Герман Романов - Спасти Колчака! «Попаданец» Адмирала
С запада, от Кругобайкалки, в коротком промежутке времени подошли сразу три эшелона — два с русскими беженцами, а третий с чешскими солдатами, числом в сотню, на сорок теплушек и платформ. Хорошо устроились братушки в русских вагонах — вырезали в стенках окна, вставили стекла и установили внутри печки. И всего на четверых солдатиков шел такой вагон, набитый русским добром под завязку, и с русскими женщинами в придачу, для скрашивания суровых солдатских будней. Не войсковой эшелон, а какая-то передвижная барахолка с ППЖ (походно-полевыми женами на армейском жаргоне).
Но Костя понимал этих несчастных женщин, зачастую ехавших с детьми. А куда им было деваться? С малыми через всю Сибирь на своих двоих топать?! Да тут под обезьяну ляжешь, лишь бы детям жизнь сохранить!
И словно по какой-то сговоренности, с востока прибыл эшелон теплушек порожняком, в сопровождении взвода низкорослых солдат, в шинелях с собачьими воротниками, в каких-то малахаях вместо шапок, на ногах — меховые сапоги.
Итак, от союзничков, норовящих воткнуть нож в спину, не протолкнуться. Даже итальянцы с поляками, румынами и сербами где-то в районе Ачинска и Канска болтаются, а тут еще подоспели японцы.
Еще бы, они также не упустят своего шанса отхватить послаще кусок от пирога, являющего собой остатки не известно уже чего: то ли Российской империи, то ли нарождающейся Дальне-Восточной Республики. Хорошо подготовились к сибирским морозам самураи, мать их…
Однако он отдавал должное японцам, ведь, положа руку на сердце, считал их раньше намного худшими из всех интервентов. Но нет — косоглазые вели себя в Слюдянке очень вежливо, прилично даже.
Уважительно к номинальным хозяевам — японские солдаты и офицеры четко козыряли всем русским военным. Дисциплина у них была на высоте — солдаты не переговаривались, не смеялись тем более, и не понять было, какие мысли скрываются за этими щелочками раскосых глаз.
Вместе с солдатами были несколько штатских, в круглых очечках, что Пьер Безухов носил. Изображали корреспондентов, фотографов и кинооператоров — бегали со штативами, делали снимки, с раскрытыми ртами общались как с военными всех стран, так и с беженцами.
Но именно изображали — уже через четверть часа Ермаков только тихо посмеивался: шла замаскированная съемка инфраструктуры станции, подходов к ней, состояния железнодорожных путей. Интересовали «штатских» и американцы, и русские бронепоезда. Насмотрелся на «фотографов» Ермаков и задумался. А ведь может дело выгореть, может… Если узкоглазые помогут…
А вот чехи вели себя совершенно противоположно, будто они есть пупы вселенной, выше них только звезды, а круче них только яйца.
Привокзальную площадь братушки превратили в толкучку, покупая у бурят и русских крестьян всякие продукты — мороженое мясо и рыбу, муку и свежевыпеченный хлеб, соления-копчения и даже воз сена.
За всю эту благодать чехи отдаривались сукном и сельскохозяйственными орудиями труда, бутылками с какой-то жидкостью, судя по всему — со спиртом. Также расплачивались иголками, чайниками, кастрюлями, ведрами и иными полезными вещами из своих казавшихся бездонными вагонов.
— Суки, хорошо пограбили нас, — вполголоса, как бы возмущенно, но с нотками зависти, заметил хорунжий Пляскин, чубатый и веселый казак, полностью оправдывавший свою фамилию. Такой и с прибаутками драться будет, и в пляске удалые коленца отбивать начнет всем на загляденье.
Костя его в адъютанты свои определил, хоть и не по должности было. Но возражений ни у кого не последовало — раз атаман Семенов позавчера приказал всем русским военным на Кругобайкальской дороге подчиняться ротмистру Арчегову, значит, и адъютант ему положен де-факто.
— Живут же, сволота, — завистливо вздохнул хорунжий еще раз и осторожно посмотрел на ротмистра. Тот взирал на происходящее с бесстрастием мудрого даоса, достигшего нирваны. Через минуту до ужаса спокойным голосом Константин Иванович изрек:
— Через три дня им наше добро расширит… — и добавил такие слова, что Пляскин в изумлении оторопел, стараясь запомнить их, чтобы потом блеснуть услышанным подарком.
— А это что за пенители морей?! — Ермаков узрел за оттаявшим окном буфета черные шинели и золотые офицерские погоны порядочной, в четыре человека, компании.
Моряки уже перекусили хлебом и чаем и собирались уходить. Костя решил их подождать в забитом зале вокзала, куда и вошел величаво, хлопнув тяжелой дубовой дверью.
И стоял там равнодушно, хотя остро чувствовал всей спиной удивленные взгляды собравшихся здесь пассажиров. В большей массе штатских, разных профессоров, чиновников, коммерсантов и прочих беженцев, отягощенных женами и детьми, с большими баулами и чемоданами. Это были те несчастные, что замаялись ждать отправления в холодных теплушках.
В отражении оконного стекла Ермаков видел, как к морякам подошел его адъютант, коротко представился и показал на него. Офицеры чваниться не стали, а дружной компанией подошли к обернувшемуся ротмистру.
— Старший лейтенант Тирбах Петр Игнатьевич, — откозырял четко, глаза цепкие, но старше Арчегова лет на пять будет.
— Помощник начальника Читинского училища полковник Анатолий Тирбах вам не родственник? — Ермаков вежливо поинтересовался у моряка (книжки не зря читал, фамилия-то звучная, сразу в память запала).
— Младший брат, господин ротмистр.
— Хорошо. А вы, господа?
— Лейтенант Мюллер Владимир Оттович, — этот лет на десять постарше Арчегова будет, как и следующий офицер.
— Поручик по адмиралтейству Запрудин Михаил Иванович.
— Инженер-механик, лейтенант Лабуза Борис Сергеевич, — четвертый, самый молодой, поручику в сыновья годится, а ротмистру в ровесники.
— Куда едете, господа? — прикольно, конечно, но, будучи самым молодым, Костя был старше по чину, и лишь Тирбах ему равнялся по званию.
— В Харбин, Константин Иванович, следуем из Омска, с имуществом и вооружением Иртышской флотилии. В вагонах находятся семьи офицеров, — негромко ответил Тирбах.
— Вы не уделите мне полчаса, господа? — короткие кивки. — Тогда пройдемте в мой вагон, он у самого перрона стоит…
Они без раздумий пошли за ротмистром, и через пару минут все сидели в штабном купе. Моряки расположились по местам чинно, но Ермаков остался стоять, предложив закурить из раскрытой пачки, как радушный хозяин. Не чинились альбатросы морей, раскурили предложенные папиросы и с любопытством уставились на гостеприимного ротмистра.
— Вы недавно мимо Порта Байкал проезжали, — то ли спросил, то ли сказал Костя. Моряки кивнули, и Ермаков почти без промедления продолжил:
— Какие суда там стоят, господа? И пригодны ли они к плаванию, есть ли на них военные моряки, вооружение?
— На рейде стоят ледокол «Ангара», пароход и катер. В Лиственничном еще два парохода. Все эти корабли, — Тирбах особо выделил это слово, — Байкальской флотилии пригодны и способны дойти до Мысовой на той стороне, благо лед не установился. Командует флотилией капитан первого ранга Фомин, мы с ним встречались. Офицеров флота там больше нет, да и не нужно. На кораблях есть армейские офицеры в должности комендантов.
Тут Тирбах криво улыбнулся, и Косте это сильно не понравилось — неприязнь между флотскими и армейскими офицерами царила и в белой армии, а это было очень плохо для претворения его планов. Между тем Тирбах продолжил говорить спокойным голосом:
— Матросы остались прежние, с речных судов. Артиллерии, за исключением полевой трехдюймовки на «Ангаре», да и та на деревянных салазках, на кораблях нет. Имеются только пулеметы — на пароходах по штуке, на ледоколе, может быть, парочка, не больше, а катер и их не имеет.
— А что вы везете из вооружения в своих вагонах?
— Две морских 75-миллиметровых пушки Кане, трехдюймовую тумбовую горную пушку, пять мелкокалиберных морских тумбовых пушек в 37 и 47 миллиметров…
— Снаряды к ним есть?
— Только к двум мелкокалиберным в 47 миллиметров около сотни штук. К Кане есть семь снарядов и сотня неснаряженных гильз.
Вздох разочарования вырвался у ротмистра, и он явственно заскрипел зубами. Это заметили все моряки, и Мюллер осторожно спросил:
— А в чем дело, Константин Иванович?
— Дайте слово, что сказанное здесь сохраните в тайне?
Моряки недоуменно переглянусь между собой и дружно дали слово чести. Что они были заинтригованы разговором, то это слабо сказано — офицеры заерзали на сиденьях от несдерживаемого любопытства.
— Адмирал Колчак с литерными эшелонами задержан сегодня чехами в Нижнеудинске. Российское золото теперь в их руках, — сгустил самую малость краски Ермаков. — В Глазково, напротив Иркутска, вчера вечером выступили эсеры и гарнизонные солдаты, началась стрельба. Понтон сорвало ледоходом, а все пароходы оказались в руках восставших или чехов, которые им благоприятствуют.
![Карочка — [email protected] - В день, когда магия замрет](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
