Лиза Гарднер - Третья жертва
И вот в этой простенькой донельзя комнате, в неформальной донельзя обстановке окружной прокурор Чарльз Родригес – человек, с которым Шеп несколько лет работал бок о бок, человек, которого Сэнди много-много раз приглашала домой на обед, – подал прошение о передаче дела под юрисдикцию взрослого суда, учитывая «гнусный характер преступлений Дэниела О'Грейди против общества».
Он выдвинул против их сына пять обвинений в убийстве при отягчающих обстоятельствах – одно за первую жертву и по два за вторую и третью. В случае признания виновным во взрослом суде Дэнни мог получить пять последовательных приговоров, каждый от тридцати лет до пожизненного. Вечером его передали на попечение округа. И домой он уже не вернется.
И теперь Сэнди не могла избавиться от мысли, что Дэнни умер.
– Давайте посмотрим и на светлую сторону, – говорил Эвери Джонсон. – Дэнни тринадцать лет. Статистика на его стороне.
– Статистика? – слабым голосом спросила Сэнди, ковыряя кусок свежеиспеченного яблочного пирога.
Десять минут назад ее мать подала пирог с ведерком ванильного мороженого. Мороженое таяло, растекаясь маленькими ручейками, и Сэнди останавливала их, выстраивая плотины из кусочков пирога. Потом Шеп забрал у нее тарелку и съел пирог сам. В кризисные моменты аппетит у него всегда обострялся, а вот у нее – пропадал полностью.
– На предстоящем слушании, – продолжал Эвери, – мы должны делать упор на то, что наилучшим образом отвечает интересам как ребенка, так и общества. В принципе слушание фокусирует внимание на двух ключевых аспектах личности Дэнни: не слишком ли рискованно оставлять его в рамках ювенальной системы и подлежит ли он реабилитации. Окружной прокурор будет, естественно, доказывать, что Дэнни – опасный преступник, действия которого не дают оснований надеяться на исправление, а потому его дело должно быть выведено из-под юрисдикции ювенального суда. Судье следует передать обвиняемого во взрослый суд, который располагает средствами и возможностями разобраться с закоренелым преступником. Наша задача в том, чтобы доказать обратное, и хорошая новость – та, что статистика в нашу пользу. Большинство детей, совершивших насильственное преступление, не склонны к правонарушениям во взрослом возрасте. Далее – и мы должны указать на это, – исследования показывают, что при содержании ребенка со взрослыми шанс рецидива повышается, а при содержании со сверстниками – понижается. Таким образом, в интересах штата оставить Дэнни под юрисдикцией ювенальной системы, где он может исправиться и начать с чистого листа в двадцать пять лет как полезный член общества.
– Вы исходите из того, что Дэнни виновен, – оборвала его Сэнди. – Почему вы считаете, что мой сын виновен?
Эвери, пожилой мужчина в очках и дорогом костюме, сдержанно улыбнулся. Расправившись в несколько минут с предложенным пирогом, он аккуратно промокнул верхнюю губу бумажной салфеткой. Сэнди так и не решила, нравится он ей или нет. Адвокат казался ей слишком напыщенным, слишком богатым, слишком успешным, на ее вкус. Но Шеп проникся к нему симпатией уже давно, когда они только познакомились на каком-то совещании, где Эвери был основным докладчиком. Шеп зашел так далеко, что даже называл его «другом», хотя Сэнди знала, что это не так. Эвери Джонсон вращался в кругах куда более высоких. Жил в роскошном доме на озере Осуиго и вряд ли взялся за их дело просто так, по доброте душевной. Сэнди предполагала, что он берет пятьсот долларов за час и не останавливает счетчик, даже пока ест ее пирог.
Как они расплатятся с ним? Что наплел ему Шеп насчет их финансового положения? Чем соблазнил? Она не знала. Ясно было только одно: муж хотел получить Эвери Джонсона. Джонсон – лучший, и ни о ком другом Шеп и слушать бы не стал. Для сына – только лучшее. Так он понимал отцовский долг. Это бесило Сэнди – и трогало до слез.
– Можете не сомневаться, я не позволю присяжным даже подумать о том, что ваш сын виновен. – Эвери снова ей улыбнулся. – Но сейчас мы имеем дело не с присяжными. Через шесть месяцев мы с Чарльзом Родригесом будем обсуждать будущее Дэнни с судьей Мэтьюзом, пренеприятным, откровенно говоря, старикашкой, который с удовольствием вернул бы в государственную школу телесные наказания. Вот он, скорее всего, думает, что Дэнни виновен. И скорее всего, считает, что его надо повесить. К счастью, на слушании этот вопрос не рассматривается. Сейчас речь идет только о том, какой суд должен заниматься нашим делом. Независимо от того, виновен Дэнни или нет, мне нужно доказать, что в интересах и мальчика, и общества оставить дело под юрисдикцией ювенального суда.
– Потому что, даже если он убийца, есть вероятность какого-то волшебного исцеления по мере взросления?
– Именно так. И в этом нет ничего волшебного. Я всю ночь читал статьи по теме ювенальной преступности. Так вот эксперты называют это феноменом дезистенции. В период от двенадцати до восемнадцати лет у подростков наблюдается пик криминальной активности, совпадающий с гормональным подъемом и эволюционными изменениями, опережающими формирующиеся навыки совладания. Примерно в восемнадцать лет подросток становится взрослым, находит работу и более постоянные отношения. Криминальная активность резко снижается, и даже так называемые «трудные» подростки начинают вести нормальную жизнь.
– Значит, если Дэнни невиновен, он невиновен. Но если он виновен, то это лишь потому, что он проходит некую стадию развития? И вот этой позиции мы будем придерживаться в суде? – В голосе Сэнди зазвучали пронзительные нотки. Сдерживаться она больше не могла – все, о чем здесь говорилось, звучало насмешкой. Безумием.
Шеп бросил на нее недовольный взгляд:
– Бога ради, Сэнди, что еще ты хочешь услышать? Он же объяснил, что сейчас главное – сделать так, чтобы дело Дэнни не попало во взрослый суд.
– Сэнди… – мягко начал Эвери.
Она не дала ему продолжить:
– Я не знаю, что хочу услышать! Может быть, что мой единственный сын не способен убить трех человек. Может быть, что мой первенец не убийца и что это все большая ошибка. – Она хлопнула ладонью по столу. – Посмотрите на себя! Сидите, обсуждаете какие-то юридические теории, как будто в этом все дело… Но это не игра. И дело не в том, кто окажется в выигрыше, а кто – в проигрыше к концу вечера. Речь идет о нашем сыне! О нашем городе! Как мы будем жить здесь, ходить по улицам, если Дэнни признают виновным? Что мы скажем Бекки? Господи, Шеп, ты разве не видел, что написали на гараже? Они готовы убить его! Наши соседи винят Дэнни в гибели двух маленьких девочек, и рано или поздно его кто-нибудь убьет… Черт! Черт! Черт!
Сэнди отодвинула от стола стул. Поднялась. Сделала четыре шага – больше не позволяли размеры их кухоньки – и поймала себя на том, что у нее текут слезы. Шеп остался на месте. Не встал, чтобы успокоить жену. Прошлой ночью он попытался вернуться к ней в постель, впервые за несколько месяцев, когда спал на диване. Сказал, что просто полежит рядом. Может, им удастся – хотя бы на время – забыть разногласия. Ведь когда-то они были хорошими друзьями.
Злость свернулась у нее в груди тугим комком. Она посмотрела на мужа, отца ее детей, растерянного, жалкого, поникшего, и в голову не пришло ничего, кроме того, что если Дэнни и довели до убийства, то виноват в этом Шеп. Это он придирался к Дэнни, требовал от мальчика слишком многого и никак не хотел признать, что его сын – другой, более интеллектуальный, больше похож на нее. Не желая понять очевидное, Шеп давил на сына, пытаясь силой загнать его в свой мир, мир самоуверенных мачо.
Шеп сломал их сына. Сломал семью. И за это Сэнди ненавидела мужа.
Порыв эмоций внезапно схлынул, пройдя по ней дрожью, и Сэнди ощутила внутри глухую пустоту. Чувствуя себя выжатым лимоном, едва держась на ногах, она стояла какое-то время, потом повернулась к двери и увидела Бекки, смотревшую на нее серьезными голубыми глазами.
– Мамочка, не дай монстру схватить тебя, – сказала дочка и, повернувшись, вернулась в гостиную, где ее бабушка и дедушка смотрели телевизор.
Сэнди шагнула к столу и села.
– Я знаю, время для вас нелегкое… – начал Эвери.
– Господи ж боже мой… – пробормотала Сэнди.
Шеп тяжело вздохнул, поднялся и отрезал себе третий кусок пирога.
– Послушайте, – быстро заговорил Эвери, – я сейчас покажу вам, как все будет, и тогда, может быть, вам станет понятнее, чего мы стараемся достичь. Ближайшие месяцы, от полугода до года, будут критически важными для будущего Дэнни.
Сэнди подняла руку.
– Почему так долго? Зачем ждать эти ваши от полугода до года?
– Обычно именно столько времени занимает процедура подготовки к слушаниям по такого рода вопросам. Не так все просто…
– Но вернуться домой Дэнни не может, да? Вы сказали, что обвиняемого в убийстве подростка под залог не отпускают. Да что же это такое? Мой сын еще не предан суду, не признан виновным в убийстве, но при этом проведет по меньшей мере шесть месяцев в центре содержания несовершеннолетних! Где же здесь справедливость?
