Александр Громов - Русский аркан
Казалось, ему не хватает слов. Постоял молча, непривычно сгорбившись, потеребил себя за тонкий ус. И вдруг махнул рукой – а, мол, была не была!
– Знать ничего не знаю! – произнес он твердо. – Считайте, что я не обращался к вам ни с какими требованиями. Решайте сами. Или вы разумные люди, или нетерпеливое дурачье. Или вы русские люди, или… сами придумайте кто. Вам решать!
Аверьянов только языком цокнул – сильный, мол, ход.
– Чего тут думать! – взгромоздился перед Лопухиным крупный матрос с серьгой в ухе. – Я так считаю: все правильно. Айда на вахту!
– Стой, братва! – вскинулся Аверьянов. – Барин нам тут очень кучеряво все расписал. Я аж заслушался – красиво! Об одном только он забыл: пересечь Великую Атлантику на нашем суденышке невозможно!
– Проще проверить это, чем возвращаться, – моментально отбил Лопухин, не дожидаясь ропота матросов. – Я не моряк, но Кривцов считает это возможным. Зимой, осенью, весной – нет. Но летом – да. Риск небольшой.
– Хватит, нарисковались! Мы не желаем больше рисковать! Верно, братва?
– Я тоже не желаю, а что прикажете делать? Без риска не выйдет ни так, ни этак. Речь идет только о степени риска. Лично мне нужна минимальная, и потому мы идем на вест! Вахтенные, по местам!
– Подвинься-ка, – буркнул Аверьянову матрос с серьгой в ухе и первый полез наверх. За ним без особой охоты, но и без протеста потянулись остальные вахтенные. Но две трети команды – более трех десятков человек – остались в кубрике.
Очень скоро баркентина дернулась и немного накренилась – паруса приняли ветер.
– Что с вами, Аверьянов? – с показным любопытством осведомился Лопухин. – Нервы сдают? Пиратская каторга вас не сломила, в бою держались молодцом, а теперь что же? Раскисли? Не справляетесь? Быть может, надо назначить другого боцмана? Говорите прямо, не стесняйтесь, здесь все свои, бывшие каторжники. Угольной пыли наглотавшиеся, по зубам битые… Ну? Чего стесняться? Мы поймем.
В задних рядах кто-то хихикнул. Видно, идеи боцмана разделялись не всеми.
– Кто свой, а кто и не очень свой, барин… – Аверьянов не счел нужным согнать с лица ухмылку, только теперь она напоминала оскал мелкого хищника. – Это вы там были своим, а теперь – ваше высокоблагородие…
– А вам обидно? – перебил Лопухин. – Кто мешает вам стать высокоблагородием, а то и превосходительством? Лень? Пьянство? Злость на всех? На себя бы лучше позлились, это полезнее. Морской министр адмирал Грейгорович пробился из низов, потому что был безжалостен к себе. А вы безжалостны к другим. Это проще, не так ли? Всегда легче злобиться на тех, кто достиг чинов в служении отечеству, чем послужить самому. Знакомо! Социальная несправедливость, видите ли…
– А что – разве справедливость? – выкрикнул рябой матрос. – Один в золоте купается, другой уголек кидает и постной каше рад… Не так, что ли, ваше высокоблагородие?
Лопухин чуть заметно улыбнулся. Разговор выходил из практической плоскости, перемещаясь в теоретическую. Так держать, как говорят моряки. И пусть Аверьянов бесится.
– У каждого своя справедливость. Ваша справедливость – всем поровну. Справедливость государственная – лучшее полезнейшим. Вас раздражает сословное деление общества? Сословные перегородки преодолимы для каждого, кто упорен и хочет этого. Перейдите в привилегированное сословие, сие выполнимо. В России три миллиона дворян – каждый сотый! Почти миллион из них добились дворянства по выслуге чина или награждению орденом, дающим на то право, а некоторые заслужили и потомственное дворянство… Но оставим это… Конкретно – что вы предлагаете? Ну смелее! Об этом разговоре я никому не донесу, даю слово. Быть может, разрушить государственное устройство и создать новый дивный мир, согласно учению Клары Мракс?
– А если и так, то что?
– Как же-с! – иронически поклонился Лопухин. – Мне доводилось читать сочинения этой дамы. Прелюбопытно пишет! Сочиняла бы утопические романы – цены бы ей не было. Умеет убеждать тех, кому лень подумать своей головой. Желаете спорить? Показать вам спекулятивность мраксизма? Покажу!
– Ну-ка, ну-ка, – встрепенулся Аверьянов, а среди матросов прошел гул. – Интересно будет послушать.
– Извольте. Если вы внимательно читали Клару Мракс, то должны помнить выведенные ею формулы простого и расширенного воспроизводства. Открою маленький секрет Полишинеля: цифры в этих формулах, мягко говоря, не точны. Лет сто или даже пятьдесят назад их еще можно было назвать точными в самом первом приближении. Теперь – разве что в колониях. В Европе и в Австралии – нет. То, чем занимается госпожа Мракс, называется неумелой подгонкой действительности под концепцию. Всякий, кому не лень читать с карандашом в руках «Экономический журнал» или хотя бы «Биржевые ведомости», может опровергнуть сии построения. Где в тех формулах учтен труд инженеров, управляющих, торговых агентов? Где акционирование с участием рабочих в прибылях? Что для вас мраксизм – наука или своего рода религия? Если наука, так испытайте ее на прочность. Вы удивитесь, до чего легко она ломается. А если религия, ну что ж – молитесь своему идолу. – Лопухин улыбнулся, чуть разведя руки в стороны. – Вдруг поможет? Но Россию не трогайте.
– Ты помешаешь? – злой голос из темноты.
– Глупости. Помешают здравомыслящие люди, а их в России предостаточно. Держава стоит крепко. Вас – горстка. Вы растратите жизнь на борьбу с призраками и проиграете без всякой пользы.
– Пусть так! – выкрикнул Аверьянов. – Мы погибнем, но на наше место придут другие борцы! Самодержавие обречено. Тюрьма народов рассыплется в прах! И те, кто придет после нас, построят новый мир! Правда восторжествует! Добро непобедимо, если оно с кулаками!
– И только-то? – простодушно удивился граф, с удовольствием отметив, что пронесшийся по кубрику одобрительный гул подхвачен далеко не всеми. – По-моему, цивилизация создала и более совершенные инструменты для торжества Добра, как то: щипцы для ребер, иглы для ногтей, электрический ток для общей бодрости, и я уже не говорю об инструментах для паховой области. Что же вы о них-то не упомянули? Этими инструментами вам придется загонять человечество в ваш дивный новый мир. Не страшно? А потом вас ликвидируют за ненадобностью – если доживете до победы вашего Добра…
– Вранье! – грубо перебил боцман. – Новый мир – это новые люди! В прекрасном Завтра никого не придется ликвидировать, потому что это будет мир чистых, светлых, хороших людей!
– Поточное производство? – осведомился граф.
– Чего?
– Я говорю, поточное производство хороших людей невозможно. Хороший человек – штучное изделие. Человеку, увы, свойственны такие качества, как злобность, эгоизм, зависть, трусость, список можно продолжить. Иные поддаются воспитанию, иные нет. Если вы, милостивый государь, не готовы принять этот тезис за аксиому, то я жалею и вас, и всех, кто попадется вам на пути. Вы опасны не только для мира, в котором живете, но и для мира, который хотите построить. Да знаете ли вы, что для достижения ваших идеалов вам придется согнуть в бараний рог три четверти населения России?
– Пусть так! Но ради великой цели!
– Цель не существует отдельно от людей. Выходит, для народного счастья людей вы готовы мучить народ? Браво.
– А то вы, опричники, его не мучаете! – огрызнулся Аверьянов и оглянулся на «братву», ища поддержки.
Примерно треть на его стороне, прикинул Лопухин. Человека три-четыре, может быть, на моей. Остальные – инертная масса.
Сейчас слова, даже самые правильные – труха. Верх возьмет не разумный и не красноречивый, а тот, кто окажется сильнее. И люди за ним пойдут.
– Нередко и врачу приходится мучить пациента… Впрочем, ладно. – Лопухин пренебрежительно махнул рукой. – Оставим эту тему. Вы мне вот что скажите: в этом вашем дивном новом мире богатых не будет?
– Не будет!
– Жаль. Лучше бы не было бедных. И воров не будет?
– Ни одного. Всех перевоспитаем. А самых закоренелых, кого перевоспитать не удастся – в расход.
– Браво. И маньяков не будет?
– Нет.
– И половых извращенцев?
– Тем более!
– И пьяниц?
– Само собой.
– И попов?
– Безусловно!
– И горбатых?
– Да. То есть… при чем тут горбатые?
– При том же, при чем и извращенцы. Существуют неискоренимые человеческие пороки. Вы, насколько я понял, собираетесь вывести новую человеческую породу. Начните с малого: выпрямите спину хотя бы одному горбатому, и если получится, я готов продолжить с вами этот разговор.
В кубрике засмеялись. Не все, но многие. Аверьянов на глазах терял инициативу и приверженцев. И Лопухин понимал: боцман прекрасно видит это. Вряд ли он решится продолжать диспут. Но не сдастся – не из того он сделан теста. Вопрос лишь в том, согласится ли он отложить разговор, оставив за собой, как водится, последнее слово, – или решится напасть. Крикнет «бей», кинется и положится на удачу…
