Вячеслав Коротин - Порт-Артурский гамбит: Броненосцы Победы
Вернувшись на "Пересвет" Василий на шканцах наткнулся на старшего офицера броненосца. Капитан второго ранга Дмитриев полузакрыв глаза и сжав кулаки самозабвенно… матерился. В полном одиночестве он складывал такие сочные матюки, что первые мгновения Сойманов просто заслушался.
– Что с вами, Аполлон Аполлнович? – спросил лейтенант слегка придя в себя от обалдения.
– А, это вы, Василий Михайлович, – Дмитриев слегка смутился, – представляете какой приказ нам передали: "Все корабли перекрасить в чёрный цвет, а трубы в жёлтый. И с чёрной… мать, каёмочкой." Совсем сдурело наше начальство. Я не нашего адмирала в виду имею, а тех кто ему такое сверху спускает. Вот не было печали. Заняться нам больше нечем! Так что можете обрадовать своих минёров и гальванёров – на малярные работы. Это же додуматься надо – в тропиках краситься в чёрный цвет. Я уж не говорю про то, какими красивыми мишенями мы будем для японцев. Так и хочется этих умников послать в… в общем, на вечно падающую башню полюбоваться.
Хмурый и злой Эссен, вернувшись с "Ретвизана" подтвердил приказ. И началось…
Матросы день за днём смешивали штатные, имеющиеся на каждом корабле белила с угольной пылью и сажей, получая чёрную краску, висели на беседках вдоль бортов и труб, размахивая кистями и вполголоса матерно поминали всех от мичманов, до государя.
За несколько дней корабли приобрели вид необходимый для достойной встречи с основными силами и отсутствия нареканий со стороны командующего эскадрой. Можно было заняться именно боевой подготовкой. И отдыхом. Да да, именно отдыхом. Только за несколько дней малярных работ, только на "Пересвете" пятнадцать человек было уложено в лазарет. Благо, что никто не умер. Тем более, что у команд в связи с покраской "украли" два дня обещанных для расслабления после всех перипетий последнего месяца.
А Эссен злился ещё и от того, что ему было категорически отказано в доставке десятидюймовой пушки с Балтики или Чёрного моря для замены повреждённого шальным малоколиберным снарядом ещё двадцать восьмого июля орудия.
– Я прекрасно понимаю вас, Николай Оттович, – сказал ему на борту "Ретвизана" Вирен, – я даже верю, что ваши молодцы смогут с помощью лома, домкрата и едрёной матери поменять орудие на якорной стоянке. Но в Адмиралтействе это никому не докажешь. Придётся смириться.
Скоро возникли неприятности с питанием. Нет, снабжать эскадру продуктами было несложно и недорого, со свежим мясом вообще не было проблем – на севере Мадагаскара разведение скота было основной отраслью сельского хозяйства. С крупами было хуже, но тоже терпимо, просто вместо гречневой каши готовили рисовую. Команды не очень жаловали рис, но зато макароны пришлись им по вкусу. А вот с овощами были серьёзные проблемы: капуста, лук, картофель, щавель и тому подобное на этом острове совершенно не выращивались, их привозили из Южной Африки в мизерных количествах и за сумасшедшие деньги. Хоть Вирен и распорядился регулярно выдавать экипажам ананасы и бананы, которые стоили здесь дешевле, чем репа в России, но из них щей было не сварить. Корни маниока были неважной заменой картофелю, хоть и стоили в пять – шесть раз дешевле.
Ржаную муку и чёрные сухари берегли как лакомство, чаще пекли пшеничный хлеб или выдавали галеты.
В общем питание было хоть и полноценным, но однообразным. И иногда приходилось всё таки покупать южноафриканские овощи за цену от которой у ревизоров кораблей волосы поднимались дыбом.
Однако появилась возможность по настоящему разнообразить приевшееся меню из солонины свежей рыбой. Практически каждый корабль нашёл в своём экипаже достаточно бывших рыбаков. Катера и шлюпки регулярно выходили в море на рыбный промысел, и, как правило, небезуспешно. Индийский океан щедро наполнял рыбацкие сети. Правда корабельным докторам приходилось тщательно следить за составом улова – здесь вам не Россия, многие рыбы были ядовитыми. Приходилось выбирать только тех, которые были известны наверняка. Яркая раскраска рыбины например, однозначно свидетельствовала о том, что такую класть в котёл – себе дороже.
Но рыбный суп и жареная рыба, по которым так соскучились моряки (Странно, да? Но факт.) стали довольно часто появляться в рационе экипажей, да ещё без расхода для казны.
Чтобы экипажи не потеряли бодрости от безделья и лучше подготовились к предстоящему сражению ежедневно проводились занятия по специальностям: стволиковые стрельбы у артиллеристов были практически каждодневным занятием, сигнальщиков постоянно натаскивали на знание силуэтов вражеских и своих кораблей, возились у своих дальномеров Барра и Струдда и микрометров дальномерщики, ну и так далее. Скучать и лодырничать не приходилось
А двадцать восьмого ноября пришли печальные известия. Порт-Артур капитулировал. Подсознательно почти все на эскадре ожидали этого. Не могла осаждённая крепость, блокированная и с суши, и с моря, держаться бесконечно или сколь-нибудь долго. Но в глубине души всё-таки теплилась надежда, что "сдюжат", выдержат, не сдадуться. Слегка утешало то, что артурцы сковали своей обороной силы впятеро их превосходившие и уничтожили врагов вдвое больше по количеству, чем гарнизон крепости. То есть каждый артурский солдат "схватился с пятью японцами и двоих из них убил".
Но всё равно было тяжко. Уже второй день на "Пересвете" Эссен видел унылые лица матросов, поползли слухи: " а ведь мы, братва, их бросили…" С этим надо было что то делать.
– Прикажите построить команду через пятнадцать минут, – обратился Николай Оттович к старшему офицеру.
В назначенное время командир "Пересвета" вышел на палубу, где его ожидали стройные шеренги офицеров и матросов. Легкий ветерок теребил ленточки бескозырок и лица команды выражали напряжённое ожидание.
– Братцы! – начал Эссен, – Вы все уже знаете, что Порт-Артур пал. Он очень долго держался без нормальной пищи, при нехватке снарядов и патронов, пушек, пулемётов, держался против многократно превосходящего врага и огромную его часть уничтожил. Честь и слава героям-артурцам! Их не за что винить. Но я слышал, что многие считают, что мы бросили своих товарищей и сбежали. Не сметь так думать! Крепость была создана как база флота, а не флот должен был жертвуя собой оборонять крепость. Место боевого корабля в море! Его задача воевать с кораблями противника, а не постреливать из порта по осаждающему врагу и списывать команды в десант, а пушки на сухопутный фронт. Крепость всё равно бы пала, а наши броненосцы и крейсера достались бы противнику.
Но мы действительно должны доказать, что ушли не зря, что мы принесём победу в этой войне России. Мы, вместе с балтийской эскадрой, которую ждём здесь, должны разбить японцев на море. И мы это сделаем. А для этого каждый из вас должен как можно лучше делать своё дело. Как можно лучше изучить свою пушку, дальномер, машины нашего корабля, чтобы в самый важный момент нанести врагу наибольший вред и в наименьшей степени пострадать самому. С завтрашнего дня ежедневно будут проводится тренировки на всех боевых постах, прошу господ офицеров сегодня к восьми часам вечера представить мне планы занятий.
Всё! Разойтись по работам!
Было видно, что с каждым словом этой короткой речи светлели лица матросов, видно как спадало то напряжение, которое застыло на них раньше. И расходились люди уже совсем в другом настроении.
Пятнадцатого декабря на рейд Носси-Бе пришёл отряд контр-адмирала Фелькерзама: броненосцы "Сисой Великий" и "Наварин", транспорты и миноносцы. Они, в отличие от главных сил, прошли Средиземным морем и Суэцким каналом. Основная часть шла вокруг Африки, через мыс Доброй Надежды, но вскоре ожидались и они.
На рейде грохотали пушки отбивающие приветственный салют, гремело могучее "УРА!" и летели вверх бескозырки.
Трудно сказать, кто радовался больше. На отряде Вирена наконец то воочию убедились, что корабли с Балтики идут, на отряде Фелькерзама тоже конечно знали, что артурская эскадра прорвалась, знали и о том, что она ждёт их на Мадагаскаре, но одно дело знать, а другое увидеть собственными глазами эти броненосцы и крейсера, которые могут сыграть решающую роль в сражении.
Приближалось Рождество. Рождество почти на самом экваторе. Мечтать о ёлках смысла, конечно, не было, но на всех кораблях готовились к празднику.
Двадцать пятого декабря, Эссен после обедни и положенного по уставу парада пришёл к раздаче чарки и потребовал налить себе тоже. Построив команду, он произнёс короткую, но очень прочувствованную речь:
– Ребята, братцы! Дай вам Бог послужить Родине и вернуться домой, к своим семьям, победителями! У нас великий праздник, но нам и в него приходится работать и служить. Да ещё как, порой!… Война – ничего не поделаешь. Не буду благодарить вас за службу, все мы одинаково служим Родине. Я могу только донести до адмирала, до Государя, как вы исполняете свой долг. И благодарить вас будет государь!
