Мари Польская - С видом на жизнь. Дилогия (СИ)
«Зарабатывать» послабление режима я не собиралась. Конечно, когда‑то в прошлой жизни Алекс — Сашка был моим мужем. И годы жизни с ним не числились среди приятных. Сейчас мне противно даже представить, что я могла его целовать. В общем же, мне казалось, что Алекс — совершенно другой человек.
Взять, к примеру, меня. Можно ли сказать, что я нынешняя и я прошлая один и тот же человек? Нет. Нас связывает только память. Вот и Алекс, как мне кажется, связан с Сашкой только чувством обиды на меня за то, что я осмелилась его бросить. Эта обида за долгие годы переросла в ненависть и ярость. И успокоить такой вулкан сложно. Да и возможно ли? Вот если бы у меня не было ошейника, я смогла бы попробовать вылечить его душу. Интересно, что у него там с линиями силы… Жаль, в ошейнике я их не вижу.
Был и еще один выход. Самый, можно сказать, радикальный. У меня под юбкой так и висел кинжал Рай Варда. Значит, я вооружена. Это обстоятельство предполагает два пути: убить Алекса, что мне представлялось невозможным по внутренним морально — этическим соображениям, или себя. Честно говоря, мне не хотелось умирать. В последние годы, когда я училась, пела почти каждый вечер, а потом еще и помогала людям или драконам, я была счастлива. Теперь же я — на грани самоуничтожения. Сколько издевательств и унижений я смогу еще вынести? Немного. А если все равно умирать? Так с музыкой! Я встала с ковра и запела про себя:
«Вперед вы, товарищи, все по местам,
Последний парад наступает,
Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает!»
Что он может сделать? Убить? Я готова! Других рычагов воздействия не было! Это там, в прошлой жизни, меня держали то любовь, то долг, то желание сохранить семью, то дети. Но я и тогда ушла от него! Что держит меня сейчас?
Я открыла дверь в кабинет и осмотрелась. Алекс удивленно поднял голову от бумаг, которые изучал, потом перекинулся взглядом с дюжим мужиком на диванчике в углу комнаты и спросил:
— Ты что здесь забыла?
— Надоел ты мне, — буркнула я, — да еще так кушать хочется.
Я подошла к столику, на котором стояла ваза с фруктами, взяла большое яблоко и с удовольствием впилась в него зубами.
— Если ты думаешь, что я так и буду за тобой бегать как собачка и лежать у двери на коврике, то ошибаешься. Ты меня достал.
Я подошла к диванчику и села рядом с мужиком:
— Привет, — подала я ему руку, — я Вета, а тебя как звать?
— Томас, — выдавил он.
— Охраняешь это… тело, — на языке явно другое слово вертелось, но я решила обойтись без оскорблений.
— Ты что себе позволяешь? — это уже Алекс подал голос. Король аж побелел от злости. Томас съежился, и, даже казалось, стал меньше.
— Я? — в голосе только детское изумление. — Это что ты себе позволяешь?
Я встала, подошла к столу и навалилась на крышку, приблизив свою моську к лицу Алекса.
— Ты хочешь мне отомстить? Ладно, я это по — человечески могу понять. Только вот за что? Ах, да… Я же позволила себе считать себя человеком и иметь собственное мнение.
Я выпрямилась и продолжила:
— Так вот: я была человеком, я — человек и я буду жить как человек.
— Попробуй, — он наконец взял себя в руки и ухмыльнулся, — мне стоит запереть тебя и выйти отсюда.
— Попробуй, — в ответ ухмыльнулась я, — я больше не буду ползать вслед за тобой. Никогда! Я лучше умру!
— Это угроза?
— Это предложение…
— Какое?
— Отпусти меня!
— Это просто наглость! Томас, ты слышишь! Моя рабыня заставляет меня отпустить ее, — Алекс откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
— Господин, — это уже влез Томас, — мне успокоить ее?
— Лучше уж упокоить, — не удержалась от ехидства, — меньше проблем будет.
— Ты так нарываешься в надежде, что я тебя в припадке ненависти убью? — ну надо же каким догадливым оказался король. — Не дождешься! Ты будешь жить! Жить и мучиться, вспоминая….
— Что вспоминая? — не выдержала я. — Твои пьянки? Твои кулаки? Твое отношение к детям? Что вспоминать?
Он скрипнул зубами. Потом зарычал и в приступе гнева скинул на пол все, что лежало на столе.
— Ты, дура, ложись, сейчас сгорим, — закричал Томас, опрокидывая меня на пол.
В этот момент и полыхнуло.
— Это он так горяч в гневе? — спросила я у Томаса, который, буквально, лежал на мне.
Тот кивнул.
— И часто у вас такое веселье?
Томас укоризненно посмотрел на меня, отстранился и встал. Я с опаской выглянула из‑под стола. Алекс без чувств лежал в кресле.
— Эк его, — сочувственно покачала головой я, — надо больше бывать на свежем воздухе, пить чай с медом и слушать добрые сказки.
— Молчала бы лучше, — Томас отряхнулся, подошел к Алексу, поднял его на руки как пушинку и перенес на диван. — Боюсь даже предположить, что он с тобой сделает.
— Можно подумать, это я его годами преследовала, заманила шантажом в свой замок и сделала рабом. Сам напросился.
Алекс очнулся минут через десять, отослал Томаса, молча встал, запер меня в кабинете и ушел. Дальше была одна боль. Она вытягивала из меня все силы, погружая в зыбкую пелену бреда. Я умирала десятки раз, нехотя возрождалась, чтобы снова ощутить боль. Мне виделся кинжал, очень хотелось дотянуться до него и все прекратить, но рукоять его была скользкой, а лезвие будто желейным. Мелькали лица, которые отталкивали меня. Опять привиделись солнце, луна и звезда. Они кружили вокруг, норовя посильнее ударить.
Когда я, наконец, пришла в себя, был уже вечер. Вместо боли во всем теле поселилась пустота: ни мыслей, ни слов, ни желаний. Я лежала на своей кровати в коморке. Мир спал и видел сны.
Глава 19
Из забытья я теперь выходила только по ночам. Алекс уходил утром, запирая меня в моей комнате. Я корчилась от боли, выпадала из реальности, и просыпалась только в темноте. Жизнь перестала существовать. Я то приходила в себя, то снова забывалась. Сколько прошло времени уже не понимала, с трудом осознавая, кто я и где нахожусь. А потом все прекратилось.
Первое, что поселилось в мозгу — кровать, настоящая, мягкая и удобная. Потом я ощутила себя и увидела солнце, заглядывающее в окно. Я встала, хотя это и было непросто, и осмотрелась. Комната была уютной и светлой. Одна из дверей, выходящих сюда, была заперта, за другой оказалась ванная. Теплая вода напомнила о чем‑то далеком и забытом, о чем‑то таком родном и утерянном, что мне захотелось плакать. Я беззвучно рыдала, сидя в пене и смывая дорожки от слез. После ванны натягивать потрепанное грязное платье не хотелось, я завернулась в полотенце и вышла. На столике у кровати меня дожидался завтрак… или обед? Мне было все равно. В поисках одежды я открыла бывший тут же гардероб и испугалась.
На меня из его глубин таращился… призрак: тощая девушка с бледной чуть даже синеватой кожей, черными кругами под глазами, в полотенце и в ошейнике. Я инстинктивно дотронулась до него и… проснулась. Я все вспомнила: что, кто, зачем. И окружающее пространство снова изменилось: да тюрьма стала больше и комфортнее. Но она была. А значит, скоро все начнется заново. Я быстро позавтракала (будем считать, что сейчас утро), перерыла шкаф и выбрала себе обтягивающие брюки и рубашку. Потом вспомнила: кинжал. Пошла в ванную, отыскала его в ворохе одежды и огляделась, не зная, где бы спрятать оружие. Расставаться с ним не хотелось. Эх, удобно в брюках, но вот кинжал спрятать некуда. Я нашла подходящую юбку и снова переоделась. Потом отыскала расческу и привела в порядок волосы.
За мной зашел Томас. Он постучал в дверь, не дождавшись моего ответа, заглянул, а потом распахнул и с уверенностью танка подошел ко мне.
— Пойдем, — он взял меня за локоть и потянул за собой.
Я не сопротивлялась, пытаясь сделать вид, что меня тут вообще нет.
— Ты бы, девочка, была поостророжнее, — вдруг произнес Томас, ведя меня по коридору, — мне бы очень не хотелось видеть твой трупик. Алекс ведь может и не остановиться. Вот вчера тебя еле откачали. Медик сказал еще чуть — чуть и…
Я вздрогнула.
— Лучше бы я умерла…
Томас вдруг как‑то растерянно улыбнулся:
— Умерла? Нет, ты чуть не сошла с ума. Ходила бы сейчас как привидение и слюни пускала.
Такая перспектива меня совсем не порадовала. Да, нужно что‑то делать.
— А какой он — Алекс? — вдруг спросила я.
— Алекс? — Томас пожал плечами. — Он бескомпромиссный и упертый.
— Это сейчас так называется жестокость и злость?
Томас молчал.
— Томас, скажи мне, неужели все эти годы он так хотел найти меня и прикончить, что вместо того, чтобы заниматься прямыми обязанностями правителя, бегал за мной по стране?
— Он одержим тобой. Не знаю, что ты ему сделала, но я ни разу не видел, чтобы человек мог так ненавидеть.
