KnigaRead.com/

Анатолий Спесивцев - Вольная Русь

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Анатолий Спесивцев, "Вольная Русь" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

В этот раз подъём на уровень крыши двенадцатиэтажного дома давался Аркадию особенно тяжело. Для тренированного человека — он занятия боевым искусством не забрасывал — такой поворот событий стал неприятным сюрпризом. Ноги поднимались с трудом, как у старого деда, уже через несколько пролётов появилась одышка, постоянно усиливаясь в дальнейшем, в который уж раз за последнее время зачастило сердце. Где-то на уровне пятого-шестого этажей окружающий мир покрылся вдруг туманной пеленой, вдыхаемый воздух перестал насыщать лёгкие кислородом, сил на продолжение подъёма у Аркадия совсем не осталось, он вынужденно остановился, переводя дух и пытаясь сообразить: — Что же со мной такое происходит?

Было ему так хреново — голова закружилась, затошнило, сил совсем не осталось — что он не сразу расслышал, что поднявшийся на один с ним уровень полковник что-то говорит. Звуки доходили, будто сквозь слой ваты, да и мозги с реакцией не спешили. Не сразу сообразил, что Бугаенко обращается к нему. Наконец, немного продышавшись, смог сосредоточить внимание и услышал:

— Москале, Москале, тоби що, зовсим погано?

«Нет, блин, обалденно хорошо», — чуть было не ляпнул в ответ, но вовремя спохватился и отозвался на явно слышимое в голосе собеседника беспокойство адекватно. — Ничего, ничего, сейчас пройдёт. Сердце, видно, прихватило.

Попытка взяться левой рукой за перила подтвердила этот диагноз — рука онемела, будто отлёжанная, полагаться на надёжность хвата её кисти не приходилось. Поняв это, Аркадий покрепче вцепился в перила с другой стороны — десница, вроде бы, работала. Чего нельзя было уверенно утверждать о нижних конечностях, по ощущениям ставшими ватными и крайне ненадёжными.

««Стоять — и никаких гвоздей! Вот лозунг мой и солнца»[6]. Мало того, что сердце сбоит, кажись и мания величия проклюнулась, сам себя с солнцем сравниваю. Больно как!»

Дыхание перехватило — вплоть до невозможности сделать очередной вздох, а боль в груди, показалось непереносимой. Знаменитый колдун захрипел, побледнев, будто мгновенно перекрасил лицо белилами, закатил глаза и потерял сознание. Всё вокруг завертелось и… померкло. Очнулся уже сидя на ступеньке, сердце по-прежнему ныло, но уже именно ныло, а не сбивало с ног болью. Вернулась возможность дышать — пусть потихоньку, не слишком резко и не полной грудью.

«А жизнь-то, кажется, продолжается. И, даже, по своему обыкновению, бьёт ключом, хотя и дала промашку, попав не по пустой голове, а по сердцу. И действительно, какой смысл лупить по сплошной кости — пробивать там всё равно нечего, все мозги в позвоночнике. А сердечко-то у меня поистрепалось за последние годы, не по Сеньке шапка, не по моим силам объём работы Феликса Эдмундовича или Лаврентия Павловича. А тут ещё Мишка сгинул… Нашла жизнь (или судьба?), уязвимый орган и, пожалуй, не промахнулась, это я сгоряча охулку на неё положил, попала куда целила. Боюсь мне не так много осталось прогрессорствовать, а столько ещё не сделано… И ведь среди предков ни у кого сердечных болезней не припомню».

Благодаря стиханию боли заработали и органы чувств. Аркадий ощутил задницей твёрдую, слишком узкую для сидения на ней ступеньку, чью-то мощную руку, осторожно придерживавшую его в сидячем положении и, вероятно, удержавшую от падения вниз. Иначе полетел бы наказной атаман кувырком по ступенькам, а то и ласточкой на землю, пробив телом перила. Открыв глаза, попаданец обнаружил совсем близко толстомясую, небритую рожу Бугаенко. Впрочем, в данный момент это, безусловно, было лицо, а не рожа — встревоженное, обеспокоенной, взволнованное.

«И поддерживает он меня — несмотря на свою силищу — аккуратно, можно сказать — нежно. Будь я или он голубым, и застань нас в такой позе партнёр… ох скандал бы разразился… Слава богу, ни его, ни меня в таком не заподозришь. Н-да… а ведь он меня спас — джуры шли сзади на несколько шагов, падая я их посносил бы к известной матери, поломавшись в придачу к сердечному приступу. А я его чёрт знает, в чём подозревал, да и, честно говоря, испытывал антипатию. Хреновый я колдун, то симпатизирую подонку, то сдуру презираю достойного человека».

Аркадий хотел попросить Бугаенко не обнимать себя за плечи, однако передумал, не начав шевелить губами. Боль в груди из сбивающей с ног, лишающей сознания, превратилась в просто сильную, терпимую. По крайней мере, переносимую для казацкого атамана — не выживали здесь слабаки, но уверенности, что сможет самостоятельно хотя бы сидеть, у него не было. Так они и просидели, тесно прижавшись друг к другу, до появления джуры наказного атамана, Левка. Топот его подкованных сапог стал слышен ещё до начала подъёма юноши по лестнице. Это-то, несмотря на продолжавшуюся дуэль гиреевских топчи и казацких пушкарей! Попаданец привычно отметил — успел уже стать настоящим специалистом в артиллерии семнадцатого века — свои артиллеристы стреляют заметно чаще, зато враги палят из стволов куда большего калибра. И то, и другое сюрпризом не было.

Джура подбежал взмокший, взъерошенный и, вопреки обыкновению, не скрывающий своей взволнованности. Его попытка немедленно отчитаться не удалась — от быстрого бега вверх по лестнице парень нешуточно запыхался и первые секунд с шумом глотал воздух, будто большая, выброшенная на берег рыба.

«Впрочем, вроде бы, рыбы на берегу дышат бесшумно. По-крайней мере, для человеческого слуха. Куда же он бегал?»

— Ааа! Ааа! П… Ааа-ха! Пане… Ааа-ха… Атамане… Ааа-ха! Ваши лики (лекарства)… Ааа! Принис. Ааа-ха!

Побледневший — вопреки только что перенесённым нагрузкам — Левко сунул дрожащую от напряжения и волнения руку за пазуху, и осторожно, как ядовитую змею вытащил на белый свет пузырёк солидного размера. Или маленькую бутылочку, с чекушку — это как посмотреть. Из зелёного, почти непрозрачного стекла. Чувствовалось, что хватка кисти юноши излишне сильная, судорожная, он готов скорее умереть, чем выпустить сосуд. Аркадий ощутил, что напрягся и поддерживавший его в сидячем положении полковник.

Волнение молодого человека и опытнейшего рубаки оправдывалось многочисленными слухами об этой ёмкости и её содержимом. Естественно, самыми мрачными и жуткими, можно сказать, страшилками. Подобные ужжжасные истории тянулись за колдуном, как хвост за кометой, на несколько порядков превышая причину их возникновения. По любому поводу о Москале-чародее рассказывали нечто пугающее. Эти рассказы разрастались в целые повести, искажались до неузнаваемости, приобретали просто эпические масштабы, достигали самых отдалённых уголков Европы, Ближнего и Среднего Востока, иногда даже влияли на отношения казаков с другими народами.

Слухи о лекарстве возникли спонтанно. Ещё года два до этого, другие характерники заметили непорядок в работе его сердца. Раньше него самого, кстати, заметили. И приготовили для очень нужного Вольной Руси человека лекарство — спиртовый настой нескольких сильных ядов и лекарственных трав. Принимая настойку регулярно, но понемногу — начав с нескольких капель — Аркадий постепенно приобрёл иммунитет к её отравляющему действию. Иногда воображал себя героем знаменитого романа Дюма. Даже колдунам свойственно мечтать о сказке. Доброй сказке, жути, что в семнадцатом веке, что в двадцать первом, хватает и в реальной жизни, любителей ужастиков он никогда не понимал.

На заботу друзей, подсунувших для употребления яд, обижаться не приходилось. До сего дня боли в сердце его лишь изредка беспокоили, но всё хорошее кончается. Как всегда, совершенно не вовремя.

Для постороннего лекарство оставалось сильным ядом, в чём и случилось убедиться одному незадачливому казаку. Во время не столько боевого, сколько показательно-устрашающего похода, страдавший от вынужденной абстиненции алкоголик-сечевик унюхал вожделенный запах спиртного. Правильно выйти из длительного запоя он не успел, походная еда в рот страждущего выпивохи не лезла, от воды Непейпыво тошнило. Видимо, его мучения достигли уже того уровня, при котором о таких мелочах как жизнь не задумываются. Собственно, и без переживаний по живительной влаге, сечевикам задумываться о таком свойственно не было. А уж совершенно одурев без привычной дозы… казак поднял шум: — Москаль-чаривнык горилку пье!

Обвинение из числа подрасстрельных для любого, нарушившего сухой закон в походе. Без исключений. Точнее, в море выпивох топили, но кому от этого легче? Казаки считали смерть утоплением более позорной, Аркадия же не привлекала перспектива казни в любом виде. Счёт пошёл на секунды, если не на мгновения — пропустишь возможность отбрехаться или перевести стрелки, позже оправдываться будет некому. Правосудие в походах осуществлялось с похвальной — как он сам считал раньше — быстротой и эффективностью. В мешок и в воду, вне зависимости от звания, если совершил такое страшное по меркам сечевиков преступление. Страстные любители выпить, казаки не выжили бы на фронтире, если бы чётко не разделили отдых и работу.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*