Борис Батыршин - Дорога за горизонт
Вариант этот предложил я; немец не стал возражать. Похоже, старик был захвачен открывающимися перспективами, и, главное, не мыслил их реализации без нас. Что ж, оно и к лучшему – специалист он превосходный, а возни с расшифровкой «картотеки» ещё непочатый край. Да и где гарантия, что нелёгкая судьба исследователя не подкинет нам ещё что-нибудь по той же части?
«Одно хорошо, – подумал я, карабкаясь вверх по тайной лестнице. – кое у кого наконец-то утихнет неуёмный прогрессорский зуд. В самом деле – какие там преобразования истории одного, хоть и почти родного мира, когда впереди маячит бесконечная цепочка миров, эпох – и, возможно, все они станут доступны? А этот, поманивший своей привычностью, привязавший новыми друзьями – не более, чем первая ступенька бесконечной лестницы?
Да и Корф… я достаточно успел узнать барона, чтобы оценить неутолённый авантюрный огонёк, пылающий в душе бывшего кавалергарда. Не верю я, чтобы он сам, по своей воле отказался от такого приключения!
С такими мыслями я вступил в знакомые коридоры «верхнего подземелья». Оставалось выйти наверх и присоединиться к Садыкову с казачками, которые – никаких сомнений! – уже третий час дожидаются на площади.
И за первым же изгибом коридора навстречу нам, из темноты захлопали револьверы.
XВ темно-бурой воде канала почти ничего не отражается. Лишь кое-где, там, где деревья растут поближе к парапету набережной, их нежно-зелёная майская листва отсвечивает в глади воды. Это Никольский сквер, окружающий церковь Николы Морского.
Мы идем молча – совсем не так, как ходили недавно по Москве. Тогда мы не умолкали ни на минуту – то я расспрашивал о том, что видел вокруг, сравнивал городовых, лоточников, извозчиков, булыжные мостовые с реалиями московской жизни двадцать первого века; то мой спутник просил рассказать, какие перемены что ожидают Россию и Москву; то мы обсуждали насущные дела, оттеснявшие мысли о грядущем на задний план…
Здесь – не то. Здесь – Санкт-Петербург. Столица Империи Российской.
И мне и Николу уже случалось бывать здесь. Я ещё «в той жизни» ездил в Питер на праздник включения петергофских фонтанов; Никол побывал здесь с отцом, когда тот ездил в столицу из Севастополя по делам службы. Но всё равно – этот город был для нас чужим, незнакомым. За краткое время, до переселения в Морское Училище, мы почти ничего не успели увидеть. И вот теперь шагали по Питеру и наслаждались его чужой – и такой знакомой! – красотой: великолепием строгих проспектов, удивительной архитектурой, пронзительной прозрачностью весеннего неба.
Пересекаем Екатерингофский; заходим на покачивающийся под ногами Египетский мост. Вход на него – под высокими прямоугольными железными арками, через которые протянуты поддерживающие мост цепи[31]. Справа и слева от арок мост караулят привставшие на передних лапах темно-красные египетские сфинксы в шестиугольными фонарями на головах.
А по обеим сторонам волнуется широкая Фонтанка. Гладь реки покрыта барками и баржами; кое-где дымят мелкие пароходики и паровые катера – навигация началась в середине апреля.
Навстречу грохочут подводы. Бородатые ломовики перекрикиваются с толпящимся у открытых дверей лабазов людом. На углу – рыбные лотки: корюшка со снетками; усатый городовой провожает масленым взором фигуристых кухарок.
Утро воскресного дня. Кадетов, кому повезло не схлопотать за прошедшую неделю взыскания, отпустили «с ночёвкой к родне» – если таковая имеется, конечно, Петербурге. Мы с Николкой тоже в числе этих везунчиков – на время учёбы в Морском Училище нашим опекуном назначен Никонов. В его огромной квартире на углу Литейного мы обычно и ночевали.
Супруга Никольского, Ольга – та самая, что оставила когда-то ради него вожака леваков-анархистов Геннадия Войтюка, и вместе со своим братом переметнулась на нашу сторону, – всегда радовалась нам с Николом. Мы и на свадьбе побывали – молодые венчались здесь же, в соборе Николы Морского, как это и подобает офицеру флота.
Перебравшись в Петербург, молодая пара сразу задумалась о собственном гнёздышке – новоиспечённому капитану второго ранга не пристало жить на случайной квартире. К тому же, семейство ждало прибавления, и Сергей Алексеевич, в перерывах между заседаниями Минного комитета и работой в мастерских, где спешно заканчивали первую партию новых «рельсовых» мин, вдоволь побегал в поисках достойного жилья.
Для нас Никонов всегда находил время; вот и вчера мы допоздна засиделись у него в кабинете. Ольга, ставшая по случаю своего нового положения, не в пример мягче и спокойнее, не раз попрекала мужа:
«Серж, mon ami[32], мальчикам надо соблюдать режим и ложиться спать вовремя!»
Разговор вертелся вокруг флотских дел; говорили о минах, потом перескочили на учёбу в корпусе, затем принимались обсуждать программу Особых офицерских классов. Благодаря занятиям которые Никонов вёл в Морском Училище, мы встречались с ним по два-три раза в неделю, не считая визитов по выходным.
Особые офицерские классы – это нечто типа «совсекретных» лекций для чинов флота, рангом не ниже кап-два. Смысл их в том, чтобы познакомить морских офицеров, чиновников Кораблестроительного комитета а так же инженеров с казенных Николаевского и Балтийского заводов с перспективами развития флота и судостроения на ближайшие полсотни лет.
Занятия Особых классов проводятся в шоковой манере. Курс длится две недели, всего пять занятий. Сначала «курсантам» под подписку рассказывают о «посылке из будущего», демонстрируя образцы технологий, ноутбуки и проекционные аппараты; потом все занятия проводятся на этой технике. Они заключаются в демонстрации видеоматериалов с комментариями Никонова, а после лекции проводится еще и двухчасовой семинар. На нём мы с Николом и Никонов отвечаем на вопросы и ищем для «курсантов» интересующие их сведения. Это ограничивает численность слушателей – при всём желании, не получается «обслужить» более дюжины сразу.
Забавно смотреть, как солидные капитаны первого ранга и сорокалетние инженеры-кораблестроители теснятся у экрана ноутбука и засыпают нас, мальчишек вопросами. Мы, конечно, мало что знаем, наша задача сводится, по большей части, к поиску информации в базах данных; но слушатели нередко расспрашивают не только о военно-морских делах, сколько о повседневной жизни в будущем, о событиях предстоящих ста тридцати лет.
Такие расспросы обычно не приветствуются, и дело не в том, что мы стремимся сохранить что-то в тайне. Начальство хочет полнее использовать ограниченное время занятий, не тратя его на сторонние темы. Тем не менее, полностью обойтись без посторонних разговоров не получается; я даже стал замечать, что наши «курсанты» договаривались кто и в какой день будет заниматься со мной и с Николом – нас проще «разговорить».
Этим наблюдением мы поделились с Сергеем Алексеевичем. Тот усмехнулся, покачал головой – и всё осталось по-прежнему.
За полтора месяца через курсы прошли уже два полных набора. Для них и оборудован «компьютерный зал», протянута локальная сетка; в планах стоят «усиленные курсы», на которых особо отобранной группе офицеров предстоит обучаться работе на компьютерах. Но это дело будущего; мы делаем лишь первые шаги, а Корфу и дяде Макару только предстоит осмыслить результаты.
После знакомства с очередной группой мы с Никоновым допоздна сидим, подбирая сведения о том, как сложилась судьба наших курсантов в той, оставленной нами реальности. Занятие это увлекательнейшее: каждый второй слушатель – статья «Военно-морской энциклопедии»; все вместе – эпоха в истории флота.
И – никаких имён на лекциях! Незачем этим молодым и не очень людям заглядывать в своё будущее, как и в будущее тех, что сидит с ними рядом на занятиях!
Порой становилось грустно – вот этот погибнет при Цусиме вместе со своим броненосцем; а этот, в почтенном возрасте, в Кронштадте будет поднят на штыки озверевшей от кокаина и вседозволенности матроснёй. Этот умрёт от голода в холодной петербургской квартире в феврале восемнадцатого, когда гордость не позволит обменять на базаре на хлеб адмиральский мундир.
Порой попадаются замечательные личности – то есть те, кому ещё предстоит стать такими. Так, в списках последней группы оказался мичман Алексей Николаевич Крылов. Поначалу мы с Николом удивились – даже лейтенанты считались на Особых курсах исключением. Но, прочтя биографическую справку, мы кое-что поняли. Закончив с отличием 3 года назад Морское училище, Крылов успел сделать себе имя работами по уничтожению девиации магнитных компасов[33] под руководством де Колонга, и теперь выслуживал годичный ценз на Франко-русском судостроительном заводе, где достраивается броненосец «Николай I». Ценз нужен ему для поступления в Морскую Академию, – мичман Крылов оказался весьма способным к наукам.
