Тай-Пен (СИ) - Шимохин Дмитрий
В глазах Аглаи мелькнула досада. Должно быть, ей стоило большого труда изображать из себя овечку.
— Хорошо, я поняла вас, господин Тарановский. Каковы же ваши новые условия? — сквозь зубы произнесла она.
— Вы выкупаете акции в обозначенном мною количестве, то есть на сумму до пяти миллионов рублей. Но цена вырастает против номинала вдвое!
Следующие полтора часа были самыми скучными в моей жизни: мы долго и нудно торговались. Аглая Степановна, окончательно отбросив маску раскаяния, пустила в ход все свое купеческое искусство: говорила о рисках, о политической нестабильности, при которой даже одобрение великого князя не гарантирует успеха дела, пыталась давить на жалость, апеллировать к нашему «сложившемуся доверию». Но я был тверд, как сибирская мерзлота. Ну, почти.
К исходу второго часа мне все это надоело.
— Хорошо, Аглая Степановна, — произнес я, поднимаясь. — Вот мое последнее предложение — или вы с ним соглашаетесь, или я ухожу. Так и быть, я готов пойти вам навстречу и продать долю в нашем обществе на два миллиона рублей…
Она с облегчением выдохнула, решив, что победила. Но я не закончил.
— Но заплатите вы за них три миллиона! Считайте, что это неустойка, штраф за ваше вчерашнее предательство. В бумагах цифра будет указана по номиналу. Решайте!
Она долго молчала, глядя в одну точку. Я видел, как в ее голове работали невидимые счеты, как она взвешивала собственную гордость и упущенные миллионы. Наконец, она подняла на меня тяжелый, усталый взгляд.
— Хорошо, Владислав Антонович. Я поняла. Вы своего не упустите.
Она вздохнула, принимая поражение.
— Я согласна. Мой стряпчий подготовит все необходимые бумаги.
В обед я уже спешил в знакомый трактир на встречу с Сибиряковым. Легкий весенний морозец пощипывал щеки, а в голове роились мысли. Стоит ли вообще иметь с ним дело? С одной стороны, я прекрасно видел, что это за человек. Ушлый купец, пройдоха и плут, готовый ради выгоды на любую подлость. Его попытка обмануть Верещагину, чтобы расчистить себе дорогу, была тому наглядным подтверждением.
Но, если отбросить эмоции, его можно было понять. Память из другого времени настойчиво подсказывала, что именно Михаил Сибиряков был историческим первооткрывателем Ленских приисков. Это он, а не я, первым прошел по тем диким местам, первым нашел знаки золота. Я представил себя на его месте: потратить годы и огромные деньги на разведку, найти богатейшую жилу и уже готовиться собирать урожай, как вдруг выяснить, что какой-то столичный хмырь, питерский проходимец, да еще и с польской фамилией, пользуясь знакомством с великим князем, уже застолбил эту землю! Да тут кто угодно взбесится и пойдет на любые ухищрения, чтобы вернуть «свое»!
И воспользоваться им, без всяких сомнений, было бы очень выгодно. Его знание края, люди, связи с властями — все это могло бы сэкономить нам время и деньги. Но за тот откровенный, циничный обман, который едва не лишил меня ключевого партнера и не пустил весь проект под откос, его следовало примерно наказать — не из мести, нет, просто чтобы преподать урок. Надо, чтобы он хорошенько усвоил, что со мной нельзя играть в такие игры.
И вот с такими-то настроениями я и вошел в трактир.
Сибиряков уже ждал меня за тем же столом, всем своим видом излучая нетерпение и самодовольство. Похоже, он был совершенно уверен, что я пришел принять его вчерашние условия. Наивный иркутский юноша…
Я сел напротив и, не дожидаясь, пока он начнет свой заготовленный монолог, взял быка за рога.
— Михаил Александрович, я обдумал ваше предложение, — начал я, глядя ему прямо в глаза. — И мне оно, признаться, неинтересно.
Лицо купца вытянулось, улыбка сползла, сменившись недоумением.
— Как… неинтересно? — неверящим тоном пробормотал он.
— То, что вы предлагаете — это обычный старательский прииск, — пояснил я. — А я строю промышленную империю. Это разные весовые категории. Оформляя землеотвод, я кое-что обещал великому князю Константину Николаевичу — а именно, что прииск на Бодайбо станет образцом для наших золотопромышенников и источником финансирования железнодорожного строительства. Кроме того, мне очень не понравилось, как вы повели себя с Аглаей Степановной. Она, кстати, вернулась в дело, на более выгодных для меня условиях, чем мы оговаривали с ней изначально. Так что — увы, нет, нет и еще раз нет. Но, — я сделал паузу, — готов предложить вам другой вариант. Вы можете стать частью этой империи. Конечно, не партнером на равных, а миноритарным акционером, но все равно на выгодных условиях.
Сибиряков слушал мои излияния и хмуро молчал, явно пытаясь понять, насколько изменилась расстановка сил.
— Итак, я готов продать вам пакет акций нашего общества, — продолжал я, — на общую сумму в один миллион рублей…
На его лице промелькнула тень облегчения. Сумма была большой, но, очевидно, для него подъемной.
— Но заплатите вы за них, Михаил Александрович, — я выдержал паузу, наслаждаясь моментом, — два миллиона.
Услышав это, Сибиряков резво вскочил, опрокинув стул.
— Да вы с ума сошли, сударь! — проревел он на весь трактир. — Двойная цена! Да это грабеж среди бела дня!
— Ну что вы, что вы. Какой же это грабеж? — спокойно возразил я. — Это плата за входной билет и неустойка за то, что вы ввели в заблуждение моего партнера. Сочтите это ценным уроком!
В этот раз торг шел эмоциональный и яростный. Сибиряков кричал, лупил кулаком по столу, убеждал, угрожал… но я, прекрасно понимая, что тот никуда не денется, был неумолим. Этот золотодобытчик уже мысленно считал барыши от Ленских приисков и не готов был отказаться от этой своей мечты, даже несмотря на резко выросший ценник.
Наконец, выдохшись, он рухнул на стул.
— Хорошо, — процедил он сквозь зубы. — Твоя взяла. Два миллиона. Но при одном условии!
Я вопросительно поднял бровь.
— Я стану управляющим, — отрезал он. — Буду лично контролировать все расходы на месте. В противном случае разворуют наши денежки, и концов не найдете. В золотом деле хозяйский глаз востер должен быть, — иначе никак! Знаю я эти «Общества» — понаберут разных управителей-иностранцев с миллионными жалованиями, те денежки профукают, а толку-ноль. Слышал, как ГОРЖД-то чуть не обанкротилось?
— Впервые слышу! — усмехнулся я, раздумывая над его идеей. Ну что ж, в этом был резон. Такой опытный и прижимистый хозяин, как он, был бы исправным цербером, охраняющим кассу предприятия.
— Согласен, — наконец сказал я. — Но с уточнением, председателем Правления Общества остаюсь я, вы же будете директором, отвечающим за работу на приисках.
Он долго сверлил меня взглядом, прикидывая что-то в уме, но в итоге кивнул. Главное для него было — контролировать текущую работу. А номинальная власть интересовала его куда меньше, чем реальный контроль.
Итак, покупатели на сумму в три миллиона были найдены. Кроме того, у меня нарисовалось два миллиона нечаянной прибыли. Себе я, как и планировал, оставлял акций на два миллиона. Сразу же возникла замечательная идея — оплатить «мои» акции этими деньгами, внеся их в уставной капитал. И полноценно закрепив свою долю. Правда, все эти деньги еще предстояло получить на руки: Верещагина и Сибиряков свои взносы пока еще в полном объеме не оплатили.
Остальные же два миллиона уставного капитала я решил не концентрировать в одних руках. Примерно десять процентов собирался выкупить Кокорев — и я решил отложить акций на миллион, на случай если Василию Александровичу «аппетит придет во время еды». В крайнем случае, если он не выкупит триста тысяч, ограничившись первоначально оговоренными семьюстами, смогу распродать их потом. По большей цене.
Оставшийся миллион я планировал распродать небольшими пакетами. Акции «Сибирского Золота» должны были разойтись по всей Сибири, привлекая капиталы местных купцов, чиновников, отставных военных. Это не только дало бы нам необходимые средства, но и создало бы мощное лобби, заинтересованное в успехе предприятия.