Возлюбленный враг (СИ) - Грез Регина

А я еще от него шарахалась, эх, надо было раньше мне его раскусить. Именно Отто моя последняя надежда здесь, если правильно с ним себя повести, если найти нужные слова… постепенно… осторожно… я же «училка», почему бы не заняться правильным воспитанием этого рафинированного немца.

Теперь я не сомневаюсь, что он раньше был совсем как Франц - любил книжки про приключения, слушал страшные сказки Гауфа, забираясь с головой под одеяло, целовал на ночь свою милую мамочку, с ней что-то плохое случилось, наверно, Отто сильно переживал… и почему я до сих пор ничего про него не знаю?

Может, если с ним спокойно поговорить, посочувствовать, он бы немного оттаял и мне в чем-нибудь помог, больше некому.

Мы ведь с Грау уже почти месяц ходим бок о бок и только бросаем друг на друга злобные взгляды, а что у него в душе? Вдруг он не совсем потерян для нормальной жизни, хотя, какая тут теперь может быть нормальная жизнь? Пора мне за него браться… шанс есть… а сейчас надо Берту спасать.

— Я пойду с тобой наверх, обещаю! Только сперва помоги.

Вдвоем мы выбежали из темной кухни и увидели, как рослый немец тискает у стены в коридоре нашу горничную. Берта уже ничего не говорила, только мычала, потому что парень ее целовал и одновременно шарил рукой под платьем, задрав подол.

— Вилли, не лезь к ней - она больная. Пойдем лучше курить! - громко воскликнул Грау, обращаясь к приятелю.

Тот немедленно отпустил растрепанную Берту и, поправляя на себе одежду, сердито зашипел в ответ:

— Вранье! Фон Гросс не взял бы себе в дом заразную…

— Он же с ней не спит, - меланхолично заметил Отто.

— Скажи, что соврал!

— Возможно… но эти дамы живут здесь и они наши. Не лезь к ним - генералу не понравится! У меня отличные сигареты, Вальтер сегодня добрый, ты таких даже не пробовал, пойдем, я с тобой поделюсь.

Потом Грау быстро наклонился ко мне, чуть не ткнулся губами в лоб.

— … жди на чердаке!

Потом подхватил под руку пьяненького Вилли и повел его дальше по коридору, а мы с Бертой укрылись на кухне. Судорожно вздыхая, растрепанная полька зажгла свет и принялась разбирать грязные бокалы. Я вызвалась было ей помочь, но она грустно покачала головой:

— Идите к себе, пани Ася, вы, наверно, очень устали, у вас был тяжелый день. Мне Божена рассказала, как вы пели, она очень плакала, ей было так стыдно, что приходится все это терпеть, но она их очень боится, а один офицер проходу ей не давал, угрожал… она теперь с ним, и он обещает помочь ее семье, чтобы их никто не трогал.

— Ничего… это не навсегда, можешь мне верить, я точно знаю, им придется уйти из Польши, я тебе обещаю, Берта, их обязательно прогонят.

— Ой, тише, тише… вы такая смелая, но так нельзя говорить, это же очень страшно, что вы говорите, пани… А еще все ждут войну с Советским Союзом, говорят уже скоро… Пани, идите к себе, вы очень бледная.

— А как ты тут будешь одна? Кто сейчас тут за главного, Вальтера же нет… Отто сбежал… а где остальные - вся эта волчья стая?

— Тише, пани… Генерал сказал Дориху за всем присмотреть, Дорих никогда не пьет и его все слушаются. Они скоро разойдутся, так обычно бывает. Я тоже немного приберусь и уйду, а остальное домоет Ганя, она еще принесет посуду.

— Тогда я к себе! Доброй ночи.

— И вам доброй ночи, пани!

Я осторожно выглянула в коридор, он был пуст, со стороны гостиной доносились звуки музыки, женский голос что-то томно напевал. Что поделать, придется тащится на чертов чердак, хотя мне уже не нравится задумка, глаза закрываются, просто нет сил.

Я без помех добралась до лестницы на втором этаже, забралась на ступеньки и кое-как нашарила в полумраке кольцо люка. Вот же не догадалась взять какой-то светильник, спросить ту же Берту про фонарик… Не подумала о том, что на верху нет электричества.

Придется мне дожидаться Грау в полной темноте - это нисколько не вдохновляет на воспитательные беседы, а что еще нам тут делать вдвоем? Я же не смогу по-настоящему снять с него скальп, а вот он бы справился - чисто теоретически, хотя не посмеет.

Думаю, единственное, на что он способен - это орать и трясти меня за плечи, я не боюсь, что он начнет ко мне приставать, а если даже и попытается, скажу, что я тоже больная и для его организма образца тридцатых годов прошлого столетия не подхожу ни по каким параметрам.

И вообще, найду, что ему сказать, я-то, по крайней мере уже была замужем. А ему перспектива женитьбы уже не светит, и даже немного жаль, если за него как следует взяться, может, стал бы человеком, а не матерым нацистом.

Нет, идея с ночными разговорами начинает серьезно меня нервировать, лучше бы Отто забыл про меня, уехал с Вилли в какую-нибудь забегаловку, нашел себе развлечения пока генерала нет, лишь бы сюда не пришел.

Я ощупью добрела до маленького окошечка и развела шторы, над городом висела почти идеально круглая луна в легкой облачной дымке, глаза мои немного привыкли ко мраку, и я вернулась в глубь нашей с Францем «каюты», чтобы присесть на тахту, которую сама же недавно мыла и застилала чистеньким полосатым пледом.

Прошло, наверное, уже около получаса, я совсем потерялась во времени, уже хотела спускаться вниз, а потом вспомнила, что в моей комнате нет ключа, и я не смогу больше закрываться. Уж лучше остаться здесь, никто не вздумает искать меня на чердаке.

Только Грау… но он уже, наверно, не придет.

Трубка мира и зарытый томагавк

Отто.

Мне казалось, что я ненормальный, на меня все смотрят и вспоминают историю с Эльзой, хотя здесь нет старых знакомых и вряд ли кто-то знает, что моя мать умерла в психушке. Зато теперь тут есть одна русская дурочка, которая вздумала подергать тигра за усы.

Я наблюдал за ней сегодня весь вечер. Она не очень растерялась, думал, Ася на шаг от нас не отойдет, а она уселась рядом с парнем в вылинявшей форме и принялась болтать, будто на свидании.

Вилли потом мне рассказал, что этого капитана сбили где-то в северной Африке, теперь он хочет уехать на Рюген подлечиться. Так пусть бы проваливал, нечего таскаться по гостям со своей вычурной резной тростью, нечего развлекать русских дурочек!

А потом к ней начал приставать Клаус. Мне это не понравилось. Мне вообще не нравилось, что на нее смотрят, даже захотелось выгнать ее, утащить наверх и пусть сидит в своей комнате, нечего тут делать, она - враг! Эта маленькая русская теперь мой личный, мой персональный Враг, хотя она одна знает мою тайну, а мне известен ее секрет.

Трудно поверить, но я еще вот о чем размышляю... Мне-то гораздо легче, я почти у себя дома, среди своих и все мои друзья еще живы. А каково Асе? Она в чужом времени, в чужой стране и совсем одна. Ей должно быть очень страшно. Да конечно, ей страшно, она ведь женщина, они по натуре трусливее, они не умеют толком воевать, это же просто смешно, как она грозилась меня убить.

Но еще она - русская, а они немного другие. Даже женщины у них могут быть другие, я слышал об одной молоденькой партизанке, которая ночью подожгла поселок, где разместился наш пехотный полк. Ее потом повесили, а как же иначе... И Ася начала себя дерзко вести, запела что-то варварски- вызывающее, нарочно привлекла к себе внимание. Бросила вызов.

Если бы я был ближе, забрал бы гитару, но я даже опешил сперва. Она очень хорошо пела, с таким чувством, словно душа из нее рвалась вон.

Если все русские так поют и сражаются, на разрыв души - это же страшно! Она пела о книгах, о детях, о войне. Сейчас все говорят о войне, и лишь мы с Асей знаем, как оно случится на самом деле. Или я все же могу что-то изменить?

Надо проститься с Вилли и идти к ней, только вот будет ли она меня ждать на чердаке? Если нет, я приду к ней в комнату, я должен ее сейчас увидеть, я не засну, пока снова не поговорю с ней. Мне кажется, сейчас она единственный человек на земле, с которым я хотел бы поговорить… странно... и она - мой враг.