Александр Трубников - Рыцарь Святого Гроба
– Святой Иисус! – раздался восхищенный голос кого-то из тамплиеров.
– Времени не терять! – заорал Робер и полез вперед. – Наносим удар по центру, разбиваем их строй. Ты и ты, – он ткнул пальцем в Жака и сицилийца, – откроете кормовой люк. А пока оттуда не выберутся арбалетчики, всем держать оборону и без моей команды не отходить ни на шаг!
Рыцари и сержанты, выставив щиты, сомкнули строй и плечом к плечу устремились в сторону еще ничего не понимающих сарацин.
Удар франков был страшен. Рыцари, подпирая друг друга, вклинились в толпу, смяли и разрушили их ряды, да так, что те посыпались в стороны, не держась на ногах, словно в палубу «Акилы» ударил камень огромной катапульты. Участок палубы, на которой находился люк, ведущий в трюм, был освобожден. Жак и сицилиец, не сговариваясь, ринулись к нему, сняли засов и с двух сторон растворили дверцы.
Робер, увидев, что люк свободен, оставил схватку, подскочил к проему и что было силы прокричал:
– Арбалетчики! Быстро наверх! И дуры свои не забудьте прихватить. Будет для них работа. – Затем, дождавшись пока все десять тосканцев, сжимающих в руках свое оружие, поднимутся наверх, скомандовал: – Эй, там, внизу! Все, кто может держать оружие, поднимайтесь и сражайтесь. Иначе перережут, как гусей! А вы, – снова обернулся он к арбалетчикам, – бегом на носовую башню! Там найдете полный боезапас. Занимайте верхнюю площадку и готовьтесь к стрельбе, солнце вот-вот появится. Мы будем держаться, пока не начнете…
Только теперь стало понятно, чего добивался де Мерлан этим на первый взгляд бессмысленным маневром. Но похоже, что об этом догадались и враги. Не успел последний доброволец покинуть трюм, как сарацины с воем налетели на франков. В дрожащем свете позабытого всеми факела началось настоящее побоище.
Предводитель тамплиеров отбросил щит и в одиночку бился с несколькими сарацинами. Клинок в его руке метался серебристой молнией, а трупы у ног безмолвно подтверждали, что эта молния намного опаснее той, что ударяет с небес… Недалеко от могучего тамплиера бился Робер. И куда делась его кряжистая осанка и неповоротливость? Вдобавок к мечу он разжился еще и дротиком и работал ими с быстротой и проворством норманнского берксерка. В том, что он мастерски владел не только рубящим, но и колющим оружием, уже успели убедиться шестеро или семеро убитых наповал пиратов.
Дождавшись, когда арбалетчики успешно достигнут башни и скроются внутри, Робер подал команду:
– Отходим, сражаясь! Рыцари, строем перекрывайте палубу, остальные нападайте с тылу, не давайте им собраться!
Выполняя команду, тамплиеры стали медленно отступать к основанию башни. Многие были ранены, но основные силы до сих пор не понесли ощутимых потерь. Жак, исполняя команду Робера, кинулся с кинжалом на ближайшего к нему сельджука. Тот, раненный в бок, завизжал и завертелся на месте волчком.
Две черные крысы, почти незаметные в темноте, дружно пискнули, рванули в толпу сражающихся и одновременно с двух сторон вцепились зубами в икру одного из сарацин. Тот заверещал от боли, не удержался на ногах и покатился по палубе.
Послушник-бенедиктинец вытянул из-за пояса четки, подергал их в стороны, словно проверяя на прочность, сноровисто накинул их на шею пробегающему мимо сарацину и, навалившись на него всем корпусом, стал душить, шепча при этом: «Отче наш…» Сарацин захрипел, засучил ногами и вскоре затих.
Из люка показались рыжие вихры, оттуда выглянул Рыцарь Надежды, быстро огляделся по сторонам и немедленно скрылся.
Сицилиец держался молодцом. Завладев саблей, он схватился сразу с двумя противниками. Но, похоже, длинным клинком он владел намного хуже, чем кинжалом. Турки прижали его к мачте, и один – тот, что повыше и поувертистее, – уж было занес кривое лезвие, чтобы нанести смертельный удар, как вдруг словно из-под земли перед ними появился Робер. Удерживая рукоятку меча двумя руками, он два раза подряд нанес свой излюбленный удар. Тела сельджуков неподвижно застыли. Этого нельзя было сказать о головах, которые упали вниз и, громыхая свалившимися шлемами, покатились в разные стороны. Сицилиец склонился в благодарном поклоне, и они вместе с Робером снова ринулись в гущу схватки.
Бой продолжался. Но многократное численное преимущество врага и усталость понемногу начали сказываться на защитниках. Сарацины, завидев, что противник начинает сдавать позиции, завыли и начали напирать сильнее.
Перелом наступил, когда дротик, пущенный опытной и сильной рукой, попал предводителю тамплиеров точно в шею. Борода доблестного рыцаря окрасилась кровью, и он, издав предсмертный стон, переходящий в хрип и бульканье, обрушился на палубу. Франки дрогнули.
– Держаться! – закричал Робер. – До рассвета еще чуть-чуть! Эй, вы там, наверху! Готовы к бою?
– Готовы! – В ответ де Мерлану раздался рев десяти луженых тосканских глоток, и с боевой площадки донесся приятный для слуха любого воина скрип рычагов и гудение одновременно натягиваемых тетив.
Не успели склоны восточных холмов окраситься розовым светом, как над головами обороняющихся прожужжали тяжелые арбалетные болты. По толпе сарацин словно прошлись косой – ни одна из тяжелых железных стрел не прошла мимо цели. Сельджуки в панике заметались по палубе, спотыкаясь о бесчисленные тела. После второго залпа не осталось ни малейших сомнений, кому на сей раз досталась победа.
– Не стреляйте по палубе, тут мы и сами управимся! – крикнул арбалетчикам Робер. – Бейте тех, кто на воде.
Убедившись, что тосканцы поняли, чего от них хотят, рыцари кинулись в атаку. Сарацины, визжа от страха, начали прыгать за борт, немедля попадая под обстрел. Сражение подошло к концу.
Солнечный диск выглянул из-за горизонта и осветил оставшихся на палубе пиратов. Два десятка человек, а среди них и предводитель, побросав на палубу щиты и сабли, сбились в кучу, и все как один стояли, втянув головы в плечи, словно ожидали, когда неистовые франки начнут их отрубать. Ведь сегодня им неоднократно пришлось убедиться, что рассказы о том, что назарейский рыцарь одним ударом меча сносит голову верблюду, – это совсем не выдумка любителей рассказывать сказки.
Когда арбалетчики наконец завершили свою работу, то сквозь прозрачную зеленоватую воду стало видно, что морское дно вокруг нефа черно от тел. Ни один из напавших на «Акилу» так и не смог добраться до берега.
* * *
Из кормовой башни высыпали оставшиеся в живых моряки, и Понше кинулся на шею де Мерлану.
– Спаситель! – выдохнул он, роняя на окровавленные доски невольную слезу. – Если бы не вы, монсир, быть бы нам всем уже сегодня на невольничьем рынке. Даже не знаю, чем вас отблагодарить!
– Это не беда, Понше! – успокоил Робер достопочтенного мэтра. – Я все отлично понимаю: ты пока растерян и не можешь собраться с мыслями. Но ежели вы с капитаном и до захода солнца не сможете определиться с размерами благодарности, то я вам, так и быть, помогу…
Де Мерлан вместе с тамплиерами учинил пленным сарацинам допрос, и им удалось, хоть и приблизительно, восстановить ход событий. Оказывается, «Акила» укрылся от шторма в бухте, расположенной неподалеку от пограничного городка Мекри, принадлежащего сельджукам, где размещался довольно крупный гарнизон. Воины местного халка,[14] высмотрев «Акилу», дождались предрассветного часа и, подобравшись с подлунной стороны на струге, точным выстрелом из лука сняли то ли задремавшего, то ли просто зазевавшегося наблюдателя, который нес вахту на верхушке мачты. Затем они тихо поднялись на борт, заперли трюмы и вырезали всех, кого застали на палубе. Но именно в этот самый момент в их планы вмешались доблестный арденнский рыцарь и виллан из Верхней Бургундии.
Один из уцелевших братьев-рыцарей неплохо владел тюркским наречием. Он вместе с Турстаном допрашивал пленных сарацин. Выяснилось, что один из них является местным эмиром. Его отвели в сторону и развязали. Тамплиер задавал вопросы, сарацин визгливо отвечал. После очередной реплики тамплиера сарацин разразился длинной тирадой, которую тамплиер бесцеремонно оборвал двумя тяжелыми зуботычинами. Сарацин глухо заворчал, словно побитый пес.
– Что он там говорит? – поинтересовался Робер.
– Этот сын шелудивой ослицы, – перейдя снова «а франкский язык, тамплиер сохранил характерную для неверных цветистость речи, – попробовал заявить, что мы зашли в его воды, и поэтому корабль и все, что на нем есть, является его добычей. Я объяснил ему, что добычей может считаться только корабль, потерпевший кораблекрушение и выброшенный на берег. На что он дерзко ответил, что любой корабль в этих водах должен платить ему дань, а так как мы платить ему все равно бы не стали, то он решил отобрать свое силой.
– А ну спроси его, брат: и как, получилось? – ехидно поинтересовался Робер.
