Александр Конторович - Десант «попаданцев». Второй шанс для человечества
— А ты чего здесь сидишь? Любишь на звезды смотреть? — Такая девушка, ночью, на пляже, одна…
В общем, через несколько минут ее сбивчивых объяснений с активным размахиванием руками я осознал, что по ходу взвалил на себя нехилую такую обузу. В дополнение к имеющейся.
В общем, девочке не повезло. Точнее как. Шаман их племени считал ее подходящей кандидатурой на место очередной своей скво. Она так не считала.
Не то чтобы он ее гнобил, но проблем доставлял. А пару месяцев назад она огрызнулась на его очередную придирку и прилюдно послала. Шаман пообещал ей это припомнить. Учитывая, что Кэй была сиротой — защищать ее никто не собирался.
Ну а на той неделе ее выследил отряд из вражеского племени — и вышел к стойбищу. «Наши» победили, но народу полегло достаточно.
В общем, пошедший «в полную Луну» камлать — или как там это называется у индейцев — шаман по обкурке заявил, что «эта женщина племени не принадлежит». Ну, как я понял из жестов и рисунков на песке, освещенных моим фонарем, это звучало скорее как «этот лист более не крепится на ветви нашего дерева и должен быть унесен ветром судьбы». Бред, а?
Ну, как бы то ни было, ее турнули из племени — и после нынешнего вечернего обряда отправили «на выход с вещами». Учитывая, что своего у нее и так было немного, а еще часть быстро была разобрана другими членами колхоза, то, собственно, все ее вещи на ней и были. Плюс еще нечто вроде остроги. И вот она пошла на берег подумать о жизни, так сказать. Порыдать, подождать знаков от старого доброго Маниту. Мало ли…
Мда. Это я, что ли, получается, знак? Фигасе. Я вообще-то контракт на бытие знаком не подписывал… с другой стороны, девочка очень даже ничего. А альтернатива — сгореть в ядерном пламени или сдохнуть от радиации несколько позже. И даже если бы наш проект с бункером удался — насколько этого хватило бы? На год? На два? На пять?
А тут вроде вполне можно жить… тем более что моя замечательная спутница наверняка разбирается в местных травах и различных методах добычи пищи. У Карла Мая, если мне не изменяет память, разбирались.
— Собственно, уже поздно, красавица. Спать пора. — Вставая с остывающего песка, я протянул своей новообретенной подруге руку. Та уже почти без колебаний ее взяла.
— У меня тут машина в двух шагах. В ней проведем ночь. Заодно я тебе что-нибудь из одежды выдам. Футболку какую-нибудь. Там всякого барахла хватает, уж поверь.
Несмотря на то что уходили мы от берега, а меня Кэй знала от силы часа два — причем знала это, пожалуй, сильное выражение, — девушка спокойно шла, даже не пытаясь убежать. Или ткнуть меня острогой в почку.
— Вот и пришли, — сказал я, поднимая руку с брелоком.
Мда. Кое-чего, однако, не рассчитал. Мигнувший фарами «Аутлэндэр» напугал Кэй до ужаса. Испуганно вскрикнув, она замахнулась острогой, явно намереваясь поцарапать дорогое авто. Черт, да я еле успел перехватить ее руку.
— Эй, ты чего! Нормально все. Автомобиль. Безопасен, если ездить по правилам и трезвым. Ничего сверхъестественного.
Не знаю — то ли спокойный тон моего голоса так подействовал, то ли то, что «Мицубиси» не нападал, но девушка явно успокоилась.
— Так, сейчас мы тебе что-нибудь подберем… о, точно, вот это подойдет. Ты же у нас не модница, верно? — Нашел отличную жилетку жены моего товарища — того, что владел машиной. Жилетка была старой, кожаной и не застегивалась. Но, судя по загоревшимся глазам индианки, была для нее чем-то вроде Версаче.
— Классно, да? Смотрю, понравилось. — Рассматривающая себя в свете фар девушка подняла на меня глаза и, подойдя, чмокнула в щеку.
— Опаньки. Мы не слишком торопимся? Не то чтобы я против…
Что-то пробормотав на своем языке, Кэй начала укладываться на траву с явным намерением вздремнуть.
— Э-э… Кэй? — Та открыла глаза.
— Тут как бы удобные сиденья… ну, знаешь, машина, все дела. — Видя, что девушка не понимает, я подошел и поднял ее на ноги. — Нам внутрь, о'кей?
Да что ж такое… Внутрь красотка лезть отказалась наотрез. И что прикажете делать?
О! Объясню ей, что это такой вигвам.
На это ушло удивительно мало времени — достаточно было сделать всего несколько рисунков. Подействовало. Уже внутри, засыпая, подумал, что потерял последние остатки разума. А если она меня ночью прирежет? Хотя бы и своею острогой… С другой стороны, не знаю, кто меня отправил сюда, от атомной войны подальше — но вряд ли он хотел, чтобы меня прирезала первая встречная. От судьбы не уйдешь, мля.
Как заснул — даже не заметил…
Цинни
Додумать не успеваю. То есть — вообще. Вспышка. Странное ощущение — вроде бы себя сознаешь, а мыслей — ну ни одной. Через мгновение — а может, триллионы и триллионы мгновений — соображаю, что сижу, неловко подвернув ногу, посреди какого-то двора, в теплой пыли, а вокруг — странного вида ребятня… М-да, декорации и костюмы — в стиле любимых мною когда-то книг-фильмов о пионерах… Не тех пионерах, которые с горнами и барабанами, хотя тоже любила…
— Сеньорита Долорес, что с вами? Вам плохо, да?
Не-а, мне хорошо. Хорошо, что не какая-нибудь «просто Мария». И вообще все классно — солнышко вот, птички на карнизе, куст роз у забора притулился. Можно, я еще немножко так посижу, а? И не надо на меня так смотреть, а то растрогаюсь и заплачу.
— Сеньорита Долорес! Может, вашего дядю позвать?
Кого позвать?
И тут я начинаю вспоминать…
…Минут через энцать (на чувство времени у меня раньше не было повода жаловаться, но после… после переноса, так, наверное, надо называть то, что со мной приключилось, оно стало меня подводить) пришел-таки дядя Хосе. То есть я без труда идентифицировала вновь прибывшего со своим (своим?) дядюшкой, но сама понимала, что давно знакомого человека так не разглядывают. Как-то само собой вспомнилось и имя мальчонки, который его привел, — Мануэль. Очень способный, за две недели выучился читать…
К этому моменту я успела встать, отряхнуть юбку (интересно, что сказали бы мои ученики, увидев меня в таком вот наряде — кирпичного оттенка юбка до пят и коричневая кофта с широкими рукавами?), еще раз осмотреться — и увидеть входящего во двор дядюшку.
К счастью, мой родственник ничуть не напоминал комедийных монахов с брюшком и красным носом. А вот для дамского романа о любви рокового красавца-церковнослужителя, связанного целибатом, и прекрасной герцогини, связанной нежеланным браком, он бы весьма-весьма…
Мне стало неловко. Потому что я вспомнила. Вспомнила то, о чем знала давным-давно, даже и не припомню, кто рассказал: постригу моего дяди предшествовала история, способная вышибить слезу даже из грубой базарной торговки. С грустью подумала: а ведь дядя мой еще молод, едва перевалило за сорок.
Почему-то захотелось плакать.
К счастью, дядюшка не обратил внимания на то, как внимательно я его разглядываю, будто бы впервые вижу (будто бы?), — он был обеспокоен.
— Лола, Мануэль сказал, что у тебя обморок. Опять?
Почему «опять»? Вроде бы я никогда…
— Нет… Нет, я просто…
Что «просто»? Села мимо стула? Ногу подвернула на ровном месте? Или решила принять пылевую ванну?..
— Сегодня немножко душно… вы не находите, дядя?
Да, придется привыкать, что я теперь — она. Лола. Мария-Долорес-Гиацинта Гарсиа. Сейчас ей… мне двадцать два, Старый Свет я покинула десятилетним ребенком, с единственным своим родственником и опекуном дядей Хосе, незадолго до этого принявшим постриг. И в пути, и в Новом Свете всякое с нами приключалось, воспоминаний хватило бы на несколько книжек в духе очень любимого мною в детстве Фенимора Купера… Мною — то есть Лесей; в мире Лолы он, если память мне (то есть Лесе) не изменяет, только родился, а до первого романа — еще лет тридцать. М-да-а, а ты-то думала, что если никаких голосов в голове, то раздвоение личности тебя миновало! Ты уж как-нибудь определись, Леся ты или Лола!
Легко сказать — определись.
Я сознаю себя Лесей. Рожденной в XX веке и жившей в XXI. Помню свою квартиру, свой двор, свою школу, где сначала училась, а потом работала. Помню пионерский лагерь, где подрабатывала вожатой. Помню родных и друзей… только вот даже представлять не хочу, что с ними сейчас. Это Леся не так давно прикидывала, какой «комплект попаданца» собрала бы с собой, возникни фантастическая перспектива перенестись назад на полвека… на век… на полтора. Наряду с такими нужными вещами, как аптечка, одежда, удобная и достаточно «нейтральная» в приложении к эпохе, и блокноты с информацией, почерпнутой в умных книжках, в комплект неизменно включались совершенно бесполезные, но греющие душу и — мне почему-то казалось — вселяющие надежду на возвращение вещи, как любимые бусики, которые неизменно приносили удачу на экзаменах, и плюшевая собачка, всегда и везде сопровождавшая меня с детсадовских лет.
