Господин следователь 6 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

Карету снова тряхнуло. Нет, пока писать ничего не станем.

— Об этом не будем, — твердо заявил я. Мне и на самом деле не слишком-то хотелось писать о Насреддине. Написано уже о нем. Но Аньке сказал:

— Идеи есть, но там везде Насреддин то с султаном спорит, то еще с кем-нибудь. Он обязательно правителя в дураках оставить должен.

— А… — понятливо закивала Анька. — Цензура…

Вот-вот, еще и цензура. С бедным Буратино я вообще не понял — к чему там было придираться? Вишь, усмотрели в папе Карло Карла Маркса. Образованные цензоры пошли. Вон, у Пушкина, золотой петушок царю по башке настучал — и, ничего. Не то времена были помягче, не то потому, что это был Пушкин.

А не украсть ли нам снова у Алексея Николаевича Толстого? Нравится он мне, числю в любимых писателях. А у кого и красть, если не у любимых? У меня, правда, экзамены, но быть такого не может, чтобы хотя бы часик в день не удалось освободить.

— Аня, осилим книжечку о полете на Марс?

— Осилим, — бодро отозвалась Нюшка. — А Марс, это где? Вроде, звезда на небе?

[1] Разумеется, все мои читатели знают, что это написал Александр Сергеевич Пушкин, но все-таки, указываю.

[2] Смею надеяться, что на книжной полке у главного героя стоит все-таки не сам Винклер, а книга, им написанная. У автора, например, П. фон Винклер. Оружие. — М.: Софт-Мастер, 1992

Глава десятая

Предложение профессора Легонина

Декан юридического факультета Московского императорского университете, профессор и член Правления Виктор Алексеевич Легонин — человек очень занятой. Тем не менее, еще и аккуратный. У батюшки имелась предварительная договоренность, что декан примет соискателя и тот не забыл, и не перенес встречу.

Виктор Алексеевич принимал меня не в деканате, хотя мне было любопытно посмотреть — как в нынешнем времени выглядит деканат? а в своем кабинете, на двери которого красовалась надпись: «Докторъ медицины, ординарный профессоръ Легонинъ В. А.». Подумалось — а может, в эти годы у каждого профессора имеется свой собственный кабинет? Барство, однако. Вон, у нас все доценты с кандидатами, доктора и профессора сидят в одной комнате с надписью «преподавательская». Эта комната вообще многофункциональная — место для чаепитий, для заседаний кафедры, а по праздникам еще и фуршетная.

Легонин — человек еще далеко не старый, а по моим меркам даже и молодой для декана факультета — за пятьдесят, в оговоренное время ждал меня в своем кабинете. Я слегка удивился, что профессор был в цивильном платье, хотя, по своему чину надворного советника имел полное право — да и должен был, носить мундир. Ну да господину декану виднее, что носить. Так я и сам явился на собеседование в цивильном костюме, а свой орден, подлежащий постоянному ношению, прикрыл лацканом пиджака. Чисто формально — я при ордене, зато в глаза мой «владимир» не бросается.

Виктор Алексеевич чем-то напоминал мне Николая Гавриловича Чернышевского на поздних фотографиях — не то овалом лица, не то длинными волосами и очечками. Правда, у Чернышевского борода погуще и подлиннее.

— Итак, Иван Александрович, вы хотите сдавать экзамены экстерном?

Как я полагаю — вопрос риторический. Иначе, с чего бы меня вообще занесло в университет? Да и с батюшкой он уже списался. Но разговор с чего-то нужно начать, верно?

— Так точно, — кивнул я.

— Как вы оцениваете уровень собственной подготовки? — спросил декан.

Ответил честно:

— Оцениваю его примерно… на удовлетворительно с большим минусом.

— Как это? — удивился Легонин.

— По некоторым дисциплинам знания больше, по некоторым меньше. Историю знаю на хорошо, юриспруденцию хуже. Если взять ваш предмет, то с уровнем студента, что слушал весь курс — жалкие крохи. Но как практик, по моему мнению, заткну за пояс выпускника университета. И не потому, что я такой умный, а именно из-за собственного опыта.

— Любопытно, — хмыкнул профессор.

Положив локти на стол, сцепил пальцы обеих рук, положил на них подбородок и внимательно посмотрел на меня. Подумав немножко, спросил:

— Итак, господин следователь, каковы ваши действия, если вы прибыли на место происшествия? Рассказывайте не то, что прочитали в учебнике, а то, как это бывает на самом деле.

— Прошу прощения, господин профессор, разрешите уточнить? Я прибыл вместе с доктором или один? — деловито поинтересовался я.

— А в чем разница? — не понял профессор.

Если господин профессор Московского университета желает знать реальную картинку, так я и стану отвечать так, как оно бывает.

— А в том, что если я прибыл один — не так, чтобы в одиночку, а, допустим, с полицией, а доктор приедет позже, то я, первым делом, должен проверить — действительно ли человек мертв? Если я прибыл с доктором, то…

— Что — то…?

— Наш доктор человек очень суровый — не любит, если профаны, вроде меня, стоят над душой и пытаются давать советы. Я постараюсь не попадаться нашему доктору под горячую руку. Поэтому, пока медик занят делом, постараюсь сделать осмотр места происшествия, даже начну писать протокол. Но постараюсь не мешать доктору, потому что иначе могу сильно огрести… Вот, чуть позже, когда он завершит свое дело, тогда и меня подпустит.

— Доктор осмеливался угрожать сыну вице-губернатора? — повеселел Легонин. Поправился: — А теперь уже и сыну товарища министра?

— Этот может, — улыбнулся я. — Но я на него не сержусь. Дело свое знает великолепно, хотя и ворчит — что без меня ему было бы лучше.

— А кто же у вас такой строгий?

— Господин Федышинский, — доложил я.

— Михаил? — изумился профессор.

— Так точно — Федышинский Михаил Терентьевич, статский советник в отставке. Бывший военный медик, ныне частнопрактикующий врач, часто оказывает нам помощь. В крупных городах врачей много, а у нас их всего четверо. И нам удобнее одного Федышинского дергать, и ему прибавка к пенсии. А вы с ним знакомы?

— Не то слово! — заволновался декан. — Мы же с ним вместе учились, потом вместе факультет закончили по ускоренной программе, вместе на Крымскую войну ушли. В самом начале даже в одной операционной служили, потом только по разным раскидали. Только он так и остался армейским лекарем, а я вернулся.

— Злодей он, Михаил Терентьевич, — проворчал я. — Мог бы и похвастаться, что знаком с деканом юридического факультета. Глядишь, письмо бы рекомендательное вам дал. Правда, — сказал я, решив все-таки отдать должное нашему местному эскулапу. — Федышинский человек скромный. Я даже в мундире, при орденах, его всего один раз видел. О войне вообще разговаривать не любит, если и вспоминает что-то, только какие-нибудь байки.

— А чего войну вспоминать? — слегка скривился Легонин. — Ничего хорошего в войнах нет. Единственное, что можно сказать в ее пользу, так это то, то она двигает вперед медицину.

— Так точно, — кивнул я. Решил немножко похвастать своими знаниями, сказал: — Господин Пирогов применил гипсовые повязки при переломах, чем спас многих раненых от ампутаций, начал использовать наркоз, ввел медицинскую сортировку раненых, регламентировал их транспортировку.

— А что за достижения у Пирогова в области транспортировки раненых? — с удивление вскинул брови Легонин.

Тьфу ты, о транспортировке раненых писал Склифосовский. А Склифосовский не участвовал в Крымской войне.

— Прошу прощения, — быстренько повинился я. — Работу о транспортировке раненых написал Николай Васильевич Склифосовский. Но Николай Иванович Пирогов достиг того, что раненых, с переломами, после наложения гипса можно было перевозить.

— Отличные знания для бывшего студента-математика, — похвалил меня Легонин.

Виктор Алексеевич взял часы, лежавшие на столе, щёлкнул крышечкой, глянул на циферблат.

— Но все-таки, что что вы сможете определить прямо на месте, если вас вызвали на труп?

Вишь, не унимается господин декан. Что ж, придется мне отвечать.