Василий Сахаров - Булавин 1-2(СИ)
Власть на Дону сменилась, и Черкасск опустел. Войска выступили в поход, и в городке, помимо жителей, остались только полсотни казаков, войсковой атаман, Лоскут со своими боевиками и несколько человек, включая меня, занятых канцелярским трудом в войсковой избе.
Где-то далеко полным ходом шла война. Банников наступал на калмыков, Скоропадский подходил к Таганрогу, а остальные казачьи войска, они же армии, выдвигались к границам Войска. У нас же, и у меня в частности, тишь и гладь. Утром подъем, зарядка, выездка на лошади, короткая тренировка и часам к десяти утра прибытие на рабочее место. Затем Лоскут дает мне задание на день. В основном, перебирать и сортировать древние войсковые документы и карты, которые необходимо почистить от вековой пыли. И так до самого позднего вечера я занимался этим неблагодарным делом, глотал пыль и вчитывался в ветхие бумаги с пергаментами.
Сегодняшний мой день, от предыдущих ничем особо не отличался. До тех пор, пока в полдень, под конвоем лоскутовцев, не приехал Илья Григорьевич Зерщиков, который, как выяснилось, прятался у моего дядьки Акима Булавина, богатого купца из станицы Рыковской. Но, кто ищет, тот всегда найдет, и хитрого лиса обнаружили. Под стражу его брать не стали, и руки крутить не кинулись, а пригласили проследовать в Черкасск для беседы с новым войсковым атаманом.
Зерщиков посмотрел на дюжих парней, которые за ним прибыли, пригорюнился и отправился в путь-дорогу. Видимо, он ожидал наказания, но неожиданно для себя, стал главным квартирмейстером и интендантом всех армейских соединений Войска Донского. От такого поворота судьбы он ошалел, и поначалу, расплылся в благостной улыбке. Неизвестно, то ли барыши от новой должности подсчитывал, то ли радовался тому обстоятельству, что не вскрылись его аферы с покойным Максимовым. Но улыбался он недолго, поскольку батя его сразу предупредил, что за ним будут постоянно наблюдать и в случае подозрений на его счет, он может считать себя покойником. Илья Григорьевич все понял правильно, в глубокой задумчивости почесал свою голову, прикинул, что деваться ему некуда, и согласился принять важный пост.
Только отбыл Илья Григорьевич, направившийся в родную станицу Аксайскую, как перед войсковой избой, остановив горячих коней, еще не отошедших от быстрой скачки, остановилось два десятка всадников. За исключением одного, широкоплечего сорокалетнего бородача, по виду предводителя, все они молодые чернявые парни лет около двадцати, в папахах, серых черкесках с газырями для пороха и при богатом справном оружии. Всадники остались на соборной площади, и двое, пожилой вожак и совсем молодой паренек с приятными чертами лица, немногим старше меня, проследовали к атаману.
Все это я видел в приоткрытое окно со второго этажа, и никакого особого значения приезду новых людей, похожих на черкесов, не придал. В последние деньки, в войсковой избе столько народу перебывало, что поневоле никакого внимания на это уже не обращаешь. Охрана пропустила гостей, значит так и надо. Но здесь случай был особый, так как меня вскоре вызвали к атаману.
Непонятно, зачем я отцу понадобился, но лишних вопросов в голове не возникло. Я вошел в помещение, где проходили все советы руководителей Войска, и где заседал войсковой атаман. Только оказался внутри, как сразу же попал в крепкий замок из двух сильных рук. Первая реакция, конечно же, недоумение. Вторая, легкий испуг и, не долго думая, я саданул правой ногой, обутой в сапожок с окованным задником, в ногу того человека, который меня схватил.
- Вишь ты, подрос как, - услышал я гулкий бас и оказался на вытянутой руке перед грудью того пожилого здоровяка, который командовал только что прибывшими всадниками.
- Что же ты, - донеслось следом от отца, который сидел в своем кресле, и весело посмеивался, - дядьку родного не признал? Чуть что, так сразу пинаться. Нехорошо.
Действительно, передо мной оказался Петр Афанасьевич, старший из четырех братьев Булавиных, который находился на службе турецкого султана, проживал в городке Ачюев и считался кубанским казаком. Теперь-то мне стало понятно, кто к нам в гости заехал и, после того как меня опустили, я шмыгнул носом и сказал:
- Извини дядька Петр. Не признал, да и как же тебя узнать, если я тебя видел всего раз, да и то, когда мне четыре года было.
- И то, верно, - пробасил дядька и кивнул себе за спину. - Знакомься, тетка твоя, Ирина, жена моя.
Я посмотрел на второго гостя в комнате, молодую и весьма привлекательную брюнетку лет семнадцати с большими красивыми глазами, одетую, как и парни на площади.
- Здравия вам, тетушка, - кивнул я подбородком.
На незнакомом языке девушка что-то быстро ответила и, блеснув белоснежными ровными зубками, мило улыбнулась, а Петр Афанасьевич, слегка хлопнул меня по плечу и пояснил:
- Она черкешенка и наш язык пока плохо понимает.
- А что она говорит?
- Рада, что обрела новых родственников.
В разговор снова вступил отец:
- Ну, раз все знакомы, то поехали к нам домой? Ты как Петр?
- Сначала дела, брат. Я не один и не просто так приехал.
- Что же, давай поговорим...
Все присели за стол, отец вопросительно посмотрел на Петра Афанасьевича, и старший Булавин спросил:
- Ты письмо Хасану-паше и мурзе Сартлану писал?
- Было такое, - согласился Кондрат. - С Василием Борисовым отсылал.
- Ты всерьез степняков и наших казаков в помощь против царя зовешь?
- Казаков да, всерьез. Пришло время им в родные края вернуться. А закубанцам сейчас не до наших дел, и я про это знаю. Здесь расчет на то, что если нас прижмут, то, может быть, удастся пересидеть на Кубани, или хотя бы детей с женами у вас спрятать. Кроме того, нам лошади нужны, торговый маршрут хотим с вами наладить.
- Мы так и подумали, - Петр Афанасьевич огладил свою черную как смоль курчавую бороду и продолжил: - Поэтому я к тебе и приехал, да не один, а с тумами, которые хотят Войску Донскому служить.
- Тумы это полукровки? - невольно спросил я.
- Да, - мне ответил отец. - Наполовину казаки, наполовину черкесы. Вроде бы и наши, но в то же самое время и горцы. Веры в Христа и Аллаха не признают, а живут по древним традициям. - Кондрат вновь сосредоточил свое внимание на старшем брате: - Тумы это понятно, у вас не прижились и закубанцам они по крови и вере чужаки, возьму их к себе. Однако, что казацкие старейшины сказали? Будет ли нам помощь?
- Пока нет, Кондрат. На Кубани опять замятня, сам сказал, что про это знаешь. Крымчаки с ногайцами на ножах, а черкесы под шумок и тех и других вырезают. Поэтому Хасан-паша наших казаков, как обычно, между их кочевьями ставит. Мы отряды молодых джигитов останавливаем и обратно заворачиваем, служба у нас такая. Однако к весне все должно успокоиться, и тогда к тебе не меньше тысячи казаков придет. Не на совсем, конечно, а на время. Самим порезвиться и дувана добыть.
- Понимаю. А что насчет лошадей?
- Это уже дела торговые, про них я точно ничего не скажу, но слышал, что вскоре на Дон три тысячи голов пригонят. У тебя как, чтобы расплатиться, деньги есть?
- Найдутся.
- Вот и ладно, а то если трудно придется, то мы все оплатим.
- Что, брат, деньги завелись? - улыбнулся батя.
- Богатеями мы никогда не были, но и не бедствуем. По договору с турецким султаном казакам нашим ограничений никаких нет, порох и свинец выделяется, за службу расчет без обмана, в золоте и серебре, веру нашу не трогают, а городки казацкие в безопасности. Все хорошо. Службу отслужил и свободен. Хочешь, коней паси, а имеешь желание, так и в поле погулять можно.
- Ясно. Время есть, и на непокорные горские племена походом идете, а чуть враги поджимают, и отпор дают, на Кубань отходите. Так?
- Именно, Кондрат. Это царю, горцы могут про свои обиды писать, и он вас давить будет, а с султаном не забалуешь. Прибывает посол с гор жаловаться, а ему первый вопрос. Ты подданный султана? Нет. Следом второй вопрос. Фирман имеешь? Нет. Вы платите нам дань? Нет. Тогда пошел вон, пока тебе на галеру к веслу не приковали.
- Да. Османы своих воинов в обиду не дают, но я к ним только в самом крайнем случае, когда никаких шансов на победу не останется, отойду.
- Тебя никто и не уговаривает. Ты сам себе судьбу выбрал.
Кондрат встал, выглянул на площадь и спросил Петра:
- Пойдем посмотрим джигитов, которых ты привел?
- Давай.
Петр Булавин и его жена встали вслед за войсковым атаманом и отправились на площадь. Меня с собой не позвали, а я и не напрашивался, и вернулся к своему труду. Руки делали привычную работу, чистили бумагу с пергаментами, и вытряхивали из них пыль, а голова тем временем размышляла о том, как же образовались первые общины кубанских казаков, про которые в будущем так мало известно.
