Василий Звягинцев - Скоро полночь. Том 2. Всем смертям назло
Ого! Рессоры, приняв груз, сильно просели. Возница недовольно обернулся, но ничего не сказал. Красота ли дамы его сдержала или обещанное вознаграждение.
– С приездом, Лариса Юрьевна…
Она махнула на него рукой.
– Какая Лариса? Миледи Отэм, прошу любить и жаловать. А это – мой брат, лорд Генри Уоттон, путешественник и коллекционер. Ценитель живописи, в том числе восточной. До невозможности светский человек… – говорила она на очень хорошем, подобающем титулу и облику, английском. Профессор Хиггинс[23] легко определил бы, что она выросла где-то между Букингемским дворцом и Белгравиа.
Генри с достоинством поклонился.
– А какая-нибудь положительная профессия у вас есть? – с оттенком иронии спросил Кирсанов. Он решил держаться с роботом как с самым обычным человеком, до тех пор, пока обстановка не потребует иного.
– Юриспруденция и античная философия, – ответил тот. – Но в основном лучше рассчитывайте на меня как на бодигарда и профессионального киллера.
– Откровенно, хотя и слегка цинично…
– Циник – это человек, который всему знает цену, но ничего не ценит. Как раз про меня сказано.
– Пожалуй, пожалуй. Думаю, мы сработаемся.
– Несомненно, – вставила Лариса. – Генри удивительно толерантный человек. На пятьдесят футов в подброшенную монету попадает. Не представляю, чтобы он с кем-нибудь не сработался. В любом смысле.
И тут же она показала глазами на спину коучмена.[24] Коротко бросила по-русски: «Много лишнего говорим. Он нас слышит».
– За это можете не беспокоиться, – ответил Кирсанов по-английски. – Мы уже почти приехали.
Действительно, в перспективе улицы завиднелась крыша и верхний этаж отеля.
Они выгрузили на тротуар багаж, и тут же от дверей наперегонки кинулись два черных боя, торопясь подхватить баулы и заработать лишний шестипенсовик, а то и шиллинг за проворность.
Кирсанов расплатился с коучменом, в дополнение к деньгам протянул ему длинную сигару.
– Попробуйте, она того стоит.
– Благодарю вас, сэр! – расплылся в благодарной улыбке извозчик и тут же, содрав обертку, принялся ее раскуривать. Наверняка чтобы порисоваться перед коллегами на стоянке наемных экипажей. На это и был расчет. Павел, нанимая фаэтон, видел, что извозчик курящий, да вдобавок услышал его жалобу соседнему кэбмену, что табак нынче плох, свежего подвоза давно не было, цены взлетели немыслимо, и приходится поджиматься.
Была, конечно, опасность, что сигару он прибережет до какого-нибудь торжественного случая, но полковник заметил, как жадно этот человек смотрел на его портсигар и ловил ноздрями запах дорогого табака, доносящийся из фаэтона, пока они ехали встречать Ларису. Такой вряд ли обладает выдержкой стоика.
– Удивляюсь я на тебя, – сказала Лариса Кирсанову, когда они шли по аллее, – специалист, а при постороннем разболтался, да еще по-английски. Наверняка немедленно начнет с приятелями впечатлениями делиться. В том числе о том, в каком странном месте ты нас подобрал…
– Не утруждай себя лишними мыслями. Наш «Автомедон»,[25] пока доедет до стоянки, через три затяжки сигарой забудет все, начиная с сегодняшнего утра. Без всяких вредных для себя последствий.
– Опять Сашкины штучки?
– Чьи же еще?
– А вдруг он не стал бы твою сигару закуривать?
– Угостил бы его глотком виски из рук джентльмена…
– А если…
– Не утомляйте меня бестактными вопросами, миледи. За все время службы проколов не случалось. В худшем случае они случались у тех, кто мыслил не столь позитивно…
– Да, я и вправду сказала бестактность. Простите. А номер вы мне подготовили действительно хороший, мистер Сэйпир?
– В московском «Национале» лучше не найдете. Фирма веников не вяжет…
– М-да, общение с потомками не всегда идет предкам на пользу, – хихикнула Лариса. – Вульгаризмы вы зря подхватываете.
– Так что делать, хорошо звучит, и по смыслу емко.
– Ты мне со старой стилистикой больше нравишься. Слушаешь – прямо язык Чехова.
– Не люблю. Я больше Мережковским увлекался. Полезнее для понимания настроений тогдашней интеллигенции.
Номер Ларисе на самом деле понравился. И комнаты, и меблировка, и вид с лоджии на бухту.
– Что же, поживем, – обойдя все помещения, сказала она и, отойдя к огромному шкафу-гардеробу, без стеснения расстегнула спрятанную в складках, воланчиках и прочих украшениях платья застежку-молнию и уронила его на пол. Она специально так заказала, уж слишком много трудов требовали принятые в то время пуговицы, пряжки и шнуровки. Не зря светские женщины имели специальную прислугу для одевания-раздевания. А в боевых условиях такое неприемлемо. Дама ты или нет, а правило «пока горит спичка» никто не отменял.
Кирсанова она нисколько не стеснялась, как и любого другого мужчину из «Братства». Топлес в корабельных бассейнах купалась, а то совсем безо всего, считая это нормой. Тело у нее красивое, ничего нового никто не увидит, есть на ней ленточки бикини или их нет. Вот с посторонними можно поиграть, приоткрыв ногу чуть выше колена или показав случайно что-нибудь в глубоком вырезе декольте.
Лариса с юных, восемнадцати примерно лет любила шокировать друзей и подруг неожиданными выходками или словами, а потом наблюдала за реакцией в случаях, когда стесняться и краснеть полагалось бы ей, но приходилось другим. Это ее развлекало и укрепляло в чувстве собственного превосходства. Причем – никакой психической деформации, вроде эксгибиционизма, просто склад характера.
А уж сейчас, даже без платья, она была одета намного больше, чем девушка в мини-юбке и прозрачной кофточке на Тверской улице.
Глухой, от груди до начала бедер корсет василькового цвета – это дань здешним обычаям. Остальное нижнее белье – конца ХХ века, по причине практичности.
Поверх корсета ее талия была перетянута кожаным офицерским поясом, к которому подвешены открытые кобуры с двумя сильно модернизированными и облегченными за счет использования пластика и легких сплавов «ТТ». Правило соблюдения доступных в данной реальности калибров действовало. Зачем брать с собой любимую «беретту», если патронов для нее здесь не придумали? Зато «маузеровские» – уже.
Снизу кобуры фиксировались обвивающими бедра узкими ремешками.
Чтобы извлекать пистолеты беспрепятственно, по швам платья были сделаны длинные, от корсажа до колен, разрезы, прихваченные незаметными снаружи липучками.
Сам корсет тоже был хитро исполнен. С использованием передовых технологий модельного и швейного дела, он привел бы в восторг любую местную даму своей легкостью, удобством надевания, ношения и снимания. Дополнительные функции к галантерейным делам отношения не имели. Вместо пластинок китового уса, проволоки каркаса и атласа использовались совсем другие материалы, превращающие корсет в легкий бронежилет, надежно прикрывающий тело хозяйки от ключиц до бедер. В случае необходимости в соответствующие карманы могли быть вставлены дополнительные карбоновые блоки, резко повышавшие уровень защиты. От винтовочной пули, конечно, не спасет, так кто вздумает в светскую даму стрелять из винтовки? И где? В салоне или бальном зале?
Нижняя часть этого галантерейного изделия предназначалась для хранения шести пистолетных магазинов и других, не менее полезных в обиходе предметов.
– Засмотрелся? – небрежно спросила Лариса, отстегивая сложную сбрую и с громким стуком положив, почти бросив на туалетный столик свой арсенал.
– Было бы на что, – спокойно ответил Павел, не отводя глаз. – Мы с тобой сейчас и на много дней вперед – солдаты. Причем я – твой командир. Что там ты своим конфекционом[26] прикрываешь – не интересуюсь. Меня в «стыдную» область ранят – перевяжешь, надеюсь? Тебя – и я справлюсь.
– Хорошо, – улыбнулась Лариса, раздернув очередную «молнию» и освободившись от корсета.
– Ты при случае воздержись, – сказал Кирсанов, по обычной офицерской привычке присаживаясь боком на подоконник и снова закуривая. – Обнажаться при местных. Особенно – бабах. В таких бюстгальтерах, трусах, тем более колготках здесь не ходят. О туфлях вообще говорить не стану. Заведомый провал.
– Много в бабских шмотках понимаешь? Я думала, ты вообще…
– Евнух? Гомик? Мимо, миледи. Просто тебе не приходилось, не знаю почему, сталкиваться с мужиками, имеющими кое-какое самообладание. Иммунитет. Неужели не встречала таких, которые на ваши приемчики не ловятся?
– Иногда встречала, – ответила Лариса, запахиваясь в длинный и плотный банный халат. – Но относилась к ним… Без уважения. Представь себе парня, который, танцуя с тобой медленный танец, не возбуждается.
– Очень даже представляю. Если он выполняет задание, ты – объект, а твои прелести – вражеское оружие. Не помню, чтобы финка в чужих руках или направленный в лоб револьверный ствол вызывал положительные эмоции.
