Дмитрий Бондарь - Ничего личного
— Сардж! — воскликнул Фрэнк, едва меня увидев. Он вынул изо рта жвачку и бросил ее в урну. — Ну наконец-то! Я не дождался одиннадцатого. Хорошо, хоть визитка ваша у меня осталась. Я вчера позвонил, и мне ответила одна из ваших девчонок — Мария, кажется, что ждут вас сегодня. И что хоть и суббота, но вы появитесь. Вот я и приехал сам.
— Знакомьтесь, Фрэнк, — я представил ему Захара: — Это мой компаньон и друг, мистер Закария Майнце, можно просто — Зак. Если я не могу что-то решить, вы всегда можете справиться у него. А это, Зак, наш проводник в запутанном мире округа Колумбия — мистер Фрэнк Бригли, глава семейного консультационного предприятия. Он обещал устроить нам встречу с важными птицами, гнездящимися на берегу Потомака.
Парни пожали друг другу руки, и Фрэнк серьезно продолжил:
— Вот собственно ради этого я и приехал. Дело в том, что поначалу я хотел заняться вашим поручением лично, но обзвонив кое-кого, наведя справки, понял, что гораздо продуктивнее окажется обращение к моему старому приятелю Уилкоксу. Это очень влиятельный лоббист, иногда ведет в Колумбийском университете факультативный курс Government Relations, ради этого даже ездит на несколько недель ежегодно в Нью-Йорк. Говорил, еще где-то планируют такой курс открыть. Тоже заведение из Лиги Плюща, ну, знаете, все эти Йелли, Гарварды, Принстоны — тамошний народ тоже не прочь научить своих питомцев правильному обращению с нашими чиновниками, но пока такой курс только в Нью-Йорке. С регистрацией (все лобби должны зарегистрироваться у секретарей Палаты Представителей и в Сенате, объявив цели своей деятельности — очень милое решение: теперь-то коррупция поставлена на службу закону — с нее платятся НАЛОГИ — священная корова американской действительности). Он и живет в Кэпитол Хайтс, а это почти что Вашингтон, у него офис неподалеку от Белого дома, буквально в трех кварталах — на Кей-стрит. Я готов даже поступиться большей частью обещанного вознаграждения, но поймите меня правильно, с Бенджи мы сделаем все быстро и надежно, а в одиночку мне с вашей «Тексако» не справиться. Поэтому, поговорив с Уилкоксом, я пришел к выводу, что вам с ним нужно встретиться. В общем, он нас ждет одиннадцатого числа.
— Значит, Фрэнк, поступим вот как: нашими делами занимаетесь вы и только вы. Если нужны помощники — набирайте, если нужно встретиться с ними — всегда с радостью. Но дело ведете вы. Вы получаете деньги, вы составляете отчеты, вы несете личную ответственность за этот участок работы. Как и с кем вы будете делиться обещанными вам гонорарами — меня не трогает совершенно. Хоть сразу в сейф к мистеру Бушу складывайте — это ваши дела и ваши проблемы. Мне есть чем заняться и помимо беготни по кабинетам и дележа этих денег. Мне нужен результат, а не наблюдение за процессом. Наблюдать будете вы. Если вас такое положение вещей устраивает, мы готовы продолжать разговор. Если нет, мы поищем других людей, готовых принять на себя ответственность.
— Да! — ни секунды не раздумывая согласился Бригли. — Я закажу билеты на завтрашний десятичасовой самолет. Не опаздывайте на регистрацию!
Восьмое января начавшегося года принесло нам еще около семи миллиардов — даже не понадобилось личное вмешательство. Линда выросла в приличного распорядителя, и все наши пожелания были выполнены с необыкновенной тщательностью. Такое рвение не осталось незамеченным, и пятерка наших помощниц в качестве запоздалого подарка на Рождество получили на свои счета по полмиллиона. Теперь в их лояльности можно было не сомневаться абсолютно. Только Линда заработала чуть больше. И мы уже подумывали о том, чтобы дать девочке какое-нибудь самостоятельное направление. Получив подробные инструкции, она могла справиться с любым делом, что уже неоднократно доказывала. А вместо нее у нас бы осталась Марта.
Раздумья эти были отложены до возвращения из Вашингтона.
Полтора часа на самолете от Луисвилла до Вашингтонского Национального аэропорта — въездным воротам Вашингтона, округ Колумбия, прошли под болтовню Фрэнка о «Великой снежной буре» 11–12 февраля 1899 года. Он непрерывно восторгался этой Blizzard, что засыпала снегом все Восточное побережье от Флориды до Мэна, установив на долгие годы рекорды низких температур и обилия осадков.
В руках Фрэнк держал какой-то журнальчик, в котором была статья с леденящими душу подробностями того катаклизма. Леденящими — в буквальном смысле.
— Ты представляешь, Сардж, — Фрэнк тыкал пальцем в какую-то строчку, — высота снежного покрова в Нью-Джерси составила тридцать четыре дюйма (86 см)! Это вот так, — другой рукой он возюкал по груди где-то в районе нижней границы кармана на рубашке, — представляешь? Если бы кто-то сел на землю, он вполне мог оказаться под слоем снега! Невероятно!
— Да-да, — поддакнул я, вспоминая российские сугробы, — совершенно невероятно! Если такое еще раз повторится, Америка замерзнет навечно!
— А вот еще, — он сунул мне под нос старинную фотографию, на которой несколько человек кидались снежками, стоя на какой-то мраморной лестнице. — Флорида! Снег во Флориде! Вот не зря я всегда жду зиму как конец света! А вдруг такой ужас снова обрушится на Америку? Льдины на Миссисипи! Господи, помилуй Америку! В Вашингтоне тогда отметили минус 15 по Фаренгейту (-26 °C)! В Санди Хук, Кентукки вообще минус 33 (-36 °C)! Как они выжили?
Фрэнк сидел между мной и Майцевым, и вертелся в обе стороны, стараясь показать таблицы и картинки сразу обоим.
— Они были настоящими американцами, которым все нипочем, если есть чем заняться. О таких героях писал Джек Лондон. Не то что мы, изнеженные белоручки, — сказал Захар, но глаза его говорили совсем другое: «Как же достал ты меня, мистер Бригли! Хочется впечатлений — съезди в Свердловск в феврале любого года и тогда сможешь утверждать, что лично видел Великую снежную бурю! А еще можно ехать туда же в январе, декабре, марте и ноябре — разницы с февралем не почувствуешь! Не раз в столетие такая беда, каждый год по пять-шесть месяцев!»
— Да, Зак, ты чертовски прав! Мне рассказывал мой дед, он был тогда совсем маленьким мальчишкой, — принимал слова Захара за искренность Фрэнк, — а жил он тогда с родителями в Питсбурге. Так вот, говорил мне дед, что его старший брат в тот день не пошел в школу, потому что дверь в доме завалило снегом до половины! А я еще не верил. А вот еще чего пишут! Замерз порт Нового Орлеана! — никак не унимался Бригли, вычитывая все новые подробности феномена столетней давности. Представляете, что было бы с нашей торговлей, если бы вдруг в одночасье замерзли бы все порты страны? Все эти танкеры, сухогрузы, контейнеровозы вдруг — раз! И замерли, скованные льдом!
Мне уже хотелось заорать: «Нет, елки зеленые, ничего подобного мы представить не можем! Мы же двадцать лет в тропиках жили, снега не видали нигде, кроме как на картинках о Швейцарии, и лед — только в стакане с виски!»
Но я улыбался и качал головой:
— Не просто замерли, Фрэнк. Лед — штука обманчивая. Мне тоже дед рассказывал, как китобоил где-то у Алеутских островов. Так вот, лед при замерзании расширяется и сдавливает со всех сторон корпус корабля. Как яйцо в кулаке. А помнишь, что бывает, если хорошенько сжать яйцо? Куриное, разумеется.
— Лопнет? — недоверчиво покосился на свой кулак Бригли.
— Точно! — Захар хлопнул ладонью по подлокотнику. — И брызги во все стороны!
Бригли отшатнулся:
— Избавь нас, Господи, от такой доли! Тьфу на вас, вруны. Вы так специально говорите, чтобы напугать меня. Да, Сардж?
Я не стал спорить. Вруны так вруны, делов-то…
Он еще несколько раз порывался сообщить нам какую-нибудь «страшную» подробность, но видя наше равнодушие, постепенно утих. А перед самой посадкой уже даже немного похрапывал.
В холле аэропорта — длинном двухэтажном строении со множеством круглых световых окон в крыше, похожей на вытянутое осиное гнездо, с окрашенными в желтое ажурными несущими фермами — нас встретил какой-то знакомец Фрэнка, назвавшийся Майком. Был он черен как ночь и слегка проглатывал окончания слов, как бывает с людьми, которые вечно куда-то торопятся. А может быть, это был какой-нибудь местный говор, на которые так богаты Штаты.
Майк проводил нас к машине — это был серебристый «Линкольн Таун Кар», уселся за руль и повез нас на обещанную Фрэнком встречу.
Справа катил свои воды серо-зеленый Потомак — шириной меньше километра, он не производил впечатления чего-то большого. Мы недолго прокатились вдоль него, потом свернули на Мемориальный мост через реку, и в переднем стекле показалась стрела Монумента Вашингтона — длинный белый гвоздь, воткнутый в синее небо. Справа от нас — метрах в ста — по мосту несся белый поезд, дальше виднелся еще один мост.
— Пентагон, — показал пальцем за спину Майк, заметив, как живо мы оглядываем окрестности. — Недалеко отсюда. А впереди мемориал Джефферсона. Скоро увидите.
