — только и смог выдохнуть он.

Глава 11

Глава 11

Я спокойно улыбнулся и сказал одно слово:

— Я.

Реакция была мгновенной. Лицо Мышляева исказилось, и он со всей силы попытался захлопнуть тяжелую дверь прямо у меня перед носом. Но я был готов. Моя нога уже стояла в проеме, и дубовая створка с глухим стуком врезалась в нее, не сдвинувшись ни на вершок.

— Не будьте так негостеприимны, — все с той же улыбкой произнес я. — Давайте поговорим.

— Мне не о чем с вами говорить! Убирайтесь! — прошипел он, пытаясь навалиться на дверь.

— Ну зачем же так. — Мой голос стал тихим и вкрадчивым. Я мельком взглянул на его перевязь. — Мы можем поговорить сейчас по-хорошему. Или мне для начала сломать вам что-нибудь еще для большей сговорчивости? Например, другую руку. Выбирайте.

Его взгляд метнулся за мою спину. Там, на лестничной площадке, он увидел еще двоих. Этого было достаточно.

— Чтоб ты провалился… — пробормотал он, отступая в глубь квартиры.

Я вошел первым. Но не стал закрывать дверь. Вместо этого коротко кивнул своим спутникам. Изя, нервно сжимая в руках шляпу, прошмыгнул следом. За ним, тяжело и уверенно ступая, вошел охранник и молча притворил за собой дверь, встав у самого входа. Его фигура полностью заслонила путь к отступлению.

Квартира встретила меня запахом застоявшегося табачного дыма и пролитого вина. Показная роскошь: тяжелые бархатные портьеры, резная мебель красного дерева — соседствовала с откровенным запустением. На позолоченном столике стояли пустые бутылки и грязные бокалы, на полу валялись игральные карты, и на всем лежал тонкий слой пыли.

Я, не дожидаясь приглашения, опустился в одно из кресел. Мышляев остался стоять посреди комнаты, глядя то на меня, то на грозную фигуру охранника у двери.

— Итак, — начал я, закинув ногу на ногу. — Давайте поговорим о случившемся. И о не случившемся.

Мышляев, все еще стоявший посреди комнаты, наконец совладал с первым шоком. Он выпрямился, насколько позволяла раненая рука, и на его лице появилось выражение холодного, циничного любопытства. Он был профессионалом и даже в такой ситуации пытался вернуть себе контроль.

— Любопытная философия, господин… Тарановский, — криво усмехнулся он, намеренно коверкая мою фамилию. — Вы врываетесь в мой дом, приводите с собой свиту и говорите загадками. Чего вы хотите? Я человек занятой.

Я усмехнулся в ответ, обводя взглядом запущенную комнату с пустыми бутылками и разбросанными картами.

— Ну, у вас есть время. Подлечиться, опять же, надо. — Я демонстративно кивнул на его перевязь. — Знаете, Мышляев, я не буду спрашивать, как так случилось, что вы оказались тогда в ресторане и чего хотели. И так все понятно. Я также не спрашиваю, кто вас нанял и для чего!

Мой пренебрежительный тон, очевидно, задел его за живое. Он напрягся, побагровел, словно бык перед атакой. И решил атаковать на единственном поле, которое, как он считал, давало ему преимущество.

— У вас нет чести! — выплюнул он. — Настоящие дворяне так не поступают!

Я ждал этого. На моих губах появилась улыбка, больше похожая на хищный оскал.

— Чести? — переспросил я, и в голосе моем прозвучал лед. — У меня ее явно больше, чем у вас, улан. Вы делаете это ради денег. А я — ради друзей и близких мне людей. Почувствуйте разницу.

Я подался вперед, и мой голос стал тише, но от этого зазвучал еще более грозно.

— Мне не было дела ни до вас, ни до железных дорог. Я спокойно вел свои дела. Пока кое-кто не посмел тронуть… дорогих мне людей. Есть, кажется, такая поговорка: не буди спящего медведя. Вот меня и разбудили. Да по глупости еще и палкой начали в меня тыкать.

Я откинулся на спинку кресла, оставив свои слова повисшими в гнетущей тишине. Мышляев молчал. Его напускная бравада исчезла, сменившись сосредоточенным, оценивающим взглядом хищника, который понял, что встретил другого, более крупного зверя. Наконец он справился с первым шоком, и его губы исказила злая усмешка. Он решил ответить, вернуть себе инициативу.

— Полагаете, что вы медведь? — Он оскалил зубы. — Что ж, на каждого зверя найдется свой охотник, господин Тарановский. Не забывайте об этом.

Я даже не сменил позы, продолжая расслабленно сидеть в кресле, и ответил совершенно спокойно, с легкой философской отстраненностью:

— Мы все смертны, улан. И вы, и я. Но, надо полагать, стреляю я ничуть не хуже вас. А может быть, и лучше. Так что не вы первый, не вы последний.

Я сделал паузу и с легкой, почти сочувственной улыбкой добавил:

— Вам еще повезло, господин Мышляев.

Это последнее замечание стало спусковым крючком. Напускное хладнокровие слетело с него, как дешевая позолота, и он взорвался.

— Повезло⁈ — выкрикнул он, начиная мерить шагами комнату и жестикулируя здоровой рукой. — Мне повезло⁈ Я ранен! И ранен не на дуэли, где все по чести, а в какой-то грязной драке! Неизвестно, как теперь срастутся кости, смогу ли я вообще держать в руке оружие! Моей репутации нанесен урон! Вся моя карьера теперь… — Он осекся, понимая, что в своем гневе говорит слишком много, раскрывая все свои страхи.

Я с той же вежливой улыбкой сочувственно кивнул.

— Действительно, очень печально.

В этот момент донесся тихий, но отчетливый смешок. Это не выдержал Изя.

Мышляев замер на полушаге. Он медленно, как на шарнирах, повернул голову и впился полным ненависти взглядом в моего друга. Его лицо побагровело от унижения. Одно дело — терпеть насмешки от равного противника, и совсем другое — от его прислуги, наверняка он думал что-то подобное.

Он сделал глубокий, прерывистый вдох, зажмурился на мгновение, силясь совладать с собой. Когда Мышляев снова открыл глаза и повернулся ко мне, в его взгляде уже не было ни спеси, ни гнева — только выжженная дотла усталость и деловая сухость. Он понял, что спорить и жаловаться бесполезно.

— Так чего вы хотели? — глухо произнес он. — Говорите. Или покиньте мой дом.

Я откинулся на спинку кресла, снова меняя тон с угрожающего на деловой.

— Я хочу нанять вас, улан. По вашему прямому профилю.

— С чего вы взяли, что я соглашусь иметь с вами дело? — фыркнул Мышляев.