Джон Толкин - Смерть Артура
Как именно мой отец представлял себе такое сочетание, я ответить не в состоянии. Возможно, из-за отсутствия более точной датировки я вынужденно объединил – как совпадающие по времени – идеи, никак не связанные между собою, которые возникали и отбрасывались в пору бурного творческого подъема. Но я повторю здесь то, что уже говорил в книге „Утраченный путь“ и другие работы» (стр. 98) о намерениях моего отца касательно его книги о «путешествии во времени»:
В это время, с появлением в концепции «Средиземья» ключевых идей Низвержения Нуменора, Мира, ставшего Круглым, и Прямого Пути, и замысла истории о «путешествии во времени», в котором весьма значимая фигура англосакса Эльфвине должна была «перенестись» как в будущее, в двадцатый век, так и в многослойное прошлое, отец намечал обширное и недвусмысленное сопряжение своих собственных легенд с легендами многих иных земель и времен – все это было связано с преданиями и мечтами народов, живших по берегам великого Западного моря.
* * *В завершение остается рассмотреть отцовские заметки, касающиеся истории Ланселота и Гвиневеры (см. выше). Мы узнаем, что Ланселот, с запозданием возвратившись из Франции, поскакал на запад от Ромериля «по пустынным дорогам» и что он повстречал Гвиневеру, «выехавшую из Уэльса». Повествование уже было задумано как радикальный отход от строфической «Смерти Артура», которой близко следовал Мэлори (его рассказ я кратко суммирую на выше). Из отцовских заметок, пусть и очень кратких, вне сомнения следует, что его Гвиневера в последующие годы знать ничего не знала о монастыре, равно как и об унылых «постах, молитвах и делах благотворительных», и уж конечно, не стала бы обращаться к Ланселоту в таких словах:
«…But I beseche the, in alle thynge,
„Будь счастлив – но в делах во всех
That newyr in thy lyffe after thysse
Впредь и до самого конца,
Ne come to me for no sokerynge,
Не у меня ищи утех,
Nor send me sond, but dwelle in blysse:
Ко мне с письмом не шли гонца.
I pray to Gode euyr lastynge
Помочь мне искупить мой грех
To graunt me grace to mend my mysse“[96].
Молю я Господа-Творца».
А его Ланселот тем более не стал бы отвечать теми словами, что приведены у Мэлори:
«Как, возлюбленная госпожа моя, – сказал сэр Ланселот, – неужели вы желаете, чтобы я вернулся в мою страну и там женился? Нет, госпожа, знайте, этого я никогда не сделаю, ибо я никогда не нарушу данной вам клятвы. Но доля, к которой я вас привел, станет и моей долей. Я заслужу милость божию и в особенности буду молиться за вас».
В изложении моего отца встреча Ланселота и Гвиневеры, приехавшей из Уэльса, была совершенно иной. Ее предвосхищают строки третьей песни:
Чуждым ей мнился он,
как от порчи пагубной переменившись
Чужой она мнилась,
переменившись. Над пучиной стоял он
изваянием каменным, изверясь в надежде.
Простились в муке.
В строфической «Смерти Артура» последняя встреча и расставание в монастыре исполнены глубокой скорби:
But none erthely man covde telle
Но никому не описать,
The sorow that there by-gan to bene.
Какое их постигло горе.
В повести Мэлори «они стонали жалобно, словно пронзенные копьем» (см. выше); однако решение их было твердым и окончательным. В заметках к «Гибели Артура» (см. выше) их последняя встреча отмечена ощущением опустошенности и уныния. В первом из набросков Ланселот спрашивает у Гвиневеры только одно: «Где Артур?» И, хотя, конечно же, настрой здесь совершенно другой, есть в этой сцене нечто от мучительной проникновенности того вопроса о Турине, с которым умирающая Морвен обращает к Хурину: «Если ты знаешь, расскажи мне! Как удалось ей отыскать его?» Хурин ничего не сказал; и Гвиневере тоже ответить было нечего. Ланселот «отворачивается от нее».
В другом наброске, касающемся их последней встречи, говорится, что в сердце Ланселота не осталось иной любви, кроме как к Артуру; Гвиневера утратила над ним всякую власть. Повторяются слова третьей песни: «Простились в муке», но теперь добавлено: «холодно и без сокрушения». Этот Ланселот отнюдь не собирается провести свои последние годы в постах и покаянии и доживать жизнь в воздержании столь суровом, чтобы он «вовсе отощал и обессилел». Он отправился к морскому берегу и узнал от живущего там отшельника, что Артур уплыл на запад за океан. Ланселот поднял парус, последовал за Артуром, и более о нем никогда не слышали. «Нашел ли он его на Авалоне и вернется ли, никто не знает».
Будущее Ланселота описывается поэтом в заключительных строках третьей песни. Хотя на душе у рыцаря стало легче и он преисполнился новой надежды в Бенвике, после того как миновала гроза, «часа не знал он»:
Стеченье судеб сменилось отныне,
Прилив отхлынул потоком быстрым,
Смерть стояла пред ним, и сочлись дни его
Вне вех времени; не вернется он снова
В страны смертных, пока стоит мир.
Можно предположить, что отец воспринимал свою версию ухода сэра Ланселота как своего рода реконструкцию повести о Туоре, отце Эаренделя (Туор был сыном Хуора и братом Хурина; он женился на Идриль Келебриндал, дочери Тургона, короля Гондолина). В «Квенте» 1930 года о нем рассказывается так:
В ту пору ощутил Туор, что подкрадывается к нему старость, и не мог уже отрешиться от тоски по морю, что владела им; потому выстроил он могучий корабль, «Эарамэ», «Орлиное Крыло», и вместе с Идрилью отплыл на Запад, держа курс на заходящее солнце, и более не говорится о нем в преданиях ни слова.
Впоследствии Эарендель построил «Вингелот» и отправился на нем в великое плавание, преследуя двойную цель: отыскать Идриль и Туора, которые так и не вернулись, и «мнил, что, возможно, удастся ему достичь последнего брега и, прежде чем истечет отмеренный ему срок, доставить Богам и эльфам Запада послание». Но Эарендель не нашел Туора с Идрилью и в том первом путешествии на запад не добрался до берегов Валинора.
В последний раз мы видим Гвиневеру, когда она издалека провожает взглядом паруса Ланселотова отплывающего корабля: она «видит, как его серебряное знамя исчезает под луной». Упоминается о том, что она бежит в Уэльс, спасаясь от «людей востока». Судя по
нескольким набросанным карандашом фразам, отныне в ее жизни, по-видимому, не осталось ничего, кроме горестного одиночества и жалости к себе; «но хотя горе было ее уделом, не говорится, что она больше печалилась о других, нежели о себе». Две стихотворных строки (см. выше), набросанные отцом, носят характер эпитафии:
В сером сумраке состарилась Гвиневера,
Все утратила та, что всего алкала.
Эволюция поэмы
«Древнеисландские» поэмы моего отца, «Песнь о Вельсунгах» и «Песнь о Гудрун» отличает примечательная черта: от всей работы, предшествовавшей законченному тексту, осталось лишь несколько страниц, и, помимо них, «никаких ранних набросков не сохранилось» («Легенда о Сигурде и Гудрун» (стр. 51). Безусловно, этот материал существовал – но на какой-то стадии был утрачен. Ситуация с «Гибелью Артура» совершенно иная: «окончательной» редакции текста, опубликованной в этой книге, предшествует около 120 страниц черновиков (дошедших до нас, что неудивительно, в беспорядке). Продвижение от самых ранних наработок (зачастую не везде поддающихся прочтению) можно по большей части отследить по последующим рукописям, в которые вносилось множество исправлений. В отдельных частях поэмы противоречивые детали – это следствие параллельной проработки разных версий и перенесения целых фрагментов текста из одного контекста в другой.
Поразительно, сколько времени и размышлений мой отец затратил на это произведение. Разумеется, можно было бы привести здесь полный и подробный текстологический аппарат, включая анализ каждого изменения, возникавшего в очередной рукописи, пока мой отец неустанно оттачивал размер или подыскивал более удачное слово или оборот в рамках аллитерационной системы стихосложения с ее жесткими правилами. Но задача эта колоссальная и, на мой взгляд, несоразмерна затраченным усилиям.
С другой стороны, опустить все текстологические комментарии означало бы утаить чрезвычайно интересные и важные детали создания поэмы. Это особенно справедливо в случае песни III – ведь именно она составляет ядро произведения: наиболее проработанная, она больше прочих менялась в процессе. Я привожу довольно подробный анализ (более подробный, нежели может показаться целесообразным, и местами неизбежно неудобочитаемый) этой эволюции, как я ее себе представляю. Однако в текстологических комментариях к поэме я зачастую опускаю мелкие поправки, подсказанные соображениями метрики и стилистики.
