Дмитрий Шидловский - Враги
— Ничего, еще чуть-чуть…
— Чуть-чуть не будет, — передразнил Санин. — Если вы решили идти в политику, то это состояние души. Ладно, о ваших деяниях, господа хорошие, я достаточно знаю, земля слухами полнится, хоть все газеты, кроме большевистских, закрыты. Тайн вы мне все одно не расскажете. А вот что я узнал за последнее время, сейчас поведаю, если интересно, конечно. Обнаружились очень интересные факты о союзе североросских королей с Речью Посполитой во второй половине семнадцатого — начале восемнадцатого века.
— Интересно, — оживился Алексей. — Я весь внимание.
* * *Алексей поднялся по лестнице и вошел в приемную адмирала:
— Здравия желаю, граждане офицеры.
— Здравия желаю, — ответил хор мужских голосов.
И тут же прозвучали слова мичмана Гюнтера Вайсберга, адъютанта Оладьина, племянника вице-адмирала Вайсберга:
— Анатолий Семенович просил вас явиться к нему немедленно по прибытии.
— Есть. — Алексей прошел в кабинет адмирала.
Оладьин сидел за совещательным столом напротив кавторанга[7] Шульца, начальника контрразведки Балтийского флота и по совместительству главы службы безопасности тайного Североросского конгресса. Оба были в военно-морской форме. Как только Алексей вошел, они замолчали. Адмирал жестом указал Алексею на стул рядом с Шульцем и, когда тот сел, коротко спросил:
— Провал локализован?
— Так точно, — доложил Алексей.
— Ни черта не локализован, пока ты в моей ставке, — рявкнул адмирал.
— Готов застрелиться, ваше высокопревосходительство, — сжал кулаки Алексей.
— Не горячись, — смягчился Оладьин. — Но после того, как ты побывал в Чека, твое присутствие здесь нежелательно. Однако ты мне нужен. Значит, так: сейчас пойдешь к Дыбенко и доложишь о своей отставке и желании покинуть страну. В кратчайшие сроки выедешь в Финляндию, оттуда в Швецию, а уже оттуда, путая следы, в Лондон. Твоя цель — любыми правдами и неправдами добиться приема у военно-морского министра Уинстона Черчилля, это наиболее вменяемый человек в правительстве его величества. Проинформируешь его о готовящемся нами перевороте и восстановлении независимости Северороссии, заверишь в нашем желании установить самые добрые отношения с Великобританией, выслушаешь его условия. Нам нужна поддержка англичан и, как минимум, признание в первые дни переворота. Задача ясна?
— Так точно.
— В Хельсинки, — добавил Штольц, — явитесь по адресу: улица Турку, дом шесть, квартира три. Там получите инструкции о контактах в Лондоне, деньги на дорогу и номера счетов, через которые будет финансироваться ваша миссия.
— Есть, — произнес Алексей, лихорадочно соображая, куда сделала поворот его судьба.
— А теперь о том, что мы хотим предложить правительству Великобритании и чего ждем от них, — начал Оладьин.
* * *Когда Алексей вышел из кабинета, то с удивлением обнаружил, что в коридоре находится конвой в составе двух вооруженных винтовками матросов и мичмана в портупее, с пистолетом на боку. Этого мичмана Алексей помнил — ярый монархист, ура-патриот в прошлом, сейчас он переметнулся к большевикам и стал адъютантом Дыбенко.
Подойдя к Алексею и глядя на него снизу вверх из-за своего небольшого росточка, мичман произнес:
— Следуйте за мной, гражданин Татищев.
Алексей кивнул. Матросы встали за его спиной.
Мичман двинулся вперед, указывая дорогу.
Через три минуты они подошли к кабинету Дыбенко, бывшему кабинету начальника штаба Балтийского флота. Мичман вошел первым, дав знак ждать его в приемной, но через несколько секунд распахнул дверь и скомандовал:
— Входите.
Алексей прошел в кабинет, к столу комиссара. Мичман занял позицию слева от него, держа руку на кобуре. Дыбенко поднялся во весь рост перед доставленным к нему офицером. Глаза комиссара горели ненавистью. Казалось, он борется со страстным желанием шлепнуть ненавистного врага пролетарской революции на месте. Однако чутье подсказывало Алексею, что Дыбенко ему сейчас не опасен. Со спокойной улыбкой он посмотрел большевику прямо в глаза. Это вызвало у Дыбенко еще больший приступ ярости.
— Оружие на стол, — скомандовал он. Алексей подчинился.
— За участие в контрреволюционном заговоре, — объявил Дыбенко, — вы увольняетесь с флота. Пребывание на территории Кронштадтской базы, а равно на территории любой другой части флота и армии отныне вам воспрещено. Сейчас вас доставят к новому военспецу по особым делам Кронштадтской базы для дачи ему пояснений относительно ваших служебных обязанностей и состояния дел, после чего вы будете отконвоированы в Петербург. И не дай бог я тебя еще раз увижу, Татищев. Лично шлепну. Вон!
Он сел. Мичман грубо схватил Алексея за плечо и толкнул к выходу.
Под конвоем Алексей прошел на первый этаж, в небольшой кабинет. Там за деревянным столом восседал Павел в своей любимой кожанке. Увидев Алексея, он улыбнулся:
— Я же говорил, что ты проиграешь по всем статьям.
— Значит, ты и есть новый военспец по особым делам, — проговорил Алексей.
— Ага, — кивнул Павел. — Садись. Оставьте нас.
Конвой вышел из кабинета, и дверь закрылась.
— И что же ты хочешь знать? — спросил Алексей.
— По делам военно-морской базы — ничего, — помотал головой Павел. — У меня к тебе только один вопрос: что выбираешь? У тебя отсюда три пути, все три — под конвоем. Первый обрисовал Дыбенко: тебя отвезут в «Кресты» и расстреляют в качестве заложника при первом же теракте или серьезном вооруженном выступлении против советской власти. Второй путь, — он бросил на стол конверт, — на Финляндский или Варшавский вокзал, по твоему выбору. Немцы принимают эмигрантов, шведы тоже. Здесь твой паспорт и мандат на проезд. Но я в последний раз прошу подумать над третьим вариантом. Тебя могут отвести и на Гороховую, с моей запиской. Оттуда в качестве военспеца направят на Черноморский флот. Конечно, наше полное доверие надо еще заслужить, за тобой будет наблюдать комиссар. Но это шанс, боюсь, последний для тебя, перейти в правильный лагерь. Подумай, ведь социализм…
— Хватит, — перебил Алексей. — Сколько уж говорено. Давай, что ли, на Финляндский, всегда восхищался северной природой.
Он взял конверт и положил в карман.
— Жаль, — вздохнул Павел. — Я рассчитывал на тебя. Если бы действовали вместе… Ладно, прощай. Хотя, может, еще свидимся. Я всегда готов помочь. Но, пожалуйста, не надо делать глупостей. Буду очень огорчен, если ты объявишься у Деникина или Колчака. Пойми меня правильно: дружба дружбой, но если нам все же придется встретиться в бою, ты для меня будешь не Лешкой Татищевым, а простым беляком. И действовать я буду соответственно.
— Значит, перемирие закончено, — хмыкнул Алексей, поднимаясь. — До скорого. Береги себя. Еще выпьем вместе за помин души твоей советской власти.
* * *На следующий день Павел, начистив до блеска сапоги и отутюжив видавшие виды галифе, явился в приемную адмирала Оладьина. Лощеный молодой офицер в форме без погон, по-старорежимному щелкнув каблуками, пошел в кабинет докладывать о посетителе.
«Все-таки в Кронштадте слишком многое сохранилось от старого режима, — подумал, глядя ему вслед, Павел. — Хорошо это или плохо? Дыбенко рвет и мечет, кричит, что контрреволюция празднует победу на флоте. Но я-то знаю, что только железная дисциплина сможет привести нас к победе. Нынешние революционеры склонны к перегибам, к партизанщине. Они еще не понимают, что митингами и одной сознательностью масс войну не выиграть. Может быть, действительно советская власть удержалась в начале своего существования лишь потому, что не столкнулась с действительно серьезным врагом? У кайзера основные войска на Западе, Антанте не до нас, у белых разброд и шатания «наверху» и та же недисциплинированность в войсках. Интересно, что было бы, если бы наша пролетарская армия столкнулась сейчас не с ослабленной войной армией кайзера, а с той, что громила Самсонова в четырнадцатом? Чепуха. Коммунизм — учение верное, он победит всегда… Нет, в моем мире он потерпел поражение из-за предательства. Здесь этого допускать нельзя. Я поставлю еще сохранившуюся в море революционного бардака и неразберихи дисциплину на службу великой идее коммунизма».
Адъютант Оладьина вернулся в приемную.
— Командующий базой ожидает вас, — произнес он.
Павел встал, одернул кожаную куртку и вошел в полумрак адмиральского кабинета.
Адмирал поздоровался и предложил сесть, а потом настороженно рассматривал Павла, выпятив нижнюю губу.
— Я прикомандирован к Кронштадтской военной базе распоряжением председателя Чека товарища Дзержинского, — сообщил Павел.
— Хорошо, — кивнул адмирал, — я не буду препятствовать вашей работе.
«Еще бы ты препятствовал, — хмыкнул про себя Павел, — вмиг бы в расход пустили». Но вслух он произнес совсем другое:
