Андрей Валентинов - Око силы. Четвертая трилогия (СИ)
Когда ухватили за плечи, Кречетов, наконец, очнулся. Не то, чтобы до полной ясности, но обстановку все же оценил. Чужаки при конях и оружии в двух сотнях шагов, чуть ближе чья-то неторопливо уходящая фигура в светлой красноармейской форме, рядом — трое растерянных бородачей.
…И черная рана — вместо памяти. С кровью выжгло.
— Командир, чего он тебе сказал, хмырь этот? Мы глядим — а ты не уходишь, на месте топчешься. Кузьмич!..
Под ухом свистнула пуля. Командующий Обороной повел плечами, нащупал подошвами непослушную земную твердь. Выдохнул резко.
— Отходим! Поговорили — и хватит. Меня отпустите, сам пойду. Голову напекло, видать. Ну, чего стоим?
Отступали под пулями, и Кречетов быстро успокоился, даже со сгоревшей памятью свыкся. Невелика рана — с четверть часа всего. Другим, кто рук-ног лишился, хуже пришлось.
…От всего разговора — только отблески синего с красным. И ноющая боль чуть пониже сердца.
Не беда, зато время выиграли!
За старую стену Кречетов заскочил последним, с пулями наперегонки. Одного из «серебряных», коновода, все же слегка задело, и командир, не глядя, скомандовал:
— Фельдшера, быстро!.. И лошадей отгоните, не ровен час побьют.
Лишь затем осмотрелся, первым делом приметив готовые к бою пулеметы. Оборону заняли по всем правилам, круговую. Лучшие стрелки возле стен, остальные на подхвате, к патронам ближе. В центре, недвижно застыв — желтые монахи. Глаза закрыты, пальцы четки перебирают.
Чайку Кречетов не увидел и мысленно сделал зарубку в раненой памяти.
— Товарищ командир! — суровый неулыбчивый Мехлис подбросил руку к козырьку. — К бою готовы!..
Иван Кузьмич удовлетворенно повел плечами:
— Вот и добре, товарищ комиссар. Выношу благодарность, после перед строем объявлю.
Лев Захарович закусил губу, поглядел странно:
— Учитель нашел ученика абсолютно свободным от всяких коанов… Если еще год назад меня назвали бы комиссаром!.. А действительно, кому они нужны, эти коаны?
Кречетов кивнул, причем весьма одобрительно. Не теряет духа, большевик пламенный, даже шутить пытается. Ну, чего тут еще у нас? Кибалка? Кибалка, ясное дело. Ремень висит, фуражка на ухо сползла, на щеке пятно от пыли. Глаза веселые, шкодные.
— Могу, товарищ командир, сейчас доложить. А могу и после боя, как скажете.
— Скажу, — пообещал Иван Кузьмич и шагнул к ближайшей бойнице. — Только поглядим сначала.
…Халаты и шапки бараньи подобрались уже к самому подножью. Стреляли бестолково, все больше в белый свет, лишь изредка пули выбивали пыль из старых камней. Часть всадников собиралась в нестройную толпу, остальные двумя крыльями начали окружать холм.
— Чар-яр! — заорал кто-то, крик подхватили, разнесли громким тяжелым эхом.
— Чар-яр! Чар-яр! Чар-я-я-ар! Чалы яры-ы!..
Топот копыт, выстрелы, густой конский дух, сухой запах потревоженной пыли… Иван Кузьмич опустил бинокль, к племяннику повернулся.
— Не будут пока штурмовать. Загонщики это, не герои, орать только горазды. Подмогу ожидают, по всему видать. А ты чего доложишь, боец? Только ремень сперва подтяни, смотреть противно.
Справившись с непослушным ремнем, Кибалкин, выпрямился, дернул подбородком:
— Стало быть, пункт номер раз, товарищ командир. Разъяснили Гришку, филин который. Его гражданин Бурбужал прятал — монах, что послу переводит. Боялся, то мы птицу обидим, потому как она белогвардейская.
Докладывал Иван-младший с самым серьезным видом, лишь в глазах плясали бесенята. Кречетов нахмурил брови:
— После боя с попом разберемся. Филина не обижать, на довольствие зачислить и в безопасное место определить… А какой пункт следующий будет? Мышь полевую заарестовали?
Кибалкин взгляд внезапно стал очень серьезным:
— Ты, дядя, не волнуйся только. Товарищ Чайганмаа Баатургы… Она вроде как видеть начала, но не взаправду, а непонятно что. Фельдшер говорит, с головой у нее непорядок, точно после сильной контузии. Мы ее между стен спрятали, там безопаснее всего.
Кречетов, поглядев на шумящую толпу возле холма, прикинул, что время, пусть и небольшое, еще имеется. Ждут, загонщики…
— Веди к ней, Ванька!
* * *
Девушка сидела в узком промежутке между стен, устроившись на большом круглом камне. Голова опущена, руки сложены на груди. Услыхав шаги, медленно встала, повела недвижными пустыми глазами.
— Жан…
Иван Кузьмич замер на месте. Чайка попыталась улыбнуться, протянула руку.
— Недостойная узнала ваши шаги, товарищ командующий Обороной. Мне было плохо, друзья испугались, но сейчас уже все в порядке. Я не сошла с ума.
Кречетов, облегченно переведя дух, шагнул вперед. Девушка подалась навстречу, оступилась, успела ухватиться за выступающий из стены камень.
Выпрямилась.
— Недостойная сердечно благодарит за участие, но просит великого воина не тратить попусту время. Место вождя — среди бойцов, а не среди слабых женщин…
Осеклась, дернула губами.
— Только скажи мне, Жан… Синий и красный — там, у подножия холма. Это было? Синий я узнала. Лаин Хуа — огонь над Пачангом…
…Отблески синего с красным, ноющая боль чуть пониже сердца. Красный командир глубоко вздохнул:
— Это было, Чайка. Вы все увидели правильно.
Девушка резко вздернула голову:
— Тогда ты должен знать, мой храбрый Жан. С той стороны, где горел свет, у горизонта — полчища демонов-яки и цхун, неприкаянных мертвецов, их тьмы и тьмы, они жаждут крови, они спешат… Не перебивай!..
Повела глазами, затем уверенно указала на север, в сторону близкого Кашгара:
— Там! Уже близко… Красные знамена Великого Махакалы, защитника Севера. Он и его войско рядом, вам надо продержаться совсем немного. Поверь мне, Жан, поверь!..
Иван Кузьмич вытер холодный пот со лба. Чайка ждала ответа, протянутая рука дрожала…
— Товарищ командир! Товарищ командир! Скорее!..
В проеме между стен мелькнула чья-то встрепанная борода.
— Кузьмич, дуй сюда!
Кречетов облечено вздохнув, повернулся, чтобы уйти, но все-таки задержался на миг.
— Я вам верю, товарищ Баатургы. Не беспокойтесь, мы этих духов-цхун до самого царства Ямы прикладами гнать будем!
Сказал — и сам сказанному подивился.
* * *
— Товарищ командир! Они уходят, уходят! Бегут, сволочи!..
Кречетов, упав животом на теплый камень бойницы, подтянулся, встал во весь рост, улыбнулся, радости не скрывая.
Бегут!
Чужаки уходили, торопили коней, не оглядываясь, не пытаясь отстреливаться. Толпа распалась на быстро мелеющие ручейки, пыльное облако потянулась к горизонту. А с севера, со стороны Кашгара неудержимо катилась конная лава в знакомой светлой форме. Острые шлемы-«богатырки», шашки по-уставному, на уровне глаз, красное знамя впереди.
— Ура-а-а-а-а-а-а!..
«Серебряные» заорали в ответ, звонко закричали ревсомольцы, даже безразличные ко всему монахи, разом встав, подняли руки к небесам.
— Ура-а-а-а! Наши-и-и-и!
Мчавшийся впереди всадник — конь вороной, сабля светлая, белая «богатырка», синяя кавалерийская звезда — придержал горячего скакуна, рукой махнул:
— Кре-че-тов! Ваня! Иван Кузьмич!..
Красный командир засмеялся, сорвал фуражку, вверх подбросил.
— Здесь я, Константин Константиныч! Здесь!..
Повернувшись, бросил прямо в бородатые улыбающиеся лица:
— Рокоссовский пришел, товарищи! Костя Рокоссовский!..
Подумал немного, да и проговорил негромко, для самого себя больше:
— Ясное дело — Махакала!
Глава 10
Канал
1
— …А еще много бумаг, — не без сочувствия присовокупила секретарь Бодрова. — Некоторые, Ольга Вячеславовна, хорошо бы сразу просмотреть, не откладывая. Нам план расширения сектора Общий отдел вернул. Чуть ли не половину штатных единиц вычеркнули. А еще письма. Те, что из-за границы я отдельно разложила, по странам…
Зотова хотел поблагодарить, сказать «спасибо», но смогла выдохнуть лишь неопределенное «ага». До высокой черной двери кабинета было всего два шага, но кавалерист-девица предпочла не спешить. Бумаги, бумаги, опять бумаги…
Одно радовало заведующую Техсектором. В портфеле, среди документов, спряталось письмо, только что вынутое из почтового ящика. Обратный адрес отправитель написать забыл, равно как приклеить марку. Печатей тоже не было, но послание все-таки достигло адресата.
Подполковник Русской армии Ростислав Арецеулов имел надежных друзей в Красной Столице.
