Дмитрий Старицкий - Фебус. Недоделанный король
С достоинством поздоровавшись с хозяином замка, они стали следить, как слуги перетаскивают из арбы их багаж, выпрягают ишачка и укатывают вручную арбу куда-то в угол двора, ближе к кузне.
Дон Мигель попросил у меня разрешения их представить, но я, в свою очередь, попросил его сохранить мое инкогнито, чтобы они не чувствовали себя скованно — им работать.
И мы вслед за лекарями поднялись в комнату к Иниго.
Старший костоправ по-хозяйски сдернул с Иниго лоскутное одеяло и, оглядев ноги юноши, присвистнул.
— Где это вас так, юноша? И главное, чем?
— На корабле. В бою. Каменным ядром из бомбарды, — кратко ответил Иниго, выговаривая эти слова с особой гордостью.
Проследив, чтобы служанки поставили кувшин с горячей водой, таз и мыло на столик около кровати, я сам сунул нос к ранам своего оруженосца. Эти раны второй костоправ как раз освобождал от тряпок с засохшей на них кровью.
Картина была удручающей. С момента ранения прошло больше трех недель, и кости у юноши уже практически срослись. Но как! Если на правой ноге они уложились хоть и криво, но все-таки по изначальному проекту Господа Бога, то голень левой ноги выбилась наружу к колену и срослась боковыми стенками обломков кости. Кость так и торчала, белея, сантиметров на пять-шесть из поджившей плоти.
Запах от ран шел тяжелый, но это был запах подсохших мазей и давно не мытого тела, а не гноя или некроза. Что уже радовало и дарило надежду.
Костоправ крепко схватил Иниго за правую пятку.
— Что вы делаете, дьявол вас побери! — заорал юноша. — Больно!
— Это хорошо, что больно, — авторитетно заявил костоправ. — Значит, нога живая. Значит, еще есть надежда, что будешь сам ножками ходить, а не понукать слуг с носилок.
И так же крепко хватил своими крепкими волосатыми пальцами юношу за левую пятку, с подвывертом.
— Больно?
— Больно… — сознался Иниго, закусив губу и промаргивая невольно выступившие слезы.
Новых подлянок от бесцеремонных лекарей юноша уже ожидал и старался себя вести как мужественный кабальеро. Не кричал, не стонал, терпел все это издевательство стоически. Думаю, не будь тут меня, обматерил бы Иниго костоправов самыми поносными словами. Но, судя по ним, они к такому обращению привычные.
— Очень хорошо. Будем ломать, — выдал заключение второй костоправ.
— Зачем еще ломать? — удивился юноша.
— Чтобы потом сложить кости так, как нужно, и они тогда срастутся правильно, — ответил я за костоправов. — Твои ноги плохо зафиксировали на корабле, вот кости и срослись криво.
Старший костолом бросил на меня быстрый внимательный взгляд из-под бровей и выдал комплимент:
— А вы неплохо маракуете в нашем ремесле, ваша милость.
— Не настолько, насколько бы мне сейчас хотелось, — с сожалением ответил я ему. — Давайте на некоторое время оставим этого юношу в покое и устроим консилиум. Прежде чем вам позволить что-либо делать, я бы хотел узнать, что вы действительно собираетесь творить с его костями. И как.
И мы из башни вышли во двор. Я их повел к плотнику показывать операционный стол, который тот ваял по моим эскизам. Ну, как стол… гладко оструганная и ошкуренная двухметровая узкая столешница, поставленная на козлы, по высоте выше обеденного стола немного, чтобы было сподручно действовать человеку стоя, в удобной рабочей позе. Да кованые кольца, вкрученные по сторонам столешницы — фиксировать пациента. Чтоб не сбег… Давно известно, что хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается.
Костоправы согласились со мной, что хоть это им и непривычно, но так работать удобнее, чем на койке с балдахином. Разве что попросили сделать козлы на полтора дюйма выше.
— После того, как вылечите Иниго Лопеса, можете забрать этот стол с собой, — разрешил я.
— Благодарствуем, ваша милость, — слегка поклонился старший этой парочки, — это хорошее подспорье в нашем деле.
Потом они мне поведали, что именно они собираются делать с бедным Иниго, а я, не найдя в их методах особых расхождений с моим временем, их просветил по поводу гипсовых повязок после составления костей. И ролью таковых в процессе сращивания костей.
Потом отдали кузнецу заточить их хирургическую пилу, совершенно зловещего вида, больше смахивающую на орудие палача, чем врача. Заодно и долота также отдали в заточку. И пока точили их инструмент, я прочел им краткую лекцию о пользе антисептики с помощью «аква вита». Надеюсь, вняли.
Потом, помолясь, действительно коллективно воздав молитву Богу об укреплении духа и мышц врачующего и о даровании излечения отроку Иниго, поднялись к нему в комнату, где я заставил их тщательно вымыть руки, прежде чем допустил их к пациенту.
Руки они вымыли, но, боюсь, только выполняя причуду барина, который оплачивает их работу.
Потом костоправы надели холщовые фартуки. Они и мне такой же выделили, чтобы одежд не пачкать.
— Так, благородный кабальеро, — старший костоправ бросил быстрый взгляд на стену, на которой висели на гвоздике золотые шпоры, — ты как насчет боли, сдюжишь? Предупреждаю: боль будет сильная. Или тебя оглушить из милосердия?
Костоправ показал Иниго зажатую в кулаке большую деревянную киянку на короткой ручке.
— Выдержу. Ломайте так.
Мне показалось, что вида этой киянки Иниго испугался больше, чем боли в ногах.
— Тогда зажми это зубами.
Второй костоправ протянул юноше вычурно выточенную деревяшку.
— Зачем? — После киянки юноша продолжал опасаться любого подвоха.
— Чтобы язык не прокусить или еще там чего… да и боль так сдерживать легче.
Пока Иниго соображал, ввалился в комнату замковый кузнец, держа в охапку заточенные инструменты. С грохотом он сбросил все на пол около кровати.
— Дал бы тебе крепкий подзатыльник, да руки чистые, орясина. Марш отсюда, bestoloch! — крикнул я на него в сердцах. — Стойте! — Это уже я костоправам крикнул, которые потянулись поднимать инструмент. — У вас руки чистые. А инструмент надо промыть, в том числе и «аква витой». Я лучше сам это сделаю.
Кузнец благоразумно слинял с глаз долой.
Тут два плотника внесли в комнату козлы и столешницы, оглядываясь, куда бы все это бросить и на всякий случай быстрее смыться с глаз молодого хозяина, чтобы он свои страдания не спроецировал на них и не мстил потом.
Пришлось вмешиваться, тормозить слуг и показывать, куда что ставить и как собирать.
Уф… Вроде всё.
Иниго только ошалело вращал глазами от этих приготовлений.
— Хочешь своими ногами ходить? — спросил я его.
— Да, сир, — ответил юноша с готовностью.
— Тогда жди и терпи. Как настоящий кабальеро.
Операционный стол поставили под окном и застелили чистой простыней. По моему приказу принесли еще пару шандалов со свечами, потому как света из окошка было недостаточно. Все эти действия были вполне благосклонно приняты костоправами.
Потом мы переложили Иниго на это сооружение. Дольше всего пришлось убеждать отважного эскудеро дать нам привязать его руки к столу. Иниго клялся и божился, что ничем нам не помешает и ни разу не дернется. Пришлось ему втолковывать, что это может случиться непроизвольно и если он хочет ходить, то пусть подчиняется.
— И еще выпей это, — поднес я к его рту склянку с настойкой опия.
— А это еще зачем? — подозрительно принюхался к незнакомой жидкости юноша.
— Чтобы спать и не чувствовать боли, — постарался я улыбнуться по-доброму.
— Сир, я все выдержу сам, — твердо ответил юноша и недоверчиво отвернулся от пузырька.
— Сам так сам. В конце концов, это твоя боль. — Я закрыл склянку пробкой.
И еще раз проверив, насколько надежно зафиксировали пациента, сказал костоправам:
— Начали.
И ту же поправил их:
— С правой ноги. С ней быстрее и легче.
На самом деле я боялся, что, если начать с левой ноги, с ее жутко торчащей обнаженной костью, Иниго не выдержит болевого шока.
Костоправы, перекрестившись и прочитав молитву святому Пантелеймону, взялись за дезинфицированные мной жуткие средневековые инструменты из простого железа. Как ни крепился Иниго, но, когда ему стали ломать неправильно сросшиеся кости голени, он дико закричал от боли. Хорошо, что мы его привязали, а то бы точно соскочил со стола.
— Сир, продолжайте! — хрипло выкрикнул юноша, выплюнув деревяшку. — Я выдержу, я все выдержу!
По лицу его обильно катились крупные капли пота. Губы скривились от боли. Но в глазах была недетская решимость пройти это испытание воли.
Кто я такой, чтобы мешать такому человеку?
Костоправы, не обращая на нас внимания, делали свое дело, составляя осколки костей юноши так, как это предназначил тем Господь.
Я же намазывал на мокрые бинты гипсовую кашицу.
