Вера Ковальчук - Эльфред. Юность короля
— Сам считай, — сказал Эльфреду Алард. — Дважды по четырнадцать, да еще столько же во вторую смену. Да эрл, да кормчий.
— У датчан эрл зовется ярлом.
— Да, верно. Но все равно, не больше шестидесяти. Нас больше.
— Когда датчан это смущало?
— Но мы же не керлы, одеревеневшие от работы. Мы — воины. Мы не слабее их.
— Хочется в это верить, — негромко проговорил Эльфред.
Он вернулся в Солсбери позже Этельреда. Брат, правда, явился в замок совсем недавно — ему надо было распустить армию, обсудить произошедшее со своими эрлами и определить, сколько дополнительного золота каждый из них заплатит в счет выкупа датчанам и в счет королевской доли податей, конечно. Король был невесел, оно и понятно. Он выдержал нелегкий разговор с женой, которая яростно утверждала, что не писала никаких писем дифедскому королю Родри Мауру, что это он ей написал, предлагая брак между Эльгивой и одним из внуков валлийца.
— Ты лжешь! — ответил Этельред. — Я знаю, что ты мечтаешь править в моем королевстве. Сказать по правде, я жалею, что ни разу не брался за вожжи.
— Только попробуй! — крикнула в ответ Вульфтрит. Чувствуя, что они становятся нежелательными свидетелями семейной ссоры, из покоев королевы стали разбегаться служанки и придворные дамы. — Ты дождешься того, что мой отец вторгнется в Уэссекс.
— Да ты представляешь, что станет с твоим отцом-герцогом и его маленьким Корнуоллом, если он посмеет поднять на меня оружие?
— Ничего с ним не будет. Это с тобой будет и с твоим хлипким королевством. Это ты руки опускаешь перед датчанами, это ты не способен с ними драться!
В ответ последовала хлесткая пощечина. Немного растерянный, раздосадованный своей несдержанностью, Этельред развернулся и вышел, а вслед ему неслась прекрасная, отборная брань, достойная рыночной торговки. Подбоченившись, Вульфтрит кричала мужу вслед, довольная, что последнее слово все-таки осталось за нею. На пощечину она и вовсе не обратила внимания.
Королева не унывала. Она была уверена, что рано или поздно дожмет супруга. Возможность выдать замуж дочь манила ее сладостной перспективой рано или поздно стать королевой Валлии. Родри не вечен, его сыновья тоже. Они нажили себе столько врагов, что можно надеяться, вскоре их постигнет невеселый конец. И тогда через дочку можно будет наложить лапу на наследство. Глупец-муж этого не понимает — значит, надо его переубедить. Вульфтрит была уверена, что дни мощной дифедской династии сочтены. Может быть, она верила в недолговечность рода валлийских королей именно потому, что ей очень хотелось этого.
Раздосадованный Этельред отправился на охоту — развеивать дурное настроение, потому вернувшийся в Солсбери Эльфред и не застал его. Принц заверил Редрика Велла, что на побережье все относительно спокойно, и отправился посмотреть на сына. Тот немного подрос, уже не казался таким черепично-красным, как прежде, и распахнул навстречу папе голубые глазенки. Правда, понимания в них не появилось. Пахнущий дымом, потом и лошадью Эльфред ненадолго склонился над колыбелькой и тут же был отогнан женой.
— Ты его испугаешь. Хотя бы кольчугу снял.
— Кольчуга должна быть по вкусу будущему воителю, — возразил молодой отец, распустил ремешки на боках и под мышками, с трудом стащил доспех через голову, расправил ее на постели («Испачкаешь»! — воскликнула Эльсвиса) и, аккуратно вынув ребенка из люльки, положил сверху, на железную рубаху.
Ребенку кольчуга не понравилась. Он наморщил нос, несколько раз хныкнул и уверенно лягнул отца пяткой сквозь пеленку, в которую был укутан.
— Наш человек, — проговорил довольный Эльфред.
— Да он же еще малыш, — упрекнула жена. — А ты уже рвешься воспитывать из него воина. Подожди, потерпи. Когда подрастет, будешь приучать его и к доспеху, и к мечу.
— Воинов воспитывают с рождения, — назидательно ответил принц. — Ну-ну, детка, вот родишь девочку — и никто из нее воина делать не будет. Когда ты ее родишь? — муж погладил жену по животу.
Та мгновенно залилась краской, но, помедлив, ответила:
— Когда ты вновь начнешь проводить у меня ночи.
— А когда это будет возможно?
— Скоро. Уже скоро. Я скажу, когда.
— Что ж, буду ждать.
А вечером он опять пошел к Эдит. Пришлось терпеть, когда она закончит молитву, и, постукивая каблуком в коридоре, мужчина нервничал и злился. Он испытывал такое желание, что впору врываться к ней и тащить за собой силой. Потом дверь распахнулась, и почти с порога молодая вдова ухнула в его объятия. Она пахла зеленью и едва-едва — розовой водой. Ароматную воду считали своим долгом изготавливать почти все знатные дамы, в течение долгих недель настаивая в ней лепестки роз, а потом умываясь водой с легким ароматом или добавляя в сладкие пироги. Точно так же делом чести женщины благородного происхождения было уметь растить и обрабатывать целебные и пряные травы, готовить вкусные блюда, отлично прясть-ткать и шить-вышивать.
Эльфред обхватил женщину за талию.
— Не здесь, — прошептала она. — Я так соскучилась.
— Я тоже, — ответил он. — Куда пойдем?
— Никуда. Подожди, я выгоню служанок, и ты ко мне придешь. Хорошо?
— Просто замечательно.
— Я соскучилась, — повторила она, проскальзывая обратно за дверь.
Принц отступил за угол. Ему пришлось ждать не слишком долго — служанки хохочущей стайкой выпорхнули из залы бывшей королевы и рассеялись по коридорам. Брата короля не волновало, заметили ли они его, или нет, он думал только об Эдит и о пустой зале, где с ней можно будет встретиться без свидетелей и с удобством. Он не стал дожидаться, когда женщина позовет его, быстрым шагом подошел и толкнул дверь рукой.
Эдит ждала, стоя посреди комнаты. Ее лицо, обычно такое невозмутимое, полыхало восхитительным румянцем. Из-за него скулы ее казались еще крупнее, а нос — еще длиннее, и остатки ее красоты начисто съело смущение. Но очарование французской графини стало только больше. Мужчина, задержавший шаг на пороге, даже не задумывался, красива она или нет. В этот миг она казалась ему самой прелестной женщиной мира, самой притягательной и вожделенной, и от ее аромата, от изгибов ее фигуры, от взгляда, горячего, как пламя, у него закружилась голова.
Он шагнул в залу и ногой закрыл за собой дверь.
А потом они лежали на полу, застеленном несколькими медвежьими шкурами, пушистыми на диво. Он рассеянно гладил ее по обнаженному плечу, а она подтягивала повыше край плаща и делала вид, что смущается.
— А я не привез тебе подарок, — сказал он.
— Ну и что? Я попросила тебя просто так. Чтоб попросить хоть что-нибудь, — едва слышно рассмеялась она. Помолчала. — Я тебя люблю, знаешь…
— Хм… — ответил он. А что тут еще ответишь?
— Ну, скажи мне что-нибудь, — весело подтолкнула она. — А ты меня?
— Я не знаю, — честно ответил он. Эльфред не давал себе труд задумываться о подобных вещах. Он знал, что любит жену и сына, иначе и быть не могло, а все прочее было неважно.
— Да, конечно, — Эдит вздохнула. — Мужчин бессмысленно спрашивать о подобных вещах.
Она еще разок вздохнула — уже куда тяжелее, и поднялась со шкур. Накинула длинную белую тунику, сверху — свое зеленое платье, расшитое с подлинным искусством. Затянула тканый поясок, искрящийся стеклянными бусами. По спине струились роскошные темно-русые локоны, в которые она запускала пальцы, как скупец погружает руки в золото. Казалось, женщина наслаждается своей красотой, но в глазах восхищенного мужчины это было совершенно естественно.
— Ты даже не представляешь себе, что это такое — быть вдовой, — проговорила она.
— Да, — согласился Эльфред, улыбаясь. — Стать вдовой мне не светит. Самое большее — вдовцом… Не дай Бог.
— Ты даже не представляешь, — повторила она. — Мне ведь было всего восемнадцать, когда умер мой второй муж. Да и сейчас я не старуха… Ты думаешь, раз я вдова твоего отца, так я тебе в матери гожусь? Это не так. Ведь я всего на пять лет старше тебя. А для меня уже все кончено.
— Зачем ты так говоришь? Ты — замужняя знатная дама, у тебя дети… Дети?
— Да, — Эдит фыркнула. — Дети.
— Дети — это здорово.
— Зато муж — жирная скотина, — ответила она. — Жрет и спит. Толку с него никакого.
— Ты просто не любишь его, — примирительно сказал Эльфред.
— Конечно, не люблю, — удивилась она. — Я люблю тебя.
— Тебе кажется. Ты плохо меня знаешь.
— А разве надо знать человека, чтоб полюбить его?
— Эдит, — в его устах это имя звучало, как ласка. Он с удовольствием выговаривал его, будто это не имя, а ладный стих или баллада о предках-героях — Эдит.
И притянул ее к себе.
Они еще долго были заняты друг другом, а перед расставанием она, будто законная жена, помогла ему надеть тунику и зашнуровать ворот. Ее начало томить беспокойство, ведь для такой знатной дамы, какой она являлась, было неприлично и попросту недопустимо так долго находиться в одиночестве в своей комнате. Еще несколько минут, и служанки наверняка что-нибудь заподозрят, если уже не заподозрили. Их надо обязательно позвать, иначе не оберешься неприятностей.
