Андрей Бондаренко - Северная война
— Ох ты, царевич! — испуганно выдохнул Волков. — Живой ли?
На дне сундука, скорчившись и неловко зажав ладони рук между коленями, лежал царевич Алексей.
— Вынимайте! — скомандовал драгунам Егор. — Да осторожнее, вы, костоломы! Не повредите мальцу что-нибудь… Вот сюда кладите, прямо на снег! — склонился над мальчишкой, торопливо расстегнул его камзол, припал ухом к худенькой груди, через полминуты широко улыбнулся и радостно объявил: — Живой! Бьется — сердечко…
Василий слегка похлопал царевича по щекам, зачем-то сильно подул в его приоткрытый рот, обеспокоенно и жалостно зашептал:
— Не просыпается он, командир! Что будем делать?
— В Брянск повезем! — решил Егор. — Найдем там хорошего доктора, пусть внимательно осмотрит Алексея. А в том, что царевич спит, и нет ничего странного. Наверное, этот жирный англичанин постоянно его поил сонным зельем, чтобы не было лишних хлопот…
Сзади послышался громкий стук конских копыт: это давешний офицерик — начальник сторожевого полка у городских рогаток — торопился, в сопровождении троих своих подчиненных, узнать причину пистолетной пальбы.
— Что случилось, господин генерал-майор? Стрельба такая, как будто…
— Прекратить пустые слова! — прервал поручика Егор и поинтересовался: — Есть ли в вашем Брянске доктор толковый, желательно, чтобы из иноземцев?
— Так точно, есть! Йохан Шмидт — по прозванию. Его дом стоит рядом с домом нашего воеводы, Тита Кузьмича…
— Отставить словоблудие! Слушай, поручик, мой приказ! Сейчас скачешь — со всех ног лошадиных — к своему Титу Кузьмичу и докладываешь: что я прибываю в ваш убогий и занюханный городок. А со мной, — указал перстом на спящего мальчишку, — сам царевич Алексей, сын нашего государя, Петра Алексеевича! Выкрасть его хотели вороги богопротивные, да мы вот — отстояли… Пусть воевода нам определит лучшие палаты для постоя. А этот доктор Шмидт должен незамедлительно явиться в эти палаты, чтобы царевича осмотреть и лечить его — со всем прилежанием. Все ясно? Э, постой, молодчик! Пусть твои солдатики похоронят где-нибудь тела убитых злодеев… Да, по поводу похищенного царевича: кроме воеводы, никому не говори про то! И сам после забудь, как будто ничего и не слышал…
Доктор Йохан Шмидт — классический пожилой немец, задумчиво сдвинул свои седые и кустистые брови, после чего совершенно нелогично улыбнулся и радостно объявил:
— Совершенно ничего страшного! Часа через два — два с половиной проснется ваш мальчик. Лекарства? Полноте, господин! Лучшее лекарство в данном случае: парное коровье молоко. Да и парное козье — тоже очень хорошо! Но мой долгий опыт говорит следующее: такие маленькие мальчики часто бывают очень капризными. Для них парное молоко — даже хуже чеснока! Вот здесь намечается трудность…
— Ничего, герр Шмидт! — успокоил врача Егор. — Этот мальчик — очень разумный. Он будет, честью в том клянусь, пить парное молоко без всяких споров и глупого недовольства.
Здесь Егор не ошибся: придя в себя, царевич молча выслушал все рекомендации и непреклонно велел — слабым, но одновременно и властным, голосом:
— Один кувшин коровьего молока, второй — козьего! Немедленно подать!
Мальчишка по-честному, давясь и тяжело вздыхая, с редкими перерывами, минут пятнадцать дисциплинированно поглощал — по очереди — оба вида молока. Потом, умоляюще глядя на Егора, робко предположил:
— Дядя Саша, может, хватит пока? Я отдохну немного, и — по новой… А?
— Конечно же, отдохни, родной! — умилился Егор. — Отдохни — сколько пожелаешь! — Попросил негромко: — А пока расскажи — как оно все было.
— Как было? Ты же, наверное, дядя Саша, и сам все знаешь… Иначе — как бы вы меня нашли? Дядя Яков Брюс пообещал, что покажет мне ночное звездное небо — через трубу хитрую, иноземную… Ну, как через подзорную, только через другую, особенную. Он не велел никому говорить об этом, мол, тайна… Я пришел. Мы с ним вышли за ворота постоялого двора. Потом — тряпка на лице, запах незнакомый, противный… Ничего не помню больше. Все остальное — как в тумане сиреневом: просыпался, что-то ел, пил, снова — засыпал…
— Все уже хорошо, ничего не бойся! — заверил царевича Волков.
Егор отозвал в сторону Апраксина, приказал, радостно улыбаясь:
— Давай, брат Никита, немедленно скачи в Преображенское! Вот тебе царская грамота подорожная, скачи, не жалея лошадей. Доложи все — как есть — Петру Алексеевичу. Гони, родной, гони… Да, нашел ты что-нибудь полезное или, там, просто интересное в карманах мертвого англичанина?
— Вот, Александр Данилович, возьмите! — протянул Апраксин короткую золотую цепочку, на которой была подвешена золотая же квадратная пластина. — Эту штуку покойник носил вместо креста.
Егор внимательно осмотрел пластину: в ее центре был искусно выгравирован широко распахнутый человеческий глаз.
«Масон, понятное дело! — криво усмехнулся внутренний голос. — Хотя, может быть, дело совсем и не в этом, а в том, что похититель царевича — англичанин?»
Алексей, помогая себе локтями, с трудом приподнялся над подушкой, улыбнулся приветливо:
— Здравствуй, Василий! — обеспокоенно завертел головой: — А где же моя любимая тетя Наташа? Почему я не вижу ее?
Егор успокаивающе погладил мальчугана по голове:
— Мы ее не встречали, Алексей Петрович! Видимо, ехали разными дорогами…
— Нет же! — неожиданно заволновался царевич. — Я же помню: как-то утром, когда вороги мой сундук затащили в карету, нас догнали драгуны. Остановили, тети-Наташин голос помню. Она этого пухлого англичанина все выспрашивала: не видел ли он меня. Хотел я тогда закричать, да сил никаких не было, язык совсем не слушался… Где же она? Куда подевалась?
— Воеводу ко мне, быстро! — велел в приоткрытую дверь Егор. — Немедленно!
В помещение, пыхтя и тяжело вздыхая, протиснулся Тит Кузьмич — мужчина низенький и дородный безо всякой меры, залебезил испуганно, демонстрируя всем свой очень сильно щербатый рот:
— Звали, господин генерал-майор? Так вот он я, прибыл…
— Царевна Наталья Алексеевна, сестра нашего государя, не проезжала ли — в дни ближайшие — через Брянск?
— Проезжала, конечно, проезжала! — промокая рукавом кафтана пот со своего лба, печально сообщил боярин, после чего вдруг замялся…
— Продолжай, воевода! — повысил голос Егор. — Докладывай!
— Так мы-то что? Мы — завсегда, со всей нашей радостью… Да вот царевна — вдруг решили разгневаться, тяжелым подсвечником — мне в зубы изволили, — пальцем показал на дырки в своем рту.
— Где царевна? Где она, пес жирный? Отвечай! — огнедышащим шотландским драконом (Брюс как-то рассказывал — по сильной пьянке — об этих загадочных существах) взревел Волков: — Говори, пока тебе не выбили последние зубы…
— Зубы мои зубы! — жалобно захныкал воевода. — Царевна грозилась, когда поедет назад, выбить все — совсем без остатка. Вот вы — теперь… Вы-то ладно еще. А вот Наталья Алексеевна-то точно — лишит меня жизни! С ней не забалуешь…
Василий Волков, покраснев от удовольствия, широко и дурашливо улыбаясь, с гордостью покосился на Егора, браво подмигнул, мол: «Вот она какая — королева моего сердца!»
— На Киев отъехала царевна! — оповестил воевода. — Вчера еще, вместе со своими драгунами. Грозна, ох, грозна…
— Командир! Александр Данилович! — взвился с места Василий, подергивая от нетерпения кончиками своих ухоженных усов. — Позволь мне…
— Позволяю! — весело махнул Егор рукой. — Езжай уже, догоняй!
Еще через двое суток доктор Шмидт, грозно сдвинув в очередной раз свои седые и кустистые брови, удивленно констатировал:
— Ваш мальчик, господин генерал-майор, совершенно здоров и полностью готов для дальней поездки! Это воистину удивительно: такой послушный и серьезный мальчик…
Тут и царевна подъехала — вместе со своим подполковником Волковым. Оба сияющие, взволнованные, счастливые безмерно. Наталья, и без того женщина очень красивая: высокая, стройная, с роскошной гривой черных — с легким каштановым отливом — волос, — просто расцвела, нестерпимо блестя глазами…
«Не иначе, эти двое и согрешить успели — на радостях!» — предположил нетактичный внутренний голос.
Егор только усмехнулся по-доброму, да и велел — незамедлительно и срочно выезжать на Москву…
Петр щедро наградил всех участников этой ноябрьской эпопеи. Егор, Василий Волков, Никита Апраксин — гонец с вестью радостной, и собственно — похищенный царевич Алексей получили по кресту Андрея Первозванного со звездой и голубой лентой, остальные — по специальной медали с ушком — «За заслуги перед Отечеством».
Это не считая денег и всех прочих материальных благ…
Егору царь отписал еще две зажиточные и немаленькие деревеньки, расположенные рядом с его Александровкой.
