Татьяна Зубачева - Аналогичный мир - 3 (СИ)
Чего ж тут не понять? Он оформил документы, получил пропуск и обратно пошёл уже не через управление, а по рабочем у двору. Что ж, может, и эта мечта — выучиться на шофёра — сбудется, вон хозяйство какое, и грузовики, и легковушки, вон даже автобус стоит. А вон… точно, негр возится с раскрытым мотором.
Выйдя на улицу Андрей посмотрел на часы над проходной. Четверть первого. Что ж, это он сделал, теперь на Цветочную.
Цветочная улица оказалась тоже на окраине, но противоположной. Можно было пройти через вокзальную площадь и заодно зайти в Комитет, но Андрей твёрдо решил: сначала Цветочная, всё остальное — потом. И, чтобы не изменить решения, пошёл кружным путём, мимо бесконечного заводского забора, по вполне городским улицам, с магазинами в трёхэтажных кирпичных домах. Народу не так уж много. Почему? Все на работе? Ладно, пока неважно, а там посмотрим. Так, теперь, вроде, направо.
Пару раз он останавливался, уточняя дорогу. «Беженский Корабль» знали все и объясняли охотно и подробно.
Когда перед ним встала белая громада дома, Андрей изумлённо присвистнул. Ну, никак не ждал. Думал: обычный трёхэтажный дом, ну, в четыре этажа, ну, длинный, а тут… Людей у подъездов не видно, видно, кто на работе, кто обедает, так у кого бы спросить? Он медленно шёл к дому, оглядываясь по сторонам и увидев маленький магазинчик, обрадовался. Здесь-то точно всех знают.
Встретили его, ну, не как старого знакомого, но весьма радушно. А вот разговора не получилось. Нет, навести разбитных тёток на нужную тему он сумел и даже узнал, что Мороза они знают, что парень тот хозяйственный, спокойный, не пьёт, работает честно, ну и живёт соответственно.
— А живёт он где? — вклинился Андрей в их скороговорку, когда его уже подталкивали к двери, потому как перерыв обеденный уже начался.
— А тебе на что?
И его выставили за дверь. Андрей сплюнул от досады и выругался. За что немедленно услышал из-за двери обещание скорого знакомства с милицией. Связываться и заводиться он не стал и решил походить вокруг дома в надежде натолкнуться на какую-нибудь старушку. Те тоже знают всё и всех, и поговорить любят. Томсониха, помнится, каждый вечер ему про весь квартал такое рассказывала… будто сама в каждой спальне сидела.
Но наткнулся он однорукого мужчину в военной форме без погон и к тому же оказавшегося комендантом. Знать-то тот по службе всё знал, но Андрей сразу не понял, а почувствовал, что на лёгкой трепотне проскочишь и придётся раскрываться.
— Ищешь кого?
— Да, Мороза. Эркин Мороз.
— Угу, — Ванин внимательно оглядел стоящего перед ним высокого белокурого парня в светлой, явно нерусской куртке. Приблатнённый, но напоказ не выставляет, ладно, посмотрим. — И зачем он тебе?
— Потеряли мы друг друга в Хэллоуин, — Андрей сам не знал почему, но решил держаться до последнего. — Я в Комитет узнал, что он здесь, а квартиру не знаю.
— Понятно, — кивнул Ванин. — Когда, говоришь, потеряли?
— В Хэллоуин, там ещё, в Алабаме. Резня же была, может, слышали. Меня ранило, ну, пока отвалялся, то да сё… — Андрей улыбнулся, надеясь, что на этом расспросы окончатся.
— Ладно, — Ванин тоже улыбнулся. — Подходи сюда к пяти, покажу.
— Спасибо.
Андрей понял, что разговор окончен и лучше сматываться. Он ещё раз улыбнулся, распрощался и ушёл, чувствуя на спине взгляд коменданта.
Что ж, может, и к лучшему, если к Эркину он придёт не один. Андрей попросту трусил. Трусил настолько, что сам себе в этом признавался.
Убедившись в уходе парня, Ванин пошёл к себе. Надо, пожалуй, с Комитетом переговорить, с какой-такой радости они информацию раздавать стали. Если парень не соврал, то должен был там засветиться…
Теперь Андрей шёл не спеша. Надо как-то убить время до пяти часов. Сейчас уже второй час пошёл, надо думать, так что больше трёх часов болтаться. Ладно, тогда сейчас в Комитет, а потом поесть где-нибудь. Ладно, перекантуемся.
В Комитете его с порога встретили вопросом в несколько голосов:
— Ну, нашёл брата?
— Нету его дома, — мотнул он головой, протягивая свои бумаги. — Вот, оформился я.
— Давай-давай.
— А брат твой на работе, наверное.
Андрей кивал, соглашаясь. Конечно же, Эркин на работе, где же ему ещё быть.
— Жить будешь у брата?
— Да, — твёрдо ответил Андрей. Что бы и как бы потом не будет, а пока так.
— А чего ж ты Ванину не сказал, что вы братья? — спросила заполнявшая его карточку.
К этому вопросу Андрей не готовился и на секунду растерялся. Ванин — это комендант? Значит, позвонил сюда, а здесь он про брата сам сказал, чёрт, что же делать? Не знаешь, что врать, говори правду. Или молчи. Отмолчаться не удастся. Значит, правду. Или полуправду.
— По привычке. Мы там, — он взмахом головы указал куда-то за стену, — скрывали, что браться.
Понимающие кивки, улыбки. Сошло.
— Ну, раз и с работой, и с жильём улажено, то давай и ссуду оформим.
Андрей заинтересованно кивнул. И сколько же ему отвалят? И удивлённо приоткрыл рот, увидев, какие цифры выписывают в ведомости. И только безмолвно кивал на предостережения о последствиях неразумных трат и обещаниях проверок.
И на улицу он вышел в том же обалдении. Это ж… ну, ни хрена себе… Ну… ну, живём! И как комитетские не боятся такие деньжищи у себя держать? Хотя… хотя не каждый же день приезжают, и должно быть заранее известно, когда и сколько, а там… А там не твои проблемы, Андрей Фёдорович, не суй нос в чужие дела, до крови прищемят. Но то-то, не сильно, но заметно, что при оружии все.
Деньги он спрятал в сумку: пачки-то увесистые, побольше той, премиальной за выпас. А о других виденных им пачках в банковских бумажках, как их, да, бандеролях, он предпочитал не вспоминать. На вокзальных часах три. Ещё два часа. И Андрей отправился на поиски подходящего заведения, чтобы без помех, спокойно и не слишком дорого поесть. А то голова кругом, а жратва — она успокаивает.
Здешние кафе назывались трактирами, Андрей это ещё по Иванькову заметил и, найдя подходящее внешне заведение, смело толкнул дверь.
Полутемно, но не сумрачно, стояка с кипящим самоваром в половину человеческого роста, столов немного, но места есть. Андрей прошёл в угол к пустому столику. И только сел, расстегнул ветровку, заткнул сумку так, чтоб её видно не было, а ногой чувствуешь, к нему подошёл молодой парень белой рубашке навыпуск.
— Чего желаете?
— Пообедать желаю, — улыбнулся Андрей.
— Это в момент спроворим, — зачастил парень, салфеткой обмахивая стол перед Андреем. — Щи у нас сегодня, ложка стоит, кулебяка со слезой, сочится прямо-таки, убоина свежая, в печи томлёная, с картошечкой.
— Вот и давай, — кивнул Андрей.
Со дна памяти всплывало то ли слышанное, то ли читанное, то ли… но он чувствовал, что знает всё это, что так и должно быть.
— Водочки не желаете?
— Обойдусь. А… морс есть?
— Квасок у нас забористый, так и играет.
Квасу выпью, — улыбнулся Андрей.
Парень выложил перед ним ложку и вилку с ножом и убежал. Андрей и оглянуться не успел, как перед ним поставили деревянную расписную миску с огненными — пар лицо обжигает — густыми щами и деревянную же тарелку с толстыми ломтями ноздреватого тёмно-коричневого хлеба с чёрной коркой.
С такой едой торопиться нельзя. И Андрей ел медленно, со вкусом, чтобы вчувствоваться в каждый глоток.
Кулебяка и впрямь слезилась, сочилась каплями жира, мясо без жил и плёнок наполняло рот особым и тоже каким-то… памятным вкусом. Квас приятно щипал язык и нёбо, отбивая вкус жира.
И на улицу Андрей вышел, сыто отдуваясь и даже вспотев от такого обеда. Правда и обошёлся он ему вместе с чаевыми в трёшку. Не устоял ведь, взял напоследок ещё и киселя. Малинового с молоком. Чтоб молочные реки да в кисельных берегах. Надо же было проверить мамины сказки. Теперь бы… «После сытного обеда по закону Архимеда полагается поспать». Тоже вот откуда-то вспомнилось. Ну, спать — не спать, а где-нибудь посидеть, скажем, до полпятого… А сейчас сколько? Солнце ещё высоко. Он не спеша вернулся к вокзалу, посмотрел на часы и присвистнул. Четыре с минутами. Час прообедал! А вон и Цветочная, вот и пойдём себе потихоньку.
Цветочная улица оказалась очень длинной и столь же зелёной, пахнущей сиренью и ещё какими-то цветами. А ничего городок — с удовольствием глазел по сторонам Андрей — не сравнить с Ижорском. Перед домами… да, правильно, палисадники, клумбы, скамеечки, а вон сиренью беседка обсажена, белеет скатерть на столе, сидят люди, чай пьют… В Грязино тоже был сад, и палисадник, и огород, правда, маленький.
Улица неожиданно уткнулась в берёзовую рощу, и Андрей пошёл по тропинке, догадываясь, что «Беженский Корабль» будет за рощей. Белые, в чёрных крапинках и полосках стволы, ярко-зелёная трепещущая под слабым ветром листва, и такая же яркая, крепкая, как ежиные, нет, ежовые иголки, трава. Послышался шорох, и Андрей замер, напряжённо вглядываясь. Неужели ёж?! Но нет, шорох не повторился, видно, шуршавший испугался ещё больше и замер. Свистели и щёлкали птицы, а птиц ему мама не назвала, так и не знает до сих пор. Деревья различает, а птиц — нет. Фредди им тогда соловья показывал, свистел соловьём, но здесь такого чего-то не слышно. Он шёл и думал о всякой чепухе, потому что сквозь благодушие сытости опять проступал и накатывал страх.
