Роберт Хайнлайн - Дверь в лето
Пятого марта 2001 года, в понедельник, я пришел в бюро найма, встал в очередь к клерку, заполнил дюжину анкет, никак не связанных с инженерией и еще одну, связанную… и мне сказали: не звоните нам, мы сами вам позвоним.
Я не отступился и сподобился предстать перед очами заведующего бюро. Он неохотно просмотрел единственную путную анкету и объявил, что моя профессия ничего не значит, ибо с тех пор прошло тридцать лет.
Я объяснил, что пролежал все эти годы в анабиозе.
– Это еще хуже, – ответил он. – Мы не нанимаем людей старше сорока пяти лет.
– Но мне нет сорока пяти. Мне только тридцать.
– Извините, но вы родились в тысяча девятьсот сороковом году.
– А что же мне теперь делать? Пойти и застрелиться?
Он пожал плечами.
– На вашем месте я попросил бы работу по возрасту.
Я поспешил выйти, прежде чем сформулировал достойный ответ. Затем прошел три четверти мили до главного входа и вошел. Генерального Директора звали Кертис. Я объявил, что желаю встретиться с ним.
Двух первых клерков я оставил позади, просто объяснив, что у меня есть дело к директору. «Горничные, Инкорпорейтед» не пользовались своими клерками-автоматами, здесь предпочитали плоть и кровь. Всеми правдами и неправдами я, наконец, пробился к двойным дверям, что вели, как мне казалось, в кабинет босса, и здесь натолкнулся на главную цербершу. Она пожелала узнать суть моего дела.
Я огляделся по сторонам. В большом зале было человек сорок живых людей и столько же машин.
– Ну? – резко спросила она. – Выкладывайте ваше дело, и я доложу о нем секретарю мистера Кертиса.
Громко, чтобы слышали все, я сказал:
– Мне хотелось бы знать его дальнейшие намерения относительно моей жены!
Шестьдесят секунд спустя я был уже в кабинете босса. Он поднял глаза от бумаг.
– Ну? Какого черта вам нужно?
Понадобилось полчаса времени и кое-какие документы, дабы убедить его, что никакой жены у меня сроду не было и что я – основатель фирмы.
Тут появились сигареты, выпивка, разговор стал совершенно дружеским. Меня познакомили с коммерческим директором, главным инженером, начальниками отделов.
– Мы считали, что вы умерли, – признался Кертис. – Так говорится в официальной истории нашей компании.
– Это всего лишь слухи. Меня спутали с каким-то другим Д.Б.Дэвисом.
– Чем вы сейчас заняты, мистер Дэвис? – осведомился Джек Гэлви, коммерческий директор.
– Ничем особенным. Я занят… гм… в автомобильном бизнесе. Но собираюсь в отставку. А почему вы спрашиваете?
– Почему?! Разве это не очевидно? – он повернулся к главному инженеру, мистеру Мак-Би. – Слыхали, Мак? Все вы, инженеры, одним миром мазаны: не видите своей выгоды, даже когда она сама вешается вам на шею. ПОЧЕМУ? Потому что вы – клад для нас! Вы – сюжет для романа «Основатель фирмы восстает из могилы к своему детищу! Изобретатель первого робота-слуги видит плоды своего гения!»
– Подождите минутку, – прервал его я. – Я же не рекламный манекен и не восходящая звезда. Я люблю уединение. Я не за этим шел сюда. Я пришел сюда работать… инженером.
Мистер Мак-Би поднял брови, но ничего не сказал.
Некоторое время мы спорили. Гэлви пытался доказать, что я обязан помочь фирме, которую основал. Мак-Би говорил мало, но было ясно, что он не считает меня подарком своему отделу. Между прочим, он спросил, что я знаю о проектировании стереоцепей, и мне пришлось признаться, что все мои познания почерпнуты из популярной литературы.
Наконец, мистер Кертис предложил компромисс:
– Послушайте, мистер Дэвис. Ваше положение совершенно особое. Одно можно сказать, вы основали не только эту фирму, а целую индустрию. Но, как верно намекнул мистер Мак-Би, с тех пор эта индустрия ушла далеко вперед. Считайте, что вы приняты в штат фирмы на должность… гм… заслуженного инженера-исследователя.
– А что это будет означать? – заколебался я.
– Все, что захотите. Честно говоря, я надеюсь, что вы, кроме всего прочего, будете сотрудничать с мистером Гэлви. Мы не только производители, но и торговцы.
– Гм… а проектировать я смогу?
– Как пожелаете. У вас будет все, что нужно, и вы сможете делать все, что захотите.
– Все, что нужно?!
Кертис посмотрел на Мак-Би.
– Конечно, конечно… – поспешно подтвердил главный инженер. – Естественно, в разумных пределах…
Он говорил на шотландском диалекте, и я еле понимал его.
– Мы все устроим, – живо вмешался мистер Гэлви. – Простите, босс, можно я заберу мистера Дэвиса. Нужно щелкнуть его рядом с первой моделью «Горничной».
Что он и сделал. Я рад был увидеть ее… самую первую модель, в которую я вложил столько сил и души. Я хотел взглянуть, работает ли она, но мистер Мак-Би не позволил мне включать ее – похоже, он все еще не верил, что я умею с ней обращаться.
* * *
Март и апрель слились в один медовый месяц. У меня было все, что я хотел: инструменты, специальные журналы, торговые каталоги, библиотека, «Чертежник Дэн» («Горничные, Инкорпорейтед» предпочитали пользоваться моделью «Аладдина») и инженерная трепотня… музыка для моих ушей!
Ближе всех я сошелся с Чаком Фриденбергом, первым заместителем главного инженера. По-моему, Чак был единственным настоящим инженером. Все прочие были просто хорошо выдрессированные механики… в том числе и Мак-Би – для того, чтобы стать инженером нужно нечто большее, чем диплом и шотландский акцент. Позже, когда мы сошлись с Чаком еще ближе, он признался, что питает к главному инженеру те же чувства.
– Мак и правда боится всего нового. Будь его воля, он бы работал теми же методами, что и его дедушка в копях Клайда.
– Что же он делает на своей должности?!
Подробностей Фриденберг не знал. Кажется, раньше существовала фирма-производитель, которая брала напрокат патенты (мои патенты) у «Горничных Инкорпорейтед». Лет двадцать назад фирмы слились, и новая приняла имя той, что я основал. Чак думал, что Мак-Би был нанят именно тогда.
– Для пущей важности, должно быть, – добавил он.
Мы с Чаком частенько просиживали вечерами за кружкой пива, обсуждая технические проблемы, дела фирмы и все такое прочее. Его особенно интересовало все, что относилось к Спящим. Этим интересовались многие, причем интерес был какой-то нездоровый (как если бы мы были уродами). Поэтому я предпочитал помалкивать об анабиозе. Чак – другое дело, он был очарован самой идеей прыжка во времени, тем, что есть люди, для которых то время, когда они родились, было «только вчера».
В награду он всегда был готов консультировать мои технические идеи и откровенно указывал мне (а это случалось частенько) на то, что устарело в 2001 году от Рождества Христова. Под его дружеским руководством я быстро наверстывал упущенное, становясь современным инженером.
Но когда я обрисовал ему в общих чертах идею автосекретаря, он озабоченно спросил: – Дэн, ты занимался этим в рабочее время?
– Гм… нет, а что?
– Что написано в твоем контракте?
– Что? Но у меня нет контракта!
Кертис просто вставил меня в платежную ведомость, а Гэлви только и знал, что меня фотографировать. Кроме того, он был штатной тенью писаки, который уже извел меня своими идиотскими вопросами, вот и все.
– Мм… На твоем месте, друг мой, я бы ничего не предпринимал, пока не достигну твердого положения в фирме. Твой прибор – и в самом деле новинка. И я думаю, ты сможешь сделать его.
– Целиком с тобой согласен.
– Отложи его на время. Ты же знаешь, чем занимается наша фирма. Она делает деньги и выпускает хороший товар. Но все новинки последних десяти лет мы выпускаем по лицензии. Я ничего не могу сделать минуя Мака. А ты можешь наплевать на него и рвануть прямо к боссу. Но если ты не хочешь продешевить, не отдавай это фирме… по крайней мере – сейчас.
Я внял его совету: продолжал проектировать автосекретаря, но сжигал все чертежи. Мне они были не нужны – я помнил их до последней черточки. Виноватым я себя не чувствовал: ведь меня наняли не как инженера, а как витринный манекен для Гэлви. Когда он выжмет меня досуха, они заплатят мне за месяц вперед, скажут «спасибо!» и выставят за дверь.
К этому времени я должен стать настоящим инженером, чтобы открыть собственную контору. Если Чак захочет, я возьму и его.
Джек Гэлви не стал размениваться на газеты – он хотел пристроить мою историю в общенациональные журналы, вроде «Лайф», и увязать ее с успехами фирмы за прошедшие тридцать лет. «Лайф» наживку не взял, но Джек умудрился пристроить меня, вместе с рекламой, в другие журналы.
Я начал подумывать о том, чтобы отпустить бороду – тогда меня никто не узнает.
Я получал множество писем. Один из моих корреспондентов сообщал мне, что я буду вечно гореть в аду за то, что пошел против Божьего начертания. Я наплевал на это: если бы Бог имел относительно меня другие планы, он бы искоренил анабиоз в зародыше. Резоны такого рода меня мало трогали.
