Дмитрий Казаков - Высшая раса
Относились к военнопленным в самом большом в Южной Германии лагере очень хорошо. Немецким солдатам и офицерам позволили сохранить форму и знаки отличия, свободу передвижения днем внутри лагеря не ограничивали, кормили сытно, а по субботам показывали кино. Так что Дитрих не надеялся найти среди товарищей сочувствие идее побега. Но к его удивлению, уставшие было от войны офицеры вермахта, а также частей СС поддержали его.
Благодаря тому что сообщение с солдатскими бараками было свободным, удалось узнать настроение нижних чинов. А оно всего за пару недель разительным образом переменилось. Совсем недавно апатичные и равнодушные, солдаты вдруг загорелись идеей реванша.
В считанные дни созрел план восстания. Энергии и ума оберстгруппенфюрера хватило на то, чтобы мобилизовать бывших офицеров дивизий СС «Викинг», «Норд» и «Гец фон Берлихинген», которых в лагере было достаточно. Остальным предстояло сыграть роль статистов.
В ночь с двадцать седьмого на двадцать восьмое в некоторых бараках лагеря заключенные не спали.
Ранним утром, за полтора часа до побудки, зевающий у одного из бараков солдат с изумлением услышал скрип двери. Но появившееся в дверном проеме лицо было сонным, а когда немец на ломаном английском попросил закурить, то опасения часового окончательно рассеялись.
Он полез в карман и спустя мгновение ощутил сильный удар по голове. Череп американца оказался крепок, и сознания солдат не потерял, лишь впал в оцепенение. Еще успел увидеть, как на лице немца, попросившего закурить, сонливость мгновенно исчезла. Затем последовал еще один удар, после которого стало темно…
Оглядев неподвижное тело американца, Дитрих досадливо усмехнулся:
– Доннерветтер! Проклятые янки, голова – как каска!
– Так точно, герр оберстгруппенфюрер, – кивнул офицер, ранее служивший у Скорцени,[36] который, выбравшись через крышу, подобрался к незадачливому часовому сзади.
– Не ори, не на параде, – буркнул Йозеф Дитрих, аккуратно обходя поверженного рядового. – Свяжи его лучше да забери автомат.
Вслед за оберстгруппенфюрером из барака начали выходить эсэсовцы. Лица их были суровы и сосредоточены, в глазах блестела готовность убивать.
От соседнего брака донесся условный свист – там тоже всё удалось.
Дитрих довольно хмыкнул, но в тот же момент над лагерем разнеслась автоматная очередь. Кто-то из немцев ошибся, и американский солдат, умирая, успел нажать на курок.
Оберстгруппенфюрер выругался и принялся выкрикивать команды в полный голос. Повинуясь ему, пленные офицеры и солдаты побежали к казармам охраны. Оттуда начали стрелять. Несколько десятков человек было убито сразу, но это не остановило пленных, которые действовали, как берсеркеры, впавшие в боевое безумие.
Обретя оружие, немцы атаковали ворота. После непродолжительной перестрелки охрана была уничтожена. Загодя испорченная телефонная линия не дала американцам возможности вызвать подкрепление.
Арсенал трофейного оружия располагался рядом с лагерем, как любезно объясняли сами американцы, «для возможной борьбы с русскими», и подчиненные Дитриха захватили его без боя.
Он первым вошел в широкий и длинный ангар, в котором витал запах оружейной смазки, и на морщинистом лице генерала появилась довольная улыбка. Блестящие стволы пистолетов-пулеметов и штурмовых винтовок внушали уверенность, штабелями громоздились ящики с патронами.
После подсчетов выяснилось, что ручного оружия хватит, чтобы снарядить три тысячи солдат. Предпочтение было отдано эсэсовцам. Солдатам вермахта оберстгруппенфюрер в краткой речи разрешил идти на все четыре стороны. В глубине души он понимал, что использует их в качестве отвлекающей цели для американцев, но спастись должны были только лучшие, а именно – эсэсовцы.
В половине седьмого утра его отряд появился на территории Поинга. Звуки из лагеря, расположенного на некотором удалении от городка, сюда не долетали, и жители ничего не знали о бунте. Хозяйки во дворах занимались утренними делами.
При виде марширующей по дороге колонны эсэсовцев в глазах женщин появлялся ужас. С максимальной скоростью они исчезали в домах. Одна за другой хлопали закрываемые двери.
Дитриха всё это не смущало. Ему нужны были автомашины, и к ним – бензин. Трех грузовиков с ничтожным запасом горючего, которые удалось захватить в лагере, мало на что хватит.
Но одна из женщин сама выбежала навстречу солдатам, и на ее лице была написана самая настоящая радость.
– Зиг хайль! – крикнула она, неумело вздергивая руку. – Я знала! Знала!
От экзальтированных воплей оберстгруппенфюрер поморщился, но и только. Нежданная поклонница идей фюрера избавила его от поисков информатора. Женщина выложила всё, что знала о городских властях.
Выдернутый из постели бургомистр извивался от страха, ожидая, что за сотрудничество с американцами явившиеся, словно из ада, фашисты расстреляют его. Но от него потребовали лишь автомобилей, и градоначальник, вздохнув с облегчением, поспешно заговорил. Надеялся спасти свою шкуру. Зря.
К половине восьмого Дитрих погрузил пятьсот человек в машины, и разношерстная автоколонна, ревя моторами, понеслась на восток. Остальным придется добираться пешком, пробивая путь с оружием в руках.
Дорогу в двести семьдесят километров до Линца, где, по слухам, находится центр восстания, сам оберстгруппенфюрер надеялся преодолеть к вечеру. О взрыве аэропорта в Мюнхене он ничего не знал, но чутье старого вояки настойчиво шептало, что атаки с воздуха можно не опасаться.
Нижняя Австрия, западная окраина города Вена
28 июля 1945 года, 9:08 – 9:45
Окоп был вырыт наспех, и сержант Усов чувствовал себя в нем достаточно неудобно. Если бы не приобретенная за два года привычка сражаться в сложных условиях брянских чащоб и болот, то он наверняка ощущал бы сильный дискомфорт. А так – лишь морщился время от времени, когда очередной снаряд рвался в непосредственной близости от окопа и смертоносные осколки с ядовитым шипением начинали полосовать землю вокруг.
Готовиться к обороне начали вчера, в середине дня. К земляным работам были привлечены все, даже Усов, у которого после утреннего боя осталась на затылке здоровенная шишка. Враг, не желая тратить на сержанта патрон, попросту ударил его прикладом.
С диагнозом «легкое сотрясение мозга» и заключением командира «ничего, и с дырой в черепе воевали!», он вернулся в строй и до самого вечера командовал солдатами, что под жарким, совсем не австрийским солнцем разделись, подставляя лучам светила спины и плечи. К концу работы многие обгорели и начали облезать белесыми лохмотьями, словно меняющие шкуру ужи. Сержант лишь благодаря бинтам на голове уберегся от солнечного удара, но всё равно досадовал на командование, непонятно зачем приказавшее подрывать корни Венского леса.
Утром же из умиравшего под лучами восходящего светила тумана донесся рык танковых моторов, и пришла команда приготовиться к обороне. Солдаты заняли положенные места, засуетились артиллеристы около хоботастых стальных чудовищ, замаскированных ветками и цельными кустами.
С удивлением увидел сержант странные незнакомые танки, идущие в первых рядах наступающих. До сих пор ему не приходилось сталкиваться с американскими машинами.
Но на изумление времени не было. Жерла танковых пушек все, словно по команде, выплюнули огонь, и со всех сторон начали рваться снаряды. В ответ грянула противотанковая артиллерия. Один из танков сразу задымил, а остальные, не ожидавшие организованного отпора, принялись отползать. По пути они огрызались смертоносными плевками, и даже в столь скоротечном бою не обошлось без жертв. В одном отделении Усова убито было двое и ранено трое бойцов.
Тогда, час назад, сержант думал, что на этом всё и закончится, что наглецы, посмевшие возмечтать о реванше, не осмелятся атаковать еще раз. Он не без интереса проводил взглядом ладную фигурку медсестры, одной из тех, что явилась за ранеными, после чего закурил, наслаждаясь тишиной. Даже нывшая, словно дуплистый зуб, голова не мешала отдыху…
Идиллию нарушил противник, начав новую атаку. Немцы, судя по всему, кроме танков, привели к Вене и несколько десятков САУ. Со свистом рухнули на позиции советских войск первые снаряды, и на протяжении пятнадцати минут обстрел не прекращался.
Один из снарядов воющим джинном ворвался в окоп совсем недалеко от Усова. В выкопанной в земле щели живых не осталось, и почва вокруг окрасилась красным.
Тяжелую артиллерию развернуть не успели, и поэтому отвечал немцам только дивизион самоходных артиллерийских установок. Но их было всего шестнадцать, и серьезной поддержкой они стать не могли.
Обстрел закончился резко, словно кто-то нажал кнопку, отключив все пушки. И вновь полезли в атаку танки.
