Федор Вихрев - Третий фронт
Тут Саня и дал очередь. Как раз по задней машине. Вот досада. Не мог уж подождать чуток. Мне бы еще метров пятьдесят и я бы разобралась с водилами. Машины рванули, и я как дура оказалась у них как раз на дороге. Мосинка с такого расстояния бьет даже без оптики. Что ж, пробуем… надеюсь, не зря учили не бояться машин… когда каскадировала на Довженко.
Главное забыть, что она движется… А она, блин движется! И еще как быстро!
— Бл……. — я как дурная ору и жму на спуск.
Откат. Винтовку в сторону и выхватываю пистолеты. Вторая машина тормозит, чтобы не въехать в зад первой. Я стреляю и не могу остановиться. Все, кажется, что пули уходят мимо…
Когда он остановился? Когда я кончила стрелять? В голове туман. Адреналин зашкаливает так, что бьет в виски. Обоймы пусты. Машина стоит.
……… — опять маты. А как же без них? Я падаю на колени посреди дороги и ругаюсь. Руки не разжимаются. Даже чтобы перезарядить. — Мальчики, — шепчу, — я же никогда не каскадировала с грузовиками. Я же по легковушкам. Я же… не умею….
Степан
Со стороны дороги донеслись выстрелы и рев двигателя. Наши!!! Немцы замешкались и почти прекратили огонь. Ну!!!
— В атаку. Ур-а-а-а!! — кто сказал? Неважно. Вперёд!!! Бежать, бежать, чувствуя, что уже подхватила неясная сила. Бежать, видя, что немцы бестолково мечутся под перекрёстным огнём с танков!
Первый!!! Выстрел, валится. Страшный удар сбоку, выстрел, удар, темнота.
Док
Попав под обстрел, немцы залегли. Ближайшую группу я срезал быстро, потом они сориентировались, и мне сразу стало очень неуютно. Надо бы сменить позицию, но уж больно удобна эта. Потерплю чуток. Глядишь и пронесёт. Ага, пронесло, как же. Немцы взялись за меня всерьёз. Я понял, что северная лиса если ещё не пришла, то уже очень близко и начал отползать назад. Потом подключился пулемётный 26-й, работал он где-то слева от меня и немцы на какое-то время оставили меня в покое. Возможно, посчитали, что пулемёт успокоен, а может… Не знаю, но я воспользовался передышкой и взял ещё чуть-чуть правее, туда, где до боя видел Змея. Позиция была что надо, немцы начали откатываться к дороге. Потом, перекрывая звуки боя, кто-то закричал:
— В атаку! Ур-а-а-а! — И все рванули вперёд. Я тоже побежал. Впереди, между деревьями уже видна была дорога, когда слева по набегающей пехоте огрызнулся пулемёт. Оказывается, в азарте атаки я взял слишком вправо, и немецкий пулемётчик оказался между мной и остальным отрядом. Немец бил во фланг нашей цепи, но видно услышал, как я ломился через лес и оглянулся, проверяя свои тылы, но поздно. Я открыл огонь, поддерживая МГ за сошки. «Ну, сбылась мечта идиота, блин, Рембо самозваный» — мысль крутилась в голове, а я всё стоял в нескольких метрах от мёртвого немца, нажимая на курок и не соображая, что лента кончилась и патронов в коробе нет.
Фаланге
Для меня бой запомнился как мешанина стрельбы по немца из-за укрытий, стучание «Сереги — салаги» по кумполу, чтобы не дергался без команды, а значит, не ловил пули и перебежек от дерева к дереву. Даже довелось кинуть одну гранату, немцы больно близко подобрались и кучно. Результат удачного кидка — 3 трупа и 2 подранка туже кем-то дострелянных. А когда пехота ломанулась в рукопашную мне еле удалось удержаться от того же. И пришлось удерживать милиционера доблестного, повалив и рухнув сверху. «Серега-салага» уже был достаточно «дисциплинировался» и не рыпался.
В общем, для меня бой прошел без потерь и ран, если не считать расцарапанной отлетевшими щепками морды лица, когда пулеметчик полоснул по дереву за коим я лежал с «Серегой-салагой». А потом все кончилось как-то неожиданно и мне как самому «вменяемому» и пришлось организовывать пехоту на помощь раненым. И только после этого я смог дойти до поляны и устало сесть на подножку полуторки. От адреналина потряхивало, но конечно уже не так как когда немца грыз. А еще я подумал, что нафиг такое удовольствие — я сапер-подрывник! А не пехотинец! В крайнем случае — танкист. От этого и буду плясать стараться…
Олег
После того как началась рукопашная, мы двинулись на соединение со вторым танком. Поскольку для нас на данном этапе бой окончился. Не стрелять же в кучу. Можно и своих положить. И ведь почти добрались. Внезапный удар.
— Мать васу! Фто это? — прошепелявил я, поскольку от удара язык прикусил.
Одновременно с этим танк повело вправо, и я быстренько его заглушил. Пулеметник же лупанул длинной куда-то в нашу сторону. Потом еще раз и пошел к нам. Подойдя поближе, остановился, закрыв нас от фрицев.
— Офмотреть мафыну! — рявкнул я
Осмотр показал, что нам дико повезло. Будь ганс поточнее, могло быть и хуже. В смысле кинь он гранату не под гусянку, а на движок, например и не противопехотную, а противотанковую. А так только гусеницу порвало. Вылезли мы с народом из танка и стали гусянку чинить. Несколько траков пришлось выкинуть, хорошо хоть запасные были. Ивана я с пулеметом отправил нас стеречь, да и второй танк рядом оставил. Все равно в свалке ему не место.
Да… Нет ничего хуже, чем натягивать гусеницу под обстрелом. Нет, по нам никто не стрелял специально, но иногда посвистывало. Ну, вроде справились. В скоростном режиме. Даже бой еще не кончился.
— По коням! — скомандовал я и полез в танк.
Ззынннььь… Услышал я, залазя в люк и голову припекло.
Сел за рычаги. Тронулись. Двинулись к дороге.
«Что ж так жарко то? По спине так и течет…» — подумал я.
— Вань — позвал я — тряпочку дай, а то взмок я чего-то…
— Товарищ командир, как вы?! — крикнул Ваня — у вас голова в крови.
Посигналил 26-ому, чтоб прикрыл и стал. Посреди поляны. Ваня посмотрел, что там со мной, оказалось, что вскользь задело. Перемотал он мне башку наскоро, и мы снова к дороге двинули. Но пока суть да дело, бой закончился. Как у нас, так и на дороге. Мы вообще после ремонта ни разу не выстрелили. Пулеметник куда то раз отстрелялся.
На дороге тоже без нас разобрались, и я скомандовал двигать в лагерь.
Доехали мы, туда выключил я движок, люк открыл, а вылезти не могу — сил не хватает.
Саня
— Собирайте раненых, убитых и пленных. Грузовики в лес перегоним. Там пушка у вас цела осталась? Немцев на ходу расспросим, кого и зачем искали. Собрать все оружие и боеприпасы, Ты и ты — помогите набить ленты в бронике. Олег, посмотри надписи, куда нажать надо, чтоб пушка заработала? Я так и не понял.
— Не может он сейчас — влез Костренко — ранен он. Ему врач нужен, а не пушка.
— Бойцы, кто по-немецки говорит? или хотя бы читает? Нету? Хреново. Придется в угадайку играть.
Тем временем, Тенгу пару немцев, прикинувшихся убитыми, поднял с земли легким покусыванием выдающихся мягких частей тела.
Глядя на него, я подумал, что стоит прокатиться по окрестностям, пока ребята собираются.
Ника
Сколько я стояла так посреди дороги, уставившись в одну точку — боги ведают… Где-то на краю сознания слышала выстрелы, крики. Кажется, дрались уже в рукопашную. Чего мне туда лесть? Встала, пошатываясь. Первая мысль была о мосинке. Хороша… Жалко, если испортилась. Бросила ж ее, как палку… Оптика, опять же… Нашла. Лежит себе в кювете. Что с ней будет? Прижала к груди, так детей прижимают. Иду…
Крики доносятся как через вату. Дошла до броневичка. Уткнулась лбом в горячее железо. Стою, и отдышаться не могу… сердце успокоить.
— Все! Ника, молодец! — слышу, как кричит Саня, — Молодец, слышишь!
Слышу-слышу, а ответить не могу. Подожди, Букварик, сейчас…
Букварь стянул меня с брони. Не то, чтоб я снова впала в ступор, как при первом бое, но лишний раз двигаться не хотелось. Думать, кстати, тоже. Хотелось почему-то есть, о чем я тут же и сказала.
— Мужики, я жрать хочу!
Олег
— Ну, можно и пожрать — согласился я. — Хотя скорее выпить… Да и пустят ли меня к столу в таком виде?
Что и говорить видок у меня был еще тот — морда в крови. Башка перетянута, какой то окровавленной тряпкой. Руки в мазуте и земле (а как вы думали — траки менять и чистеньким остаться?). Форма в крови и земле с мазутом вперемешку… Дополняла сию картину сигарета, торчавшая у меня в зубах.
Док
Сколько я простоял в этом ступоре — не знаю. Может пару минут, может больше. И тишина… Потом постепенно стали пробиваться звуки. Я с удивлением оглядел себя, МГ в руках вдруг показался очень тяжёлым. Я отложил его в сторону, подошёл к немцу — того отбросило от пулемёта, и немец лежал, уставившись мёртвым взглядом куда-то вверх.
«Отвоевался один». Потом проверил его МГ — внешних повреждений не было. Ещё один пулемёт — это хорошо. Один повесил на шею, второй взвалил на плечо и, пошатываясь под весом двух МГов, побрёл в сторону лагеря.
