ГЕОРГИЙ ЛОРТКИПАНИДЗЕ - СТАНЦИЯ МОРТУИС
Замминистра страдальчески закатывает глаза к потолку. Вернувшись из Москвы он устроился в один из институтов республиканской Академии Наук. Институт обладал неплохой репутацией, но ему, он считает, просто не повезло. Здесь на его долю выпал какой-то псевдонаучный кошмар. Достраивали новый корпус, а рабочих рук не хватало. Стоило ли защищать диссертацию, коли функцию рабочего-строителя приходилось выполнять чаще, чем ученого-исследователя. Тему, над которой так споро работалось раньше и нюансы которой он успел прочувствовать, пришлось оставить, так как в институте не было необходимой для соответствующих исследований аппаратуры, да и рассчитывать на ее получение в обозримом будущем не приходилось. Подобных ему кандидатов наук здесь было слишком много, и у каждого находились свои аргументы и претензии. Приходилось через силу заниматься вещами, о которых он имел самое смутное представление, впереди открывались довольно удручающие перспективы. И вдруг, совершенно неожиданно, прозвучало это предложение.
X X X
Девочка очень любила кино.
В этом, конечно, не было ничего удивительного. Многие из нас, не смея нарушить монотонное течение своего жизненного потока, представляют себя людьми готовыми на поступок только глядя на экран.
До сих пор, так уж получилось, Девочка жила жизнью в которой поступки совершались за нее. В том, что жизнь пока не успела поставить перед ней действительно сложные задачи, не было ее вины. Скорее, в том было ее счастье. Она была славной, призывно поблескивавшей, но не очень яркой звездочкой на ясном ночном небосклоне. В этом нет ничего особенного. Очень и очень многие, умные и глупые, добрые и злые, сильные и слабые, живут так до самой смерти.
Итак, Девочка любила посещать кинотеатры.
Она получила неплохое образование, обладала довольно тонким вкусом и, как ей самой казалось, умела отличать изысканные шедевры от бесталанных поделок. Пожалуй, так оно и было.
Но ходить в кино одной было скучновато. Иногда она ходила вместе с подругами, иногда ее приглашали знакомые парни. Если, а так тоже случалось, во время сеанса она ощущала у себя на коленке, или чуть повыше, прикосновение чужой ладони, она спокойно, но твердо снимала ее и больше не ходила с "виновником" в кино. Она ведь была влюблена. Но Девочка была тоненькая и стройная, и юноши искренне увлекались ею один за другим.
Поэтому неудивительно, что как-то раз, снежным, но от этого не менее погожим декабрьским днем, один молодой человек пригласил ее в кино.
X X X
Итак, я осмелился произнести вслух вопрос, ответ на который был важен для нас обоих.
Удивительно, но решились мы на нашу совместную авантюру без четкого представления о том, что же делать в случае удачного ее исхода.
Вначале сама мысль об успехе казалась фантастической. Но разработанный нами план оказался настолько конкретным и переполненным всяческими деталями, что мы как-то незаметно очутились в положении людей успевших сказать "А", и, которым, следовательно, предстояло произнести также и "Б". Отказаться от "Б" означало бы бесславно и безропотно капитулировать, увильнуть от взятых обязательств, уронить себя и в собственных глазах, и в глазах друга. О, нет, мы уже не могли бросить все на полдороге. Но перенеся все внимание на технику исполнения плана ограбления, мы не то чтобы забыли, а просто не желали думать о перспективе, о том, ради чего, собственно, пустились во все тяжкие. Были в такой беззаботности и молодое, переходящее в несостоятельную вальяжность лихачество, и подсознательное нежелание связывать себя какими-либо обещаниями на будущее. Во всяком случае я был убежден в одном, в полном бескорыстии наших побуждении. Правильнее сказать, что я был уверен в Антоне, как в самом себе. Об этом не говорилось, это подразумевалось само собой.
Но вот, чудо свершилось, "Б" последовало за "А", и вся непростота заданного мною вопроса развернулась во всей полноте. На мгновение показалось, что в комнате сгустилась мертвая, почти нестерпимая тишина. Еще минуту назад можно было строить какие-то иллюзии, но теперь отступать было некуда. Груда состоящяя из разноцветных хрустящих бумажек едва умещалась на тахте. До них можно было дотронуться, их можно было погладить, надежно спрятать, наконец использовать.
Первым от оцепенения очнулся Антон. Неожиданно он вскочил со стула, жадно потер руки, несколько раз пробежался по комнате, потом уселся прямиком на стол, чуть не опрокинув при этом опустевшие чашки, и, глядя мимо меня куда-то в стену, бодро заявил: "Ты молодец. Хотя я надеялся, что ты притащишь по меньшей мере миллион".
Я грустно улыбнулся: разве это было так важно?
- Деньги не пахнут, - услышал я ровный и сразу повзрослевший голос моего друга.
Мне потребовалось целых несколько секунд для того, чтобы осознать смысл сказанных им слов. Но по прошествий этих секунд в мозгу моем роем пронеслись не очень приятные мысли. Тоже мне, нашел время для дурацких древнеримских поговорок. За кого он меня принимает? Не ошибался ли я в нем? Не был ли я слеп как крот? Вопросы эти со скоростью света промчались в моем сознании. Не утерпев, я осведомился как можно более язвительным тоном:
- Хочешь сказать, что из тебя такой же император Веспасиан, какой из меня Раскольников?
- Хочу сказать, что собираюсь хорошенько пораскинуть мозгами: выкинуть мою долю на ветер, или оставить ее себе и постепенно истратить на благородные цели, - спокойно ответил Антон.
Таких слов я не ожидал вовсе. Мы вновь замолчали, но вскоре я первым нарушил гнетущее, натянутое молчание, растерянно заладив однообразное: "Так, так, значит, значит, так значит ты, именно ты...", но, так и не завершив мысль, замолк.
Антон соскочил со стола, подошел к тахте и уселся на денежную кучу верхом. Потом стал играться пачками, жонглировать ими, выстраивать из них на полу кубики и пирамидки. Видимо, так ему легче было раздумывать о своих будущих планах, и через несколько минут его угрюмое лицо (так мне показалось) озарила злорадная ухмылка. Исподлобья взглянув мне прямо в глаза, он проговорил:
- Послушай, а может вернем их нашему общему другу, законному владельцу?
Я продолжал молчать. Вряд ли мое лицо выражало что-либо осмысленное. Наверное я не мигая и еле сдерживая выпиравшую из меня злость, тупо смотрел на Антона. Тот, не сводя с меня настороженных глаз, продолжил:
- А может пойдем сейчас в милицию и во всем признаемся? И заодно потопим нашего милого друга? Только учти, нас посадят, а он вылезет из воды сухим. Он человек богатый и связи у него большие.
Наконец я пришел в себя. Надо найти в себе силы мыслить трезво. Все возможные альтернативы, пожалуй, названы. Но как допустить, чтобы возвышенная и справедливая месть не обернулась жалким пресмыканием благородных мстителей перед ими же похищенными деньгами? Ни за что! Но и Антон хорош! Тот еще фрукт! Была моя очередь говорить, и я не заставил себя ждать:
- У Достоевского в "Идиоте" одна сценка есть, если помнишь. Женщина сто тысяч царских рублей - огромные деньги - в костер бросает. А что если я эти деньги сейчас сожгу? Я их принес - что хочу, то с ними и сделаю. Ты же в органы доносить на меня не станешь. Полезешь в костер?
- Не полезу, не надейся, - с деланным равнодушием отозвался Антон. Кажется, он меня ненавидел.
Не обрашая внимание на тон его ответа, я некоторое время продолжал в задумчивости стоять перед ним. Решение следовало принимать быстро, немедленно, чтобы позднее самому не стать жертвой соблазна, и сделать это мне удалось сразу. Но навязывать свой путь другу детства я не мог, да и не имел права. Поэтому бодреньким, с небольшой примесью еще не прошедшего разочарования голосом, я сказал:
- Ладно. Пошутили и хватит. Не будем ссориться из-за этих бумажек. Разделим их поровну. Пусть каждый из нас возьмет по сто десять тысяч и распорядится ими как сочтет нужным. Главное, родители ничего не должны узнать, - я сделал паузу и, четко разделяя слова, произнес, - Отчитываться друг другу в тратах необязательно. И если один из нас случайно попадется, пускай не впутывает другого. Идет?
- Идет, - после небольшой заминки согласился Антон.
X X X
Окном моя комнатушка - мой персональный оазис родительской квартиры, - выглядывала не на улицу или во двор, а чуть ли не упиралась в торец соседнего корпуса. Не стой тот у меня под носом, выглядеть бы моей уютной обители чуток попривлекательней, а историю моей жизни пришлось бы, наверное, переписывать заново.
Соседний дом, на зависть многим, был весьма добротным строением, приютившим, подобно нашему, в своем чреве наряду с обычными жильцами и таких, кто свободно мог быть отнесен к категории "красных князей" республиканского масштаба. Он был поновее, повыше и подлиннее нашего (восемь этажей против пяти и четыре подъезда против наших двух), а в общем, оба дома казались достойными друг друга соседями - несколько тяжеловатые на вид, они привлекали содержанием: квартиры тут были просторными, потолки в них - высокими, лестницы - пологими и широкими, разве что ковровых дорожек недоставало, а заставленный гаражами длинный общий двор и - что занимательно - подъезды обоих корпусов убирались регулярно и за недорогую плату. Одним словом, в те годы здесь жилось, по сравнению с другими районами города, неплохо. Конечно, за последние десятилетия списки здешних жильцов претерпели кое-какие изменения. Кто-то скончался, кто-то родился, кто-то сошел со сцены, кое-кого "сошли", кто-то, предварительно обеднев, продал свою квартиру, а кое-кто, разъехавшись с бывшей супругой (или супругом) сменил привычные "хоромы" на жилище поскромней. Поскольку "красных князей" всегда полагалось немного "разбавлять" интеллигенцией и передовиками производства, здесь получили прописку и наши с Антоном родители, таким вот образом и очутились мы среди тех, которым было принято немного, но завидовать. У завистников, бывало, водились деньжата, а квартирный вопрос настоятельно требовал решения. Вскрыв тугую мошну такой завистник довольно легко мог найти потомственного, но живущего со своей семьей чуть-ли не впроголодь завшивевшего интеллигента, или же "красного князька" рангом помельче, и предложить тем весьма выгодные условия квартирного обмена. Как раз в пору нашего взросления, - а учились мы тогда, помнится, в классе эдак седьмом, - именно таким макаром в соседний дом вселилась одна весьма примечательная личность.
