Сергей Арсеньев - Царевич
Все эти события с первым роспуском думы и арестом императрицы произошли через пару недель после того, как Николая ранили. Представляете, в какую задницу мы въехали? Император недееспособен. Регент арестован, да и не считает мою маму регентом почти никто, кроме неё самой. Хотя формально она права. При отказе Марии Фёдоровны стать регентом, у неё действительно больше всего прав быть регентом при муже. Так что указ её о роспуске думы, теоретически, законен. Впрочем, дума через пару дней сама самораспустилась, оставив вместо себя какой-то невнятный "временный комитет", который вскоре плавно мутировал во Временное правительство. И пока они там увлечённо делили между собой министерские портфели, в городе появился Петросовет. Причём сразу два, которые друг друга не признавали. И один из Петросоветов сразу после своего основания постановил арестовать моего дядю Михаила, пока тот не свинтил из города и не объявил себя тоже регентом. Сейчас Михаил сидит в Петропавловской крепости.
Больше всего я, конечно, боялся знаменитого своим идиотизмом "Приказа номер один" и последующего за ним развала армии. Но нет. Этого приказа не последовало. Вернее, приказ номер один был, но был он совсем не похож на таковой в моём мире. Здесь Временное правительство этим приказом повелевало доставить в Петроград раненого Николая и меня. Выполнение возлагалось на генерала Келлера.
И Фёдор Артурович сделал свой выбор. Заявил, что верен государю и никакого Временного правительства не признаёт. Правда, кого он сейчас считает верховной властью в стране, генерал не уточнил, так как к жене Николая относился, мягко говоря, не слишком восторженно. А затем он с небольшой свитой приехал в Москву. Смелый человек.
Разумеется, он не просто так приехал. У нас в Кремле что-то вроде совещания собиралось расширенного. Дабы решить, что делать и как жить дальше. Низлагать ли Николая по состоянию здоровья или назначать ему регента? На совещание собиралась целая куча попов во главе с самим патриархом, делегация от Моссовета во главе с Дзержинским и Ногиным, бывшие депутаты государственной думы, московские капиталисты, просто знать, кого ЧК пока не посадила. Да, забыл сказать, что сразу после того, как дума фактически объявила о низложении императора, в Москву из Питера начали мигрировать несогласные с этим депутаты. В частности, клоун Пуришкевич приехал. Кроме него, ещё человек двадцать. Вот на это-то совещание пригласили и Келлера под гарантию безопасности от патриарха. Дзержинский пообещал того пропустить. Тем более что генерал-то, в свою очередь, никак не препятствовал эмиссарам Московской ЧК осматривать место крушения императорского поезда и даже разрешил тем посетить раненого Николая.
Ну, приехал Келлер к нам. Сам весь такой недовольный. Видно, что злится он на меня с Борисом Владимировичем. Считает, что это мы всю эту кутерьму начали. Он же не знает, что и без нас началось бы, только не с Москвы, а с Питера. Ну, а дальше-то что? Временное правительство в Питере, арестованный полузаконный регент в Царском Селе, арестованный кандидат в регенты в Петропавловской крепости, недееспособный император в Лавре и несовершеннолетний наследник в Кремле. Как быть?
Ох, и ору же там было! Ужас! Участвовало в совещании около семидесяти человек. Ну чисто заседание Моссовета. Там тоже бардак страшный. Бедный Борис Владимирович, который председательствовал, чуть не охрип, успокаивая спорщиков. А один раз какой-то благообразного вида попик даже подрался с одним из приехавших вместе с Келлеров полковников. Водой их разливали.
Знаете, кто Хитрый План придумал? Ни за что не угадаете. Мой старый знакомый, к которому в бане спиной поворачиваться опасно. Князь Юсупов. Он тоже к тому времени из Питера в Москву приехал. Попросил слова, встал и говорит. Не надо, мол, Николая низлагать. Вдруг, очнётся ещё. Давайте второго императора назначим.
И пока его тухлыми помидорами не закидали, торопливо продолжал. Прецеденты, говорит, были. Пётр I был младшим царём. И Иван III тоже стал соправителем отца и Великим князем в пятнадцать лет. И случай похожий. Отец-то его, Василий Тёмный, слеп был. То есть ограниченно трудоспособный. Чем не прецедент? Случай весьма похож на наш. Пусть у нас тоже будет младший император и соправитель. Очнётся Николай — так и ничего страшного. У него всё равно верховная власть. А мне пока по малолетству регента назначим. Причём раз императрица сама назвала себя регентом Николая, то она и не подходит. Нельзя же быть регентом сразу у двоих. Да и под арестом она, так что и по этой причине не подходит. И Михаил арестован, не может регентом быть. Кроме того, есть манифест Николая от 12-го года, в котором тот снимает с Михаила обязанность быть моим регентом в случае его, Николая, внезапной смерти. Потому, регентом кто-то другой должен стать.
Потом ещё часа два все ругались, но, в конце концов, так и порешили, поставить меня соправителем и младшим императором. Даже большевики согласились с тем, что вот прямо сейчас взять власть над всей страной они не готовы. Ленина тут не было, а Ногин и Дзержинский хоть и кривили рожи, но на второго императора согласились. Они тоже понимают, что иначе всё рухнет и вовсе не факт, что в поднявшейся буре уцелеет сам Моссовет. Его вполне может смыть. И их самих вместе с ним.
Конечно, всё бегом-бегом, скорее. Никакой подготовки к коронации. Опередить Временное правительство, пока они не наворотили чего-нибудь. Коронацию уже на следующий день назначили. У нас тут Великий пост идёт, короноваться нельзя. Так патриарх Тихон особое распоряжение на этот случай выдал. Нельзя, но в данном случае можно. Этот грех он на себя берёт.
Большая императорская корона была в Петрограде. Её возили туда, чтобы Николай в ней на открытии конференции стран Антанты присутствовал. Да так в Питере он корону и оставил. Меня старенькой Шапкой Мономаха короновали. Впрочем, так даже и ещё лучше было. Как бы подчёркивало это, что император я не настоящий, а младший.
Ещё на меня какой-то костюм доисторический напялили. Сказали, его ещё Пётр I надевал в особо торжественных случаях. Нашли где-то в кладовках это старьё. Тяжеленный, зараза. И жарко в нём. Да и мышами воняет. На пальцы мне перстней нанизали, на шее крест золотой в полкило весом, ещё цацки какие-то. В общем, я прям как ходячая ювелирная витрина стал.
Саму коронацию плохо помню. Устал я. И душно в Успенском соборе, туда народу больно дофига набилось. Помню, голову мне Тихон какой-то дрянью вымазал, напялил на меня знакомую мне по фотографиям Шапку, и вот я уже и император. Круто! А через полчаса после этого меня чуть не убили.
Чего там, Коль? Приехал уже? Ну, пусть заходит. Владимира Михайловича нет сейчас в Кремле, он в Лавру уехал. Так я уж сам. Дзержинский уже понял, что я не совсем кукла и Владимир Михайлович свои решения со мной согласовывает. Так что в крайнем и срочном случае можно заручиться моим согласием, надеясь, что Штрюмер его потом одобрит.
А вообще, Феликс Эдмундович какой-то нервный стал в последнее время. Работает, что ли, много? Или то на него так та статья повлияла? Я заметил, она его впечатлила сильно. У нас ведь тут цензура в Москве отменена. И помимо всего прочего, печататься стала и большевистская газета "Правда". Дважды в неделю. Пятьдесят тысяч экземпляров. Правда, это общий тираж. Чисто в Москве тысяч двадцать всего печатается.
И вот три дня назад в "Правде" опубликовали очередную статью Ленина. Я читал её. Нда. Мне кажется, Владимир Ильич несколько погорячился. Нельзя же так! Люди старались, хотели как лучше. А он Моссовет обозвал предателями, приспособленцами и трусами, а Дзержинского и Ногина и вовсе ласково повеличал иудушками и политическими проститутками. Вроде, он такое про Троцкого сказать должен был? А у нас получилось, что про Дзержинского. О, а вот и он сам.
— Ну, здравствуй, твоё Величество, — приветствует он меня. Всё нормально, он меня так называет, когда мы одни. Это у него вроде шутки.
— Здравствуйте, господин карбонарий, — а это я в ответ пошутил. Тоже нормально, он не обижается.
— Как здоровье? Больше не стрелял никто? — толстый намёк на тот случай после коронации.
— Бог миловал, Феликс Эдмундович. Здоровье хорошее.
— Вот и славно.
— Присаживайтесь. Чайку? Или кофе?
— Чайку, Алёша. Ты ведь знаешь. Да вот Коля и несёт уже. Благодарствую, Николай.
Колька ставит на стол поднос с двумя чашками, встаёт по стойке "смирно", щёлкает каблуками, кивает, и выходит за дверь. Красиво у него получается. Я бы не смог так.
— Так с чем пожаловали, Феликс Эдмундович? Что-то срочное?
— Ну, не то, чтобы так сильно срочное, но…
— Не томите, Феликс Эдмундович. Что там у Вас?
— Сегодня из Швейцарии письмо мне с верным товарищем передали.
— Что-то важное?
— Да. Хочешь взглянуть?
— Если Вы не против.
