УГРО: операция ’Волкодав’ (СИ) - Тыналин Алим

Что там будет завтра, Борзой уже и думать не хотел. Завалился на один из лежаков, прикрылся овечьим тулупом, сунул кулак под голову вместо подушки и заснул.

Утром его разбудил Карась. Потряс за плечо.

— Вставай, уходим.

Борзой сонно похлопал глазами. Поглядел на часы на стене. Они показывали одиннадцать.

— Это что, полдень почти? — прохрипел он. — А что так рано? Стоянку меняем?

Карась качнул головой.

— Уже полночь скоро, какой полдень? Ну, ты и здоров дрыхнуть. Пошли, складуху будем брать.

Борзой поднялся, вытер лицо. Подошел к умывальнику, сполоснул.

Остальные уже сидели за столом, работали ложками. Со вчерашнего вечера их прибавилось. Сейчас за столом сидело человек десять бандитов.

Борзой сел за краешек, придвинул к себе миску с картошкой и жареной рыбой. Захрустел соленым огурцом и квашеной капустой. Вкусно.

Вчерашний мужик, раненый им, Жорик, сидел напротив, хмуро зыркал на новичка. На лбу рана с запекшейся кровью. Даже забинтовывать не стал, ишь, какой отчаянный.

— Значит так, на выходе делимся, — сказал Шрам. — Работаем по двое. Одна двойка пойдет в разведку. Чтобы не было засады, как в прошлый раз. Две другие двойки — на стреме. Чтобы ни одна птица мимо не пролетела! Чижик и Синус — поведете арбу.

Он оглядел всех, зацепился мрачным взглядом за Борзого.

— Новенький, ты держись Карася. И чтобы без фокусов там, понял?

Борзой кивнул. Бандиты закончили ужин, встали, проверили пистолеты и оделись. Тусклая лампочка слабо освещала их страшные, небритые рожи. Борзой получил от здоровяка свой пистолет, тоже осмотрел его. Вроде все в порядке.

Словно бесенята в пекле, подумал вдруг Борзой. Их бы приодеть, умыть, как его молодцов в двадцать первом веке. Получилась бы реальная банда, с уважаемым людьми.

С которыми можно делать большие дела, а не сшибать копейки на складах. Ладно, это дело будущего. Сейчас надо выжить и зацепиться за удобный случай.

По очереди вышли на улицу. Борзой, как и сказано — вместе с Карасем. Вышли со двора, повернули влево.

Зашагали по темной улице. Под ногами чавкала грязь. Вокруг черным-черно. Где-то выли собаки. Вдали желтели фонари.

Карась поначалу молчал, потом начал посвистывать. Руки держал в карманах.

— Ну, и где это? — спросил Борзой. Ему показалось, что Карась насвистывает фальшиво. — Далеко идти еще? Че сразу не предупредили?

Теперь, когда Шрама не было поблизости, Карась снова стал нахальным.

— А зачем тебе знать? — развязно улыбнулся он. В полумраке белели зубы. — Вдруг ты и в самом деле крыса засланная? Еще заложишь нас ментам.

— Ты за метлой присматривай, — проворчал Борзой. — Или тебе тоже башку разбить? Как этому вашему Жорику?

Карась промолчал. Снова засвистел. Так они прошли несколько улиц.

Всюду темень. Фонари редкие. Иногда вдали проезжали машины, освещали дороги фарами.

Затем поворот направо, снова направо. Прямо три квартала. Поворот налево. Узкие улочки, темно, хоть глаза выколи. На всякий случай, Борзой запоминал дорогу.

Затем вышли на мост, пересекли Оку и очутились в Заречной части города. Здесь домов было еще меньше. Фонарей тоже мало. Все больше заводы и фабрики, с рабочими поселками вокруг. Дороги затоплены талой водой.

— Долго еще? — спросил Борзой. — Чего так далеко забрались?

— Чем дальше будем, тем меньше риска, что накроют, — ответил Карась. — Не бзди, скоро уже.

Они прошли вдоль заводской стены. Внутри за стеной в темноте чернели трубы. Вскоре стена закончилась, налетчики миновали улочку и только теперь Карась остановился. Рядом высился кирпичный забор, но только уже пониже, чем заводская стена.

— Давай, дергай вперед, — Карась указал на деревянный забор. — И давай, без шума.

Борзой прошел вперед, ища место, как бы пройти внутрь. Вдоль стены увидел кучку людей. Темная несуразная масса. Борзой остановился и нащупал в кармане рукоять пистолета.

— Ты чего? — Карась толкнул его в бок. — Это же наши. Давай, за ними.

Они подошли ближе. Это и в самом деле оказался Шрам и остальные члены шайки.

— Вы и вы, на стреме, — Шрам указал на еле различимых во мраке мужиков. — Остальные, за мной. Дубана сразу заленить (блатн. жарг. — сторожа сразу убить). Как дам сигнал — откройте ворота, пусть Чиж заводит арбу во двор.

Они подошли к стене и один за другим полезли внутрь по небольшой приставной лесенке. Вдали на улице неподвижно стоял грузовик — арба для перевозки награбленного.

— Ну, пшел, — Карась толкнул Борзого в спину.

— Э, слышь, не пихайся! — Борзой ткнул локтем назад.

— Закройте пасти! — зашипел в темноте Шрам. — Дубан услышит, шмалять начнет раньше времени. Быстро пошли!

Борзой забрался по лесенке на вершину стены. Потом спрыгнул внутрь огражденной территории.

Той же ночью к Кирпича пришел Паша-Паштет. Грузный мужчина в возрасте, с отвисшими щеками. Несмотря на то, что чалился по зонам не меньше Кирпича, выглядел хорошо. Не цветущий, конечно, но кожа светлая, румяная. Может, потому что родом с Алтая, вырос в деревне.

— Вот мой кусман в общак, — он положил на стол деньги и золотые украшения. — Мои ребята на прошлой неделе этих, как его, инкассаторов обломили.

Кирпич слышал эту историю. При нападении шайки Паштета двое охранников банка начали отстреливаться. Одного бандита убили наповал, второго ранили.

Нападающие не испугались, потому что их было с десяток человек. Навалились разом, одолели числом. Оба инкассатора погибли. Бандиты взяли неплохой куш.

В газетах о происшествии промолчали или отделались парой строк. Но слухи ходили, что сумма награбленного оказалась огромной.

Кирпич осмотрел сумку с деньгами, пощупал золото.

— Молодец. Только ты знаешь, что теперь власти усилили охрану?

— Ну и что? — Паштет усмехнулся. — В тот раз мы пистолетами были, потом автоматы возьмем. А надо будет, и пулемет найдем.

Кирпич пронзительно смотрел на помощника.

— А может, танк раздобудешь? Или бронепоезд? Чего мелочиться?

— Могу и танк, — Паштет продолжал улыбаться, но потом заметил мрачный взгляд пахана и осекся. — А что не так, Кирпич?

Дед отвернулся, подошел к столу и взял бумагу, исписанную большим стариковским почерком. Передал Паштету:

— Вот здесь список блатных ребят по нашему городу. Добавь, кого забыл. И собирай сходку. Всех тащи, даже самых отмороженных.

— А по какому поводу базар? — спросил Паштет, проглядев список. — Спрашивать будут.

— Беспредела много, — строго сказал Кирпич. — Надо утихомирить людей. Иначе нам абздец будет.

Паштет поглядел на авторитета. Подивился его опасениям.

— Так ведь повсюду сейчас так, Кирпич, — он попытался убедить старика. — После войны разруха, у народа денег нет. Или грабь, или с голоду подыхай. Сейчас все за волыны взялись. Тем более, с войны мужики вернулись, без дела остались. Без куска хлеба.

— Я все понимаю, — ответил Кирпич. — Но власть этого долго не потерпит. Стрелять будет, как бешеных псов. На улицах. Зуб даю, скоро так и будет. И нас всех завалит.

Паштет задумался.

— Есть резон, — наконец, ответил он. — Мне ребята из блокадного Ленинграда сказывали. Там за кражу продуктовых карточек на месте расстреливали. Без суда и следствия. Но тогда военное время было. Трибунал. А сейчас суды.

— Короче, надо эту тему с обществом обкашлять, — решил Кирпич. — Воровать воруйте, а крови лить не надо. Иначе власть вконец обозлится. Созывай сходку.

Дверь спальни открылась, вышла растрепанная Клеопатра. Улыбнулась Паштету, подошла к столу. Жадно выпила квасу. Бесстыдно поглядела на Паштета:

— Горло пересохло. У меня всегда так, после кувырков в кроватке, — запахнула чересчур открытые полы халата.

Паштет посмотрел на ее щедрые формы, едва скрытые халатом, едва отвел взгляд. Только и ответил старику:

— Как скажешь, Кирпич.