Максим Казакевич - Двое из будущего
И вот, корреспондент в неброской одежде, поднялся в мой кабинет, цепко осмотрелся и безапелляционно заявил:
– М-да, бедненько у вас тут, дорогой Василий Иванович. Я, если честно, ожидал большего.
Я присел на стул, жестом пригласив гостя последовать моему примеру.
– И что же вы ожидали здесь увидеть?
– Если честно, то английскую мебель, фарфор в серванте и портрет Императора. И телефонную связь. У вас же все довольно скромненько, редко такое увидишь у успешных деловых людей.
Я улыбнулся.
– Английская мебель и фарфор в серванте стоят больших денег, уважаемый Владимир Георгиевич…, – т-фу, тошнит меня от лживой любезности к этому типу. – Эти деньги я лучше вложу в развитие своего производства и в своих рабочих. Толку будет больше. А телефон скоро будет.
– А я слышал, что вы и ваш компаньон купили себе по особняку и вложили в их ремонт огромные средства. Я считаю, что лучше бы вы эти деньги вложили в производство, м-да. Вот тогда бы было бы больше проку, – и журналюга ядовито осклабился.
Я на мгновение прикрыл глаза, загоняя внутрь готовое вырваться раздражение, и глубоко вздохнул. Заставил себя улыбнутся:
– Но ведь мне надо где-то жить, не правда ли? И лучше всего живется и работается в нормальном помещении, где ты сам себе хозяин и где не надо каждый день ждать прихода домовладельца с проверкой и с требованием к оплате. И вы ошибаетесь, называя эти дома особняками. Это обычные дома, в очень посредственном состоянии и в весьма неблагополучном районе Санкт-Петербурга.
– Я слышал, что там идут какие-то ремонты. По слухам очень дорогостоящие.
Всё, мы полезли в дебри, заговорили не о том. Мы известной газете заказали рекламную статью о нашем предприятии, где будет подробно описано все изменения в нашей работе. Мы жаждали увидеть статью о введенном восьмичасовом рабочем дне, об увеличенной часовой ставке, о введенным мероприятиях по технике безопасности, об организованном детском саду. Мы хотели видеть на страницах газеты определенное содержание, выставляющее наше предприятие в выгодном для нас свете, и только за это мы согласны были заплатить. Так что, все эти разговоры о наших особняках были лишними. И я, с фальшивой улыбкой на лице, напомнил корреспонденту о цели его визита.
– Владимир Георгиевич…, – произнес я медленно, глядя прямо в глаза журналисту. – Давайте с вами договоримся враз и навсегда. Мы заказали у вашей газеты рекламную статью определенного содержания и позитивного тона, и вы должны ее написать. Посмотреть наше производство, поговорить с рабочими и написать. Можно сделать несколько фотоснимков общего плана и портретных снимков учредителей. Перед тем как отправить статью и снимки в печать я обязан у вас проверить написанное и, если статья меня устраивает, утвердить,. Или потребовать доработать текст, если написанное мне не понравиться. Так?! Поэтому, уважаемый Владимир Георгиевич, давайте вы не будете задавать мне лишних и ненужных вопросов, а просто займетесь тем, за что вам заплатили. Договорились?
Журналиста моя отчитка нисколько не смутила. Привык, похоже, к разным обхождениям к своей персоне. Он лишь пожал плечами и, с непонятной мне хитрецой в серых глазах, ухмыльнулся и невозмутимо достал из внутреннего кармана пальто небольшой блокнот с карандашом.
– Что ж, Василий Иванович, я вас понял. Тогда давайте поговорим о том, зачем вы вводите сорокачасовую рабочую неделю….
С журналистом мы разговаривали не менее часа. Он обо всем меня обстоятельно расспросил, подробно зафиксировав в блокноте, а потом, сбегав за ворота проходной и притащив с собой помощника с громоздким фотоаппаратом, зафиксировал мой образ на негативной пластине, закоптив маленький кабинет дымом от магниевой вспышки. Затем было сделано еще пара общих фотографий цеха с оборудованием и людьми и на этом мы расстались. Журналист пообещал меня посетить после написания хвалебной статьи.
Проводив журналиста за ворота и посадив его в местную "маршрутку", я заметил невдалеке от себя Вальку Пузеева, который отчаянно жестикулировал какому-то белобрысому долговязому пареньку, призывая его приблизиться.
– Сафрон! Иди сюда, быстро…, – закричал он во всю глотку. – Быстро говорю, быстро беги сюда.
Паренек лет одиннадцати, услыхал Валентина и, соскочив с высокой жердины ограждения, примчался на зов.
– Чего бать? – спросил пацан, прищуриваясь, заглядывая Пузееву в глаза.
– Вот что, Сафрон, беги-ка ты домой и скажи мамке, чтобы бросала все свои дела и бежала сюда. Понял?
– Понял бать, а зачем?
– Ты скажи ей, что можно на "русский" устроится. Пусть быстро бежит, как может. Ленку пусть соседке отдаст. Все понял?
– Да, бать.
– Тогда беги, – и подарив сыну напутственный добрый шлепок по спине, отправил его в путь.
Валентин выдохнул. Посмотрел вслед убегающему босоногому сыну, улыбнулся. Потом достал папиросу из мазутного кармана, размял ее грубыми пальцами и от спички прикурил, блаженно затянувшись дымом.
– Что, Валентин, – подойдя сзади, спросил я, – супругу свою желаешь устроить?
Пузеев обернулся. Улыбнулся мне счастливо, протянул руку для приветствия.
– Да, Василий Иванович, – признался он, торопливо гася папиросу об спичечный коробок – знал, что я не люблю когда при мне смолят. – Хочу, вот, и Зинаиду сюда свою устроить. Вы же пообещали ясли?
– Ну да, было дело, – улыбнулся я ему. – Будут ясли, обещаю.
– Ну, тогда хорошо. Пусть уж тогда и она работает. Копейка в доме лишней не будет. Фасовать кнопки со скрепками много ума не надо – любая баба справится.
Я покивал согласно головой.
– Сколько твоему лет? – спросил я, кивнув, вслед убегающему парнишке.
– Девять вчера исполнилось. Младшей два года, – ответил он со счастливым блеском в глазах. – Ленка – проказница. Моя Зинаида давно хотела на работу устроиться, только вот детей некуда было пристроить. А сейчас самое время.
– Старший-то у тебя в школу ходит?
– А то! Конечно! Дерут как сидорову козу – хулиганит, весь в меня. В гимназию бы его отдать, так нельзя. Там бы ему умишко поставили – не стал бы как я в грязи жить. А там и мелкая подрастет, тоже бы ее в гимназию, – он мечтательно и счастливо улыбнулся. – В люди их хочу вывести…. Сафрон пусть будет юристом, он пацан толковый, языком трещать умеет. Пацанву местную вокруг себя всегда собирает.
– А младшая?
– А что младшая, пусть подрастет пока. А там видно будет.
– Ну, что ж, Валентин, желаю успехов, – я хлопнул его по ладони. – А мне пора, пока, – и развернувшись, я пошел в сторону. Но не успел далеко отойти. Валентин окликнул меня.
– Василий Иванович!
Я обернулся. Пузеев неловко мял картуз, переминался с ноги на ногу.
– Чего Валентин?
– А вы… это… правда, хотите исследовательский… как его… открыть?
– НИОКР?
Валентин кивнул.
– Да, НИОКР. Это правда?
– Ну, раз, Сергей Сергеич это озвучил, значит правда, – прищурившись ответил я. – А что?
Он выдохнул, беспощадно сжав в жилистой ладони головной убор.
– А можно меня туда?
Я удивленно вскинул брови. Не ожидал я от него такой тяги к новому. Я смотрел на него, а он, мялся, нерешительно топтался и был сам на себя не похож.
– Валентин, а ты знаешь, что такое НИОКР? – спросил я, прекрасно зная его ответ. И не дожидаясь его отрицательного мотка головой, расшифровал. – Это Научно-Исследовательские и Опытно-Конструкторские Разработки. Там нужны инженеры с образованием и прочий ученый люд. На первое время нам нужны инженеры, способные изобразить в металле то, что мы хотим увидеть и способные разработать технологию изготовления продукта. У тебя же, насколько я понимаю, инженерного образования нет?
Валентин мотнул головой.
– Сколько у тебя классов?
– Пять, – ответил, словно с высокого обрыва ухнул, мой работник. – Я потом мамке помогал, младших ро?стил, пока она работала.
Блин, мне стало по-настоящему жаль парня. Он был, конечно, рубакой, задирой, хулиганом и пьяницей, но все ж он был отличным работником. Семью он свою любил, и это была не наигранная любовь. Я-то видел, какими глазами он смотрел вслед своему убегающему сыну. И о своей Зинаиде он всегда отзывался только добрыми и ласковыми словами и никому не давал ее в обиду.
– Василий Иванович, я все понимаю, я там не к месту. Но…, я уже почти два месяца не пью – как устроился к вам на работу, так и не пью. Зинаида моя радуется, а я люблю у вас работать. Мне здесь интересно, все новое, станки новые и относитесь вы к рабочим хорошо. А в научном отделе вам все равно понадобятся простые рабочие руки, ну там гайку закрутить у станка, смазать, где придется…. Я может и умное что смогу придумать, подскажу инженерам как лучше сделать. Они ведь, инженеры эти, ученые только по учебникам, да книжкам, а я всю эту науку с ключами в руках изучал. Я не одну бочку мазута на рукавах домой принес, у меня ж опыта столько…!
