Евгений Таганов - Морской князь
– Обычно от таких ран не выживают, – прямо ответила она.
– Если выживет, получишь большую награду, – пообещал князь.
Беременная только устало осклабилась, мол, мне бы самой остаться живой после родов.
– Говорят, Первуной назвали, – Дарник обратился к Надии. Та с готовностью приоткрыла сверток, что держала на руках, и с гордостью показала князю дочку.
– К прежнему мужу хочешь? – спросил счастливую мамашу Дарник.
– Как получится, – просто ответила она.
Ее ответ был то что надо. Действительно, все будет так, как получится.
В трапезной пиршество постепенно затихало, несколько человек спали прямо на устланном сеном каменном полу.
– Давай размещай всех нас на ночлег, – сказал Дарник воеводе.
Тот стал распоряжаться. Князь велел, чтобы в княжескую камору помимо их с женой и княжичами уложили еще и Янара с Квино – не следовало красавице-варагеске где-то оставаться без надежной защиты. Постепенно все: и хозяева, и гости – тоже разошлись по ночлежным углам, и Рыбья Кровь с Гривой уединились для вечернего разговора.
– Тебе смольцы уже нажаловались? – Воевода сделал свой ход первым.
– Нажаловались.
– Я не смог остановить гридей. Ты бы смог, а я – нет. Да и мамки не сильно ерепенились.
Против этого возразить было нечего.
– Хочешь вернуть все как было?
– Давать что-то, а потом отбирать – последнее дело, – рассудил Дарник.
– Верно! – обрадовался Грива. – Тогда что будем делать со смольцами?
У Дарника хватило времени хорошо все обдумать, и он уже принял решение:
– Надо им дать что-то такое, чтобы они забыли о своих жалобах.
– Тоже верно. А что дать? – Воевода смотрел на князя как на великого волшебника. И Рыбья Кровь вдруг понял свою главную ошибку. Не надо было выдавать себя перед гридями за колдуна – выиграв на короткое время, он проиграл на более длинном расстоянии. Одно дело, когда есть сомнения – колдун он или просто большой везунчик, и совсем другое, когда все знают, что точно колдун. Такому подчиняются, но никогда сами не помогают: зачем? – он же колдун, сам со всем справится.
– Когда ехал сюда, думал поднять на ромеев одних вас, гридей. Теперь понял, что заберу с собой всех смольцев.
– На ромеев? – опешил Грива.
– Да. Только нужно каждого из них посадить на коня с хорошим луком и двумя колчанами стрел. Три колесницы с камнеметами тоже возьму. С ними все запасы железных «орехов» и «яблок».
– Гриди тут пару раз стреляли из камнеметов, – замялся воевода.
– Ничего, соберешь все, что осталось. Если есть железные гвозди, их тоже давай. Еще нужно не меньше тридцати сулиц и по второму ударному оружию. Если гриди не захотят давать свои луки, мечи и секиры, скажи, что сами тогда поедут воевать с ромеями.
На том они и уговорились. Дарник был рад, что никаких сомнений у Гривы не возникло ни насчет коней, ни насчет оружия.
Ночевка в Утесе вышла в полном смысле походной. Хазар с варагесцами уложили на полу прямо в трапезной, накидав им всевозможных шкур и лошадиных попон. Чуть получше было в княжеской каморе: настоящие перьевые подушки и шерстяные одеяла из смольских запасов. Дарник с Милидой пристроились на одном топчане, княжичи на другом, Янар с Квино на полу. Сыновья рассказали, что больше всего за ними присматривал оруженосец Свирь, поэтому тот тоже был допущен в главную спальню – на полу как раз хватило места и для него. Варагески долго не могли угомониться, все делились по-готски своими новыми впечатлениями, пока князь с Янаром не цыкнули им замолчать и спать.
Дарник все снова и снова переживал нежелание гридей его освобождать. Не мог понять, как такое вообще могло случиться. Сначала валил все на необстрелянность своих чересчур грамотных челядинцев, возвращался к своему колдовству, не забыл и про отрубленную руку Твердяты – может, именно это оттолкнуло от него верную дружину. Наконец его осенило: лучшие и отважные гриди ушли из княжеской сотни еще там, на новолиповской дороге, с ним же остались одни слабаки и боязливцы, те, кто не может сам за себя все решать. Эта догадка приободрила князя, и он уснул немного успокоенным.
Наутро было шумное и веселое пробуждение. Особенно горели восторгом глаза у варагесцев, позже Рыбья Кровь выяснил, что в их жизни это была едва ли не первая ночевка в чужом становище. На выходе во двор князя поджидал Дулей:
– Мы правда идем в поход на ромеев?
– Правда. Пусть собираются как надо.
– А как мы пойдем, пешцами или как?
– Как надо, так и пойдем! – Дарник посмотрел на вожака смольцев так, что тот мгновенно бросился поднимать свою ватагу.
Гриди уже знали о походе и тоже были на ногах. Все на Утесе пришло в движение и в бесконечные вопросы, на которые ответить могли лишь князь и частично Грива. Хазарам и варагесцам было проще, они быстро перекусили остатками вчерашнего пиршества и, отойдя во дворе со своими конями чуть в сторонку, с любопытством смотрели на хлопоты словен.
Самым трудным и беспокойным вышло расставание гридей со своими лошадьми и частью вооружения. То там, то здесь были попытки отдать смольцам что похуже. Рыбья Кровь все видел и слышал, но молчал. Занятые своими скакунами, гриди совсем не обратили внимания, как были запряжены три двуколки с камнеметами и княжеская двуколка с хранящимися в ней шатром и знаменами, а ведь это восемь упряжных лошадей. Свирь и знаменосец Беляй по распоряжению Дарника целыми охапками сносили в них сулицы, колчаны со стрелами и арбалетными болтами. Не забыта была и провизия на три дня вперед.
Двадцать два смольца скоро напоминали украшенные в честь первой весенней вспашки вербы: щиты, шлемы, надетые на зимние шапки, мечи, клевцы, секиры, кистени, арканы, свои и чужие доспехи – все топорщилось и едва держалось, но никто не смеялся, главное было ничего не забыть.
Дарник и сам приоделся: на плечах у него был красный с золотой окантовкой плащ из тонкого двойного ромейского полотна, на голове парадный шлем, соединенный с княжеской короной, на ногах сапоги с золотыми шпорами. Гриди, позабывшие, как может выглядеть их князь, сейчас и сами старались подтянуться, забыть про расхлябанную походку и на лица вернуть готовность слушаться. А вот княжичей переодеть не получилось – из своих прежних парадных одежд они уже выросли.
Когда в дополнение к четырем упряжным и семи верховым лошадям, принадлежащим смольцам, из конюшен вывели еще четырех упряжных и двенадцать верховых лошадей, обнаружилось, что на самом Утесе остается всего четыре лошади.
– А у нас тогда как?! – Грива был в полной растерянности.
Рыбья Кровь ожидал этого и распорядился взять еще двух упряжных лошадей, а четырех верховых вернуть назад в конюшню, мол, шесть лошадей вам для конных сторожевых разъездов хватит за глаза. Этих двух дополнительных упряжных впрягли в двухосную повозку смольцев, которую нагрузили тремя палатками, пятью конными катафрактными доспехами и четырьмя носилками для будущих раненых. Помимо двадцати двух смольцев, с князем отправлялись еще оба княжича, Свирь и знаменосец Беляй.
Выступали действительно как в настоящий военный поход. Впереди на варагесской лошади ехал князь, за ним Свирь вел в поводу княжеского коня с кожаным седлом и нарядным, шитым золотом, чепраком. Следом ехали княжичи и знаменосец с развернутым княжеским знаменем. Далее хазары и варагесцы. За ними катили колесницы и повозка. Замыкали колонну дюжина конных смольцев во главе с Дулеем.
10
Едва с глаз скрылся Утес, как Дарник приказал поворачивать на Варагес, а смольцам немного себя разгрузить: сложить лишнее оружие на повозку, что те с удовольствием и сделали. Дулей недоумевал:
– Мы что, не на ромеев идем?
– И на ромеев тоже, но позже, – шутил князь, весьма довольный, что ему удалось столь просто обескровить предательский Утес. Не мешало, конечно, отполовинить у них еще коров и свиней, но тогда они точно догадались бы, что назад смольцы с князем уже не вернутся.
Чтобы никто в его войске не чувствовал себя в чем-то ущемленным, Рыбья Кровь использовал скучную дорогу как учебу по маневрированию: то приказывал возглавить колонну конной дюжине Дулея, то командовал хазарской декархии занять место сбоку колесниц, то хотел посмотреть, как новоявленные колесничие могут быстро выдвигаться в сторону и разворачиваться к воображаемому противнику камнеметным стволом. Все с большой готовностью и воодушевлением выполняли его команды. Даже варагесцы и те по своей воле с удовольствием повторяли все движения хазарской декархии.
Что касается княжичей, то те попали в полную зависимость от красавиц-варагесок. Квино была всего на год постарше Милиды, поэтому в восьмилетних княжичах обе они нашли себе подходящую компанию. Пока мужчины с важным видом занимались своими взрослыми делами, там, где ехали варагески с мальчишками, все время раздавался дружный смех, от того еще более веселый, что обе стороны с большим трудом понимали друг друга. Когда не хватало слов, в ход шли руки, а то и щипки с толчками.
