Андрей Валентинов - Дезертир
Невысокий, слегка склонный к полноте молодой человек, одетый в безупречный редингот, растерянно взглянул на меня и изумленно произнес:
— Нет! О, нет! О Небо! Нет, нет!
— В каком смысле? — поинтересовался я, замечая некоторую странность. Модный наряд гостя никак не сочетался с буйной черной шевелюрой, явно не знакомой с ножницами куафера. Черные волосы дыбились, спадали с плеч, словно сей молодой человек прибыл прямиком из прерий. Индейская прическа плохо сочеталась с очками в дорогой золотой оправе.
— О, нет! — повторил незнакомец. — Небо, ты не допустишь!
— Входите, — вздохнул я. — Гражданка Тома как раз варит кофе.
Глаза за стеклами очков моргнули, но спорить гость не стал и покорно проследовал на кухню. При виде гражданки Тома, расставлявшей по столу чашки, он вновь окаменел.
— О Юлия! О-о!
Я начал догадываться. Кажется, мне уже приходилось слышать об этом молодом человеке.
— О Юлия! О-о! Ты не в узилище! Твои прекрасные руки не закованы в глухое железо! О Небо, ты караешь, но ты и исцеляешь!
Теперь уже моргнул я. Гражданка Тома отнеслась к этой тираде значительно спокойнее:
— Добрый день, Альфонс! Гражданин Люсон, это мой жених.
Все стало на свои места.
— Знакомьтесь сами, я занята. Я представился. На меня поглядели несколько недоуменно.
— Альфонс д'Энваль, — наконец выдавил из себя молодой человек. — Смею спросить вас, сударь, в чем причина…
— Моего пребывания в обиталище гражданки Тома? — понял я. — Увы, сударь, причину эту никак нельзя назвать случайной…
— Юлия! — Лицо индейца вспыхнуло. — Я услыхал черную весть, но, боюсь, истина… О, истина еще чернее!
— Садитесь, граждане, — невозмутимо предложила девушка. — Кофе надлежит пить горячим. Сахара, к сожалению, нет…
Я с удовольствием последовал этому указанию. Гражданин д'Энваль также присел к столу, но даже не притронулся к чашке.
— Юлия! О Юлия! — наконец вымолвил он. — Мне передали, что вы арестованы, что вас ввергли в темное узилище, а вы… О-о!
Девушка пожала плечами:
— Ну что тут странного, Альфонс? Мы с гражданином Люсоном провели вместе часть ночи. А теперь, прежде чем он покинет меня, должна же я напоить его кофе!
На индейца стало жалко смотреть. Я понял — пора вмешаться.
— Гражданин д'Энваль! — торжественно провозгласил я. — Я сорву покров с этой страшной тайны…
— Не надо! — гражданка Тома поморщилась. — Альфонс, гражданин Люсон этой ночью помог мне спасти жизнь одному бедняге. Точнее, наоборот, это я ему помогла. А потом он позаботился, чтобы меня выпустили из полиции. Кстати, я ждала вас!
Молодой человек снял очки и растерянно заморгал. Затем попытался что-то сказать, но без особого успеха.
— Я ведь послала вам записку еще утром, Альфонс! В комиссариате спросили, кто бы мог за меня поручиться… Знаете, Альфонс, сидеть в обществе проституток не очень приятно!
— Я не мог… — молодой человек вздохнул и прикрыл глаза. — Когда я узнал… О-о! Весь мир словно покрылся тьмой! Я видел лишь ваше лицо, ваше прекрасное лицо, Юлия! Мне казалось, что мое сердце уже перестает биться! О, простите меня!
Девушка вновь пожала плечами:
— Да ерунда, в общем! Однако это не повод появиться у меня в доме и начать ревновать с порога.
— О, я виноват! Но разум мой помутился. И когда увидел я мужчину в вашем обиталище… О-о!..
— Прекратите ревновать! — девушка поморщилась. — Гражданин Люсон, по-моему, самое время вам рассказать, что вчера произошло. Для Альфонса это будет полезно — он обожает подобные сюжеты. Может, его следующая пьеса вызовет больший интерес у публики.
Бедолага д'Энваль вновь попытался что-то сказать, но снова безуспешно. Я мысленно пожалел его. Быть женихом гражданки Тома — не сахар.
— Ладно, — решил я. — Расскажу все, что видел. А вы уж сами думайте, как все это объяснить…
И я рассказал все, точнее, почти все. О национальном агенте Шалье этим двоим знать ни к чему.
Выслушав меня, Альфонс д'Энваль ограничился тем что вновь произнес: «О-о!» На этот раз «О-о!» прозвучало особенно выразительно. Гражданка Тома отреагировала не сразу, и в голосе ее звучало явное сомнение:
— На месте этого усатого комиссара я бы вам не поверила. И на своем месте — тоже… Дело в том, гражданин Люсон, что тело этой актрисы привезли в нашу мертвецкую четыре дня назад. На следующий день оно пропало. Поверьте мне, эта несчастная была мертва. Ergo…
— Ergo, — подхватил я, — та, что встретилась мне у кладбища, была не Мишель Араужо. Но это была она.
Гражданка Тома покачала головой:
— Ерунда! Ночью я успела еще раз взглянуть на тело. Извините за подобные подробности, особенно за столом, но такие признаки, как трупные пятна… Ладно, не буду, но и вы мне поверьте. Она погибла несколько дней назад. А что касается гражданина Вильбоа, то вы, похоже, правы — он сам ударил себя ножом в грудь. Впрочем, на рану еще стоит взглянуть… К счастью, бедняга плохо знал анатомию. Наверно, он поверил вашему рассказу, примчался на кладбище, никого не встретил, зато нашел тело своей невесты…
— Ив Добино, — внезапно произнес индеец.
— Прекратите, Альфонс! — возмутилась девушка, но тот упрямо покачал головой:
— Вы не верили, Юлия! Вы говорили, что один случай ничего не доказывает. И вот судьба…
— При чем тут судьба! — гражданка Тома покачала головой. — Альфонс! Да повзрослейте вы наконец!
— Я вам верю, гражданин Люсон. — Индеец протер очки и внимательно поглядел на меня сквозь толстые стекла. — Выслушайте же историю, столь сходную с этой и столь же покрытую мраком великой тайны, тайны Вечности. О Вечность, о-о!..
— Не надо! — девушка помрачнела. — В вашем исполнении, Альфонс, все это будет выглядеть слишком инфернально. А история, увы, простая. У меня был пациент, Ив Добино. Его нашли без сознания в собственной постели. Рядом с ним лежал труп. Очень похоже на то, что было вчера, только та несчастная — не его невеста, а просто некая дама, с которой он был знаком. Ее казнили за два дня до этого. Добино утверждал — да и сейчас утверждает, что встретил ее на улице вечером и, во всяком случае, к нему в квартиру она поднялась своими ногами. Труп я осматривала — как и самого Добино. Сейчас он в Биссетре и, боюсь, никогда не выйдет оттуда. Обычный, хотя и тяжелый случай помешательства…
Я не стал спорить. Говорить на эту тему не хотелось, но д'Энваль не сдавался:
— Вы не верите в Тайну, Юлия! Ваша профессия… О-о, ваша ужасная профессия!
Девушка фыркнула, и молодой индеец понял, что продолжать не стоит.
— Гражданка Тома, — решился я. — Представим невозможное — мертвец ходит среди людей. Как вы его сумеете отличить от живого?
— Роговица глаза, — последовал мгновенный ответ. — Гражданин Люсон, не поддавайтесь Альфонсу! Он верит в колдунов, ламий, оборотней и призраки погубленных невест, поэтому публика разбегается в ужасе, когда его пьесу все-таки решаются поставить.
Я пожалел беднягу драматурга. Однако уверенность девушки заставила задуматься. Она — врач. Она, похоже, очень хороший врач. Она видит меня — и ничего не замечает…
— Наверно, мне пора, — я встал. — Благодарю за кофе, гражданка Тома! Оставляю вас вдвоем…
— И ничего не оставляйте! — отрезала девушка. — Я чертовски устала, хочу спать, а вечером мне снова работать! Так что, гражданин Люсон, забирайте Альфонса и отправляйтесь по своим делам!
Индеец попытался возразить, но тщетно. Я вновь подумал о трудной судьбе того, кто решился стать женихом доктора Тома.
Мы уже прощались, когда девушка, прервав на полуслове излияния Альфонса, повернулась ко мне:
— Гражданин Люсон! Прежде, чем я вас выпровожу, позвольте сказать спасибо. Этой ночью вы спасли беднягу Вильбоа от смерти, а сегодня днем — одну особу от прелестей каталажки. Знакомство с вами бывает полезным…
Пожатие маленькой руки было твердым и решительным.
— Кстати, можете проявить благородство до конца и навестить гражданина Вильбоа. Он в лечебнице Урсулинок, это на Монпарнасе. Врачи там неплохие, но все остальное…
— Я сам… — начал было гражданин д'Энваль, но дверь со стуком закрылась перед нашими носами.
— Итак, вы драматург, — констатировал я, когда мы вышли на улицу. — Пишете пьесы про ламий и вурдалаков.
Молодой индеец усмехнулся:
— Юлия попросила вас не подпадать под мое влияние, друг мой. Зато под ее влияние вы уже подпали. Она — необыкновенная девушка, ее красота ослепляет… О-о, ее красота! Но не все дано понять даже самым прекрасным!
Он не шутил. Курносая физиономия гражданки Тома для него сверкала солнцем.
— Я не считаю себя драматургом. Я — революционер. Я тот, кто служит Великому Духу Перемен, кто несет Бурю в вековечное болото!
Это понравилось мне значительно меньше. На служителей оного «духа» и прочих «буреносцев» я уже насмотрелся.
![Андрей Кощиенко - Одинокий Демон. Говорящий со зверями [Litres]](/uploads/posts/books/42155/42155.jpg)
