Борис Чурин - Ангел Господень
— Ты все понял? — Ангел испытывающе посмотрел мне в глаза.
— Все, — кивнул я головой.
— Тогда к делу! — возвысил голос Ангел Господень, — твое наказание будет заключаться в… — заметив как расширились от ужаса мои глаза и затрясся подбородок, Гавриил громко рассмеялся, — нет, нет, я не собираюсь тебя убивать и передавать твою душу Богу. Твоя душа будет жить вечно. Но, — Ангел вскинул вверх указательный палец, — в отличие от обычных людей, которые рождаясь вновь, ничего не помнят о своей предыдущей жизни, ты будешь помнить все. Помнить о каждой прожитой тобой жизни и в мельчайших подробностях.
Вдох облегчения, вырвавшийся из моей груди, вызвал на лице Гавриила ехидную усмешку.
— Сейчас тебе, конечно, трудно осознать всей суровости наказания. Но обещаю, что ты начнешь ощущать ее спустя уже два-три десятка прожитых тобой жизней. И с каждой новой жизнью эти ощущения будут становиться все острее, тягостнее и нетерпимее.
Такова кара за неисполнение тобой данного мне обещания. Но это еще не все. Ты должен также понести наказание за совершенное тобой прелюбодеяние. И это наказание будет не менее жестоким, чем предыдущее. Всякий раз, в каждой новой жизни, когда ты полюбишь человека, будь то мужчина или женщина, ты вскоре умрешь трагической смертью. Поэтому ты будешь страшиться любви, как стаи голодных волков, как огня, как разрушительного смерча. А человеку жить без любви, поверь мне, невыносимо тошно.
Ангел замолчал, внимательно вглядываясь в мое лицо. Мне показалось, что в глазах его вдруг промелькнуло что-то похожее на чувство вины и раскаяния. Подобные чувства, вероятно, испытывал бы отец, отправляющий любимого сына на битву, в которой тот неминуемо должен погибнуть. Но, возможно, мне это лишь показалось, потому что в следующий миг брови Ангела Господня грозно сдвинулись к переносице, а в ушах моих вновь зазвучал его громовой голос:
— За сим прощай. Больше мы с тобой никогда не увидимся.
Я склонил голову в прощальном поклоне. Когда я поднял ее вновь, в помещении, кроме меня, уже никого не было.
К тому времени, когда мне довелось во второй раз встретиться с Ангелом Господнем, я прожил со своей женой более четверти века. Однако, не смотря на столь солидный стаж совместной жизни, продолжал любить свою супругу также страстно и пылко, как в первый месяц нашего супружества. Видимо, эта любовь и явилась причиной случившегося со мной несчастья. Спустя три дня после визита ко мне Гавриила, я отправился на рынок купить кое-что из продуктов. Неспешно вышагивая вдоль торговых лотков, я неожиданно услышал громкий крик за спиной. Я обернулся и увидел мальчишку-оборванца, бегущего прямо на меня. В обеих руках мальчишка сжимал по большому персику. Оборванца преследовал здоровенный детина, вероятно, хозяин персиков.
Не знаю, для чего мне это было нужно, но я решил поймать воришку и расставил широко руки, преграждая ему дорогу. Юнец, однако, оказался прытким и с кошачьей ловкостью юркнул в сторону. Я шагнул ему наперерез и тут же почувствовал, как нога моя поехала по поверхности земли, наступив на что-то скользкое. Взмахнув руками, я рухнул спиной на землю и в следующий миг ощутил острую, колющую боль под левой лопаткой, которая проникала до самого сердца. В глазах моих потемнело, и я потерял сознание…
Очнулся я… годовалым ребенком, девочкой, в семье ирокезов, одного из североамериканских индейских племен. В течение последующий двух или трех лет ко мне полностью вернулась память о предыдущей моей жизни.
* * *— Вот так все было в действительности, — закончила свой рассказ Наргиза.
Пока девушка говорила, Евгения Андреевна стояла, не шевелясь, боясь малейшим движением помешать рассказчице. Взгляд ее широко открытых глаз ни на секунду не отпускал лица девушки, фиксируя малейшее изменение мимики, а напряженный слух чутко улавливал каждую смену интонации. Когда Наргиза замолчала, Евгения Андреевна еще с минуту не сводила с нее глаз.
— Ты хочешь сказать, — начала она нерешительно, — что Колотов, Гюнтер и ты — одно и то же лицо? Одна сущность?
— На счет «лица» я сомневаюсь, — улыбнулась Наргиза, — а вот сущность, действительно, одна. Ведь с душой человеку передаются его характер, способности, его наклонности. Они и составляют сущность индивидуума. Чувства тоже часть души, но с ними дело обстоит сложнее и передаются ли они по наследству от человека умершего, к человеку зарождающемуся для меня остается загадкой. Когда я был Юрием Колотовым, я полюбил Веру. Став Гюнтером Шварцем, я решил встретиться с ней вновь. Ты, возможно, не поверишь, — Наргиза коснулась руки Евгении Андреевны, — но за две тысячи лет моего существования я никогда прежде не встречался с предметом моей любви из предыдущей жизни. На то были разные причины: транспортные, финансовые. Но главная причина в другом. У меня не возникало в этом душевной потребности. В каждой новой жизни я отлично помнил события из жизни предыдущей. Но только события, а не чувства, которые они во мне вызывали. Я помнил, что любил кого-то. Помнил когда и где это происходило. Но эти воспоминания не вызывали во мне никаких эмоций. Сердце мое оставалось холодным. Это все равно, что читать учебник истории: ты познаешь лишь факты, даты, имена людей.
Но что чувствовали эти люди, о чем думали и переживали, тебе узнать не дано. На повторную встречу с Верой, когда я стал Гюнтером, меня тоже подтолкнула не любовь. Ее не было. Я просто хотел отблагодарить эту женщину за то, что она помогла Колотову вновь стать человеком. Тем более, что для Гюнтера Шварца оплатить пластическую операцию не составляло особого труда. Он был состоятельным человеком, совладельцем крупной адвокатской конторы.
— Как?! — всплеснула руками Евгения Андреевна, — Гюнтер собирался оплатить операцию из своих средств?! Никакого наследства, выходит, не было?
— Не было, — кивнула головой Наргиза.
— А потом…? Гюнтер полюбил тетю Веру?
— Я уже говорил тебе, для меня самого это загадка, — развела руки в стороны Наргиза, — тут могут быть два варианта: либо он полюбил эту женщину, либо в нем проснулись чувства, унаследованные им из прошлой жизни. Честно признаюсь, я затем и приехал в Екатеринбург, чтобы разобраться в этом вопросе. Он как гвоздь застрял у меня в голове. Не дает покоя ни днем, ни ночью. Я рассчитывал, что новая встреча с Верой поможет мне решить эту проблему, поможет разобраться в своих чувствах.
— Значит, теперь эта проблема так и останется нерешенной?
— Трудно сказать, — покачала головой девушка, — знаешь, когда ты сообщила мне о смерти Вераши или здесь, когда я увидел ее могилу, что-то шевельнулось у меня в груди, что-то заставило сердце биться учащенно.
Некоторое время обе женщины молча разглядывали пожухлую траву на могильном холме.
— Наргиза, ответь, пожалуйста, на вопрос, — Евгения Андреевна сдвинула брови, собираясь с мыслями, — подавляющее большинство людей желают жить как можно дольше. Многие, ради продления жизни, жертвуют удовольствиями: ограничивают себя в еде, не пьют, не курят. Скажи, если Ангел Господень наказал тебя вечной жизнью, значит жить вечно это тяжело? Это, действительно, наказание?
Наргиза ответила не сразу. Еще с полминуты она продолжала молча разглядывать могильный холм. Затем из груди ее вырвался тяжелый стон.
— Боюсь, у меня не хватит слов описать мои чувства. Описать степень моих страданий и моей боли, — она вскинула голову, — тем не менее, я попытаюсь это сделать.
Ты, наверное, встречалась в своей жизни с явлением, которое называется дежавю. Это, когда ты наблюдаешь какое-то случайное событие, и тебе вдруг кажется, что подобное событие уже происходило в твоей жизни. Ты начинаешь копаться в своей памяти, пытаясь ответить на вопрос: где и когда ранее случилась с тобой подобная ситуация? Однако вспомнить ты не можешь. Это тебя злит. У тебя даже на какое-то время может испортиться настроение. Но часто ли, на протяжении твоей жизни, с тобой случается дежавю? Пару десятков раз, не более. Со мной же это происходит ежеминутно. Мне приходиться почти постоянно рыться в своей памяти, вспоминая ситуацию или ситуации, подобные той, что только что случилась со мной. То же происходит с лицами людей, их именами, с названиями населенных пунктов, видами местности и многими другими вещами. К примеру, я иду по улице, а навстречу мне шагает человек, черты лица которого мне очень знакомы. Я тут же начинаю листать книгу своей памяти, в которой более двух тысяч глав (по числу прожитых мной лет), а в каждой главе по двенадцать (количество месяцев в году) страниц, а каждая страница содержит тридцать (число дней в месяце) абзацев, а в каждом абзаце двадцать четыре строки и так далее…
От этих постоянных копаний в памяти у меня раскалывается голова. Нервы напряжены как якорная цепь корабля во время шторма. Во мне пробуждается дьявольская злость ко всему, что меня окружает: людям, предметам, ко всему свету. Злость кипит во мне как вода в паровом котле. Колоссальными усилиями воли я сдерживаю эту злость, не позволяя ей вырваться наружу. Я постоянно нахожусь в яростной, изматывающей борьбе с самим собой. Такого наказания не пожелаешь даже злейшему своему врагу. Ты поняла меня? — Наргиза наклонилась, чтобы заглянуть в глаза Евгении Андреевне.
