Благословенный. Книга 6 (СИ) - Коллингвуд Виктор

Однако же, все сомнения были напрасны. Спокойствие командира передалось войскам, и солдаты Багратиона с совершеннейшим хладнокровием ждали противника, взяв ружья наизготовку. Когда туркменская конница с визгом, криками, пылью приблизилась на расстояние в сотню шагов, последовал залп, сменившийся беглым батальным огнём. Конница шаха смешалась, град пуль и ружейной картечи сбрасывал их них на землю. Успех действий Багратиона предопределил исход битвы.

Во время прошлогоднего противостояния Суворова и герцога Брауншвейгского генерал-фельдмаршал постоянно доверял Петру Ивановичу организацию арьергардных боёв, и в реляциях, поступавших на моё имя, превозносил его до небес.

И было за что! Арьергардные операции, то есть прикрытие отступления главных сил, по праву считаются самыми сложными. И всякий раз Багратиону удавалось невиданное — действия русского арьергарда почти нивелировали успех прусского наступления. А ведь войска герцога вчетверо превосходили наши!

И вот теперь мне предстоит сообщить ему о новом громком назначении.

— Князь Пётр, готовы ли вы к новым свершениям?

Живое лицо князя приняло немного упрямое выражение.

— Я счастлив служить Вашему Величеству на любом посту! — гордо сообщил он.

— Прекрасно. Однако в этот раз вас ждёт нечто необычное! Речь идёт о крайне сложном для управления государстве. Это ваша историческая родина, Картли-Кахетия. Я, князь, имею на вас виды особого свойства: вам надлежит стать новым правителем этой державы!

Воцарилось молчание. Сказать, что Багратион был поражён — это не сказать ничего. Он впился в меня глазами так, будто прямо перед ним у меня полезли изо лба дьявольские витые рога. Я терпеливо ждал, когда первый шок пройдёт, и генерал начнёт задавать мне такие естественные в этой ситуации вопросы.

Надо признать, что оправился Багратион довольно –таки быстро.

— Ваше величество! Могу ли я рассчитывать на такое? Я очень далёк от правительствующих кругов! В Грузии есть наследник — принц Давид; ему и суждено занять престол!

Я внутренне усмехнулся. Ну нет, дружок, отпетлять не получится!

— Не так уж и далеко вы от них отстоите, на мой взгляд. Вы принадлежите к царствующему ныне роду; а я обещал, что обеспечу Грузии правителя из рода Багратионов. А то, что вы ни разу не были в Тифлисе, на мой взгляд, даже хорошо — не будучи связанным ни с одной из местных группировок, вы сможете всех поставить с собою на одинаковую ногу! Для Грузии со всеми её бесконечными изменами и интригами это крайне важно — настолько важно, что далеко перевешивает все оговорённые вами минусы! Кроме того, там нужен человек жёсткий, понимающий военное дело, способный дисциплинировать тамошнюю расхлябанную публику. В помощь вам будет выдан князь Цицианов — как вам известно, это прекрасный военный.

Мои спокойные объяснения призваны были продемонстрировать князю, что я давно и тщательно обдумал его назначение. И тем не менее я видел, что Пётр Иванович колеблется. Как странно было наблюдать такое! Сколь смел и бестрепетно решителен был он на поле боя, и как волновался теперь! Увы, но нерешительность такого рода свойственна людям совестливым: страх не оправдать возлагаемых на них ожиданий часто заставляет таких людей сомневаться в своих силах…

А я вот был совершенно уверен — лучшего варианта в Тифлисе не найти!

Наконец Пётр Иванович ответил мне, с сомнением качая головой:

— Ваше величество, право, я не могу принять столь высокого назначения. Мне не хватает веса, солидности и основательности. В Тифлисе я могу оказаться в изоляции, когда все откажутся меня принимать — слишком уж незначительна и малоизвестна моя персона!

— Пустое, князь! — успокоил его я. — Вы получите столько веса, сколько заслушиваете! Первые бои с горцами покажут всем вашу гордую решимость, предприимчивость, глазомер, смелость и отвагу — чего же более? Первые же распоряжения заставят уважать вашу предусмотрительность, умеренность, здравый смысл и бережливость. Ну а главное, что придаст вам вес — это правильная супруга. Как насчёт дома Романовых?

И, глядя в округлившиеся глаза Багратиона, я медленно, с расстановкой, сообщил:

— Я предлагаю вам, князь, рассмотреть возможность женитьбы на моей сестре, великой княжне Елене Павловне. Ей уже исполнилось шестнадцать, и, полагаю, титул грузинской царицы пойдёт ей очень к лицу!

На это всё Багратион не нашёлся что ответить. Елена была, пожалуй, самой красивой из моих сестёр; притом она отличалась ровным спокойным характером и скромным нравом. Иностранные дипломаты уже зондировали почву по поводу возможности сочетаться с ней браком для своих принцев; но я давно уже решил свести ее с Багратионом, и постепенно шёл к намеченной цели. А теперь предстояло совершить последний, решающий бросок!

— Но, ваше Величество! — наконец произнёс вышедший из ступора Пётр Иванович — как можно пойти на такой мезальянс?

Я, конечно, понял, о чём речь. Брак Бонапарта с Александрин в своё время вызвал в обществе очень неоднозначную реакцию, и теперь Пётр Иванович счёл за благо дуть на воду…. Но вообще, это он зря!

— Что тут такого, дражайший? На момент свадьбы вы уже будете грузинским царём — о каком мезальянсе может идти речь?

— Но что скажет Павел Петрович…

— И с Павлом Петровичем, и с Марией Фёдоровной вопрос сей давно согласован. Правда, есть одно «но» — вы должны понравиться моей сестре. Иначе, сами понимаете — какая семейная жизнь? Один разврат; а это обоим вам совершенно невместно!

Разумеется, Багратион согласился и, получив флигель-адъютанта, отбыл в Петербург — покорять Елену. Задача его сильно упрощалась тем, что маман уже основательно промыла будущей невесте мозги. Осталось лишь отписать в Гельсингфорс, чтобы сестрёнку перевезли оттуда в Зимний, и дождаться смерти царя Георгия, каковая, по всем признакам, была уже не за горами….

Глава 9

Итак, изложив легендарному немецкому философу все свои пожелания по поводу будущего трактата о всеобщем мире и всемирном государстве, я уже было собрался возвращаться в Петербург. Но тут вдруг меня захватил вихрь событий, заставивший резко поменять планы.

Прежде всего, произошло восстановление Польши. Казалось, это событие было согласовано заранее и не должно было создать проблем. Но поляки не были бы поляками, не подкинь они мне проблем…

По соглашению с Тадеушем Костюшко, он имел полномочия объявить о создании «Республики Польша». Это должно было быть новое государство, без правопреемства со старой республикой, уничтоженной 5 лет назад. Но 5 марта 1800 года со ступеней Кафедрального собора Святого Флориана было торжественно провозглашено… возрождение Речи Посполитой! А это, знаете ли, совсем другой винегрет!

Объявив о возрождении старой республики, поляки недвусмысленно намекали на претензии в отношении, как минимум, территории Литвы в ее национальных границах. А учитывая, что большая часть населения Белоруссии была к тому времени окатоличена, границы эти становились чрезвычайно зыбкими…

Так что вопрос о будущей русско-польской границе из рутинного становился крайне острым! И, испытывая страстное желание выяснить отношения, я отправил Костюшко предложение о личной встрече. Однако Тадеуш, назначенный диктатором временно правительства в Варшаве, не мог отлучаться из столицы надолго: поездка в Петербург была бы для него затруднительна. Поэтому, находясь в Кенигсберге, я не мог упустить возможности без долгих разъездов увидеться с ним где-нибудь в Данциге или Кольберге.

Вторым моментом, не совсем неожиданным, но, скажем так… неучтённым, оказался вопрос о будущем Пруссии. Слухи о моем желании совершено уничтожить эту страну произвели в Европе весьма неблагоприятное впечатление. Основной лейтмотив политического дискурса по этому поводу в ведущих европейских столицах можно охарактеризовать словами: «А не много ли он на себя берёт?». И было отчего…

Всё дело в том, что Пруссия, с какой стороны не погляди, являлась частью так называемого «Европейского равновесия». Её существование в какой-то мере уравновешивало мощь Франции и Австрии; поэтому исчезновение этого важного актора европейской политики могло создать крайне неожиданные пертрубации.