Алексей Евтушенко - Стража Реальности
Впрочем, архитектура архитектурой, а исторические факты историческими фактами. Предполагать я мог всё, что угодно, но точное знание о прошлом и настоящем этого мира скрывалось в тех источниках, доступ к которым у меня пока был ограничен. То есть на данный момент из всех возможных источников я мог в полной мере воспользоваться только одним — свежим номером газеты «Русский вестник», купленным мной в киоске неподалёку от дома Марты. Но и его просматривать я не спешил — слишком много впечатлений на меня сразу навалилось в этом мире, и все их следовало хоть как-то упорядочить. Что сделать было весьма нелегко, ибо количество этих самых впечатлений по мере моего приближения к Китай-городу не уменьшалось.
Поэтому к тому времени, как я пересёк Красную площадь (без мавзолея Ленина) и добрался через Варварку к Хитровке, мои глаза и мозг хоть и продолжали с прежним вниманием фиксировать особенности этой новой для меня Москвы, но душа и сердце уже несколько успокоились и воспринимали окружающее с несколько отстранённым и холодноватым профессионализмом.
На Хитровском рынке мне не пришлось долго искать того, кто купил бы у меня золото, не спрашивая документы — знакомая и по собственной реальности, но иным временам рукописная табличка «Куплю золото» если и не бросалась в глаза, то особо и не пряталась.
Сначала я продал за сто семьдесят рублей (двадцатку удалось выторговать) один пятидесятиграммовый слиток невзрачному парню в потёртом джинсовом костюме и скучным выражением лица, а затем, убедившись, что деньги не фальшивые, вернулся, и он охотно приобрёл у меня ещё сто граммов золота по той же цене. Таким образом я стал обладателем весьма неплохой для этой альтернативки суммы в пятьсот десять местных рублей, и у меня ещё оставался НЗ размером в сто пятьдесят граммов золота.
Как ни избито звучит, но с деньгами человек себя чувствует гораздо спокойнее и свободнее, нежели без оных. Нет, я понимаю, что есть люди, которым совершенно по фигу, шуршат-звенят у них в кармане деньги или нет. Такие личности обладают безграничной внутренней свободой и не задумываются над тем, как им прожить день. Хлеб наш насущный даждь нам днесь. Он, господь, и даёт, конечно. А уж этим уникальным ребяткам с особым удовольствием. Но лично мне одного хлеба маловато. Я хочу ещё и дело сделать, для успеха которого только внутренней свободы, пусть даже и безграничной, недостаточно. Во всяком случае, для меня.
Впрочем, прежде, чем дело продолжать, его следовало обдумать. Теперь, с деньгами и нежданной крышей над головой, этим можно было заняться спокойно и не торопясь. Хотя именно эта нежданная крыша и её хозяйка Марта и вызывали у меня некоторое беспокойство, причину которого я пока не мог для себя как следует уяснить.
Поднявшись по Трёхсвятительскому переулку до Бульварного кольца, я обнаружил то, что сейчас мне и было нужно: книжный магазин на углу и открытое кафе под голубым тентом на другой стороне Покровского бульвара.
В магазине был только один зал, разделённый стеллажами на тематические отделы, но здесь я довольно быстро нашёл то, что интересовало меня в первую очередь — книги по истории цивилизации вообще и России в частности. Они так и назывались: «Популярная история. От древних шумеров до наших дней» и «Россия и Сибирь Казачья: две страны — одна цивилизация. Исторические очерки». Для начала этого мне было вполне достаточно, но я всё-таки не удержался и пробежал глазами здешние биографии Михаила Юрьевича Лермонтова и Александра Сергеевича Пушкина в пятитомном собрании сочинений первого и двухтомнике второго.
Так и есть. Оказывается, в этом мире Александр Сергеевич погиб тоже на дуэли, но гораздо раньше — в апреле 1827 года в Москве. Дрался с неким Соломирским и, ясное дело, из-за бабы. Точнее, княжны Софьи Урусовой, дочери князя Александра Михайловича Урусова. Нелепая смерть. Тем более, как я понял, у Пушкина и видов-то особых на эту Софью не было. Просто весной 27-го года он чуть не каждый вечер бывал в доме Урусовых, его там хорошо принимали… Хм, бог его знает, конечно, что там могло произойти на самом деле. Зная любвеобильность солнца русской поэзии и его горячий и вспыльчивый нрав… Как бы то ни было, господин Соломирский его застрелил. Чёрт, и фамилия ведь какая-то невзрачная и совсем не воинственная. Соло-мирский. Тьфу, прости, господи. Какие уж тут дуэли с такой фамилией. А поди ж ты! Нет, Дантес в этом смысле грознее звучит. Но закон исторической компенсации не обманешь. Раз Александр Сергеевич погиб вроде как раньше положенного, то пришлось Михаилу Юрьевичу взваливать на себя недоношенное бремя русской изящной словесности. И доносил-таки, сумел. Прожил Лермонтов в этом мире пятьдесят два года, проявил себя в полной мере истинным гением художественного слова, стал не просто родоначальником русской психологической прозы, но и достиг мировой литературной славы, предвосхитив Достоевского своим знаменитым циклом «городских» романов…
Н-да. Теперь ясно, почему площадь его именем назвали. Ладно, теперь посмотрим, что у нас вообще с историей.
Мельком бросив взгляд на стеллаж с русской фантастикой и отметив про себя, что пара фамилий любимых мною авторов присутствует и в этой реальности, я расплатился и направился в кафе. С целью выпить пива, пообедать и заодно в спокойной обстановке полистать книги и обдумать свои дальнейшие планы и действия.
Глава 13
Альтерра. Россия и Сибирь Казачья
— Значит, давай ещё раз и подробно. Есть уверенность, что мы точно вычислили их штаб-квартиру?
— Абсолютно. Во всяком случае, одну из.
— Их может быть несколько?
— По нашим сведениям, в Москве — одна. Это точно. Главная.
— А в других городах?
— Насколько мне известно — нет. Возможно, в других странах. Но точные данные отсутствуют.
— Может быть, стоит попытаться навести справки? Осторожно.
— Не думаю, что сейчас для этого хорошее время.
— Слабая позиция?
— Именно так. Противник сразу учует, что мы обладаем серьёзнейшей информацией, которой нет у них. И кинется эту информацию добывать. Любым путём. А наши позиции, как вы совершенно верно заметили, слабы. Можем легко утратить имеющееся хотя бы в этом преимущество.
— Хорошо, согласен. Тем более что нет уверенности в том, что они там между собой тесно сотрудничают.
— Думаю, слишком обольщаться всё же не стоит. Тесно не тесно, а сотрудничают наверняка. Или, во всяком случае, хорошо знают друг друга. Но в основном, согласен, действуют каждый на своей территории.
— Чёрт, всё-таки очень плохо, что вы упустили этого… как его…
— Мартина. Так он себя называет. Мартин Станкевич.
— Да, Мартина. Допросить бы его с пристрастием… Всё бы знали сейчас.
— Виноват, товарищ генерал. Из-под носа ушёл. Уж больно ловок оказался.
— Ладно, что уж теперь. Это я так, ворчу, напряжение сбрасываю. Не обращай внимания. Продолжим. Сколько у нас времени? Двое суток?
— Это в самом лучшем случае. Реально нужно рассчитывать на сутки.
— Мало. Вот скажи, отчего это нам вечно не хватает времени? Специфика профессии?
— Нам хватит, товарищ генерал.
— Надеюсь. Нет, ну какие сволочи! Мало им своего мира — в наш лезут! И ведь не просто лезут с целью, там, изучения-наблюдения. Хрена! Вмешиваются напрямую. Нагло, с оружием в руках. По какому праву? Что ж. Как они к нам, так и мы к ним. Не уничтожим, так хоть отвадим. Глядишь, в следующий раз десять раз подумают, прежде чем сунуться. Сколько человек предполагаешь задействовать? И кого именно?
— Вот здесь я хотел бы с вами посоветоваться, товарищ генерал. Дело в том, что все эти люди идут практически на верную гибель и…
* * *Кафе называлось «Иртыш», и я счёл это добрым предзнаменованием. В этот полуденный час там почти не было посетителей, что вполне меня устраивало. Я выбрал дальний столик, сел лицом ко входу и жестом подозвал девушку-официантку.
— Здравствуйте, — улыбнулась она дежурной улыбкой и положила передо мной меню.
— Здравствуйте, — улыбнулся я в ответ. — Знаете, терпеть не могу изучать меню. Давайте поступим проще. Что вы можете мне посоветовать из горячих мясных блюд?
— Лучше всего у нас получается тушёное мясо с капустой, — быстро сориентировалась девушка, и это мне понравилось.
— Очень хорошо, — согласился я. — Значит, давайте его. Салат?
— Из свежих овощей. Помидорчики, огурчики…
— Хорошо, давайте. И пиво. Какое у вас?
— Есть датское «Туборг», есть сибирское «Золотой восход», есть наше «Старое московское».
— Светлое?
— Есть и тёмное.
— Холодное?
— Обижаете.
— Две кружки светлого. Одну «Золотой восход» и одну «Старое московское». Пока всё. Пиво, если можно, сразу.
Девушка кивнула и отошла, а я закурил и достал из сумки книгу «Россия и Сибирь Казачья: две страны — одна цивилизация. Исторические очерки».
