Артём Рыбаков - Игрушки. Выше, дальше, быстрее
И самозваный майор госбезопасности пошёл к людям, которым, по его мнению, предстояло стать ночным кошмаром для врага, вторгшегося на нашу родную землю.
…..
Ехали мы не долго. Через несколько десятков метров я понял, что мотоцикл дальше не пройдет, и, остановившись, сообщил товарищам бойцам, что халява кончилась.
– Товарищ сержант, – обратился я к Тотену «на новый лад», – мачетку давай.
Взяв «Кершо Оуткаст», который сам же Алику и подарил год назад (или 67 лет вперёд?) я быстро вырубил несколько шестов, после чего, с помощью сержанта-пехотинца, сделал из двух слег и мотоплаща носилки для так и не пришедшего в себя энкавэдэшника. Из трех палок я соорудил что-то вроде шалаша над мотоциклом, и замаскировал импровизированный «мини-гараж» зеленью. В путь мы выдвинулись в следующем порядке: ваш покорный слуга, навьюченный немецким барахлом и мешком с продуктами, впереди, в качестве передового дозора, за мной – Тотен, нагруженный мешком с едой и тремя винтовками, следом бойцы на носилках несли лейтенанта. Замыкал колонну сержант, тоже тащивший мешок и остальное оружие. Медленно и печально шагали мы по лесу. Примерно через час нашего марша с Аликом связался Фермер. Свистом подозвав меня, Тотен протянул мне гарнитуру.
– Арт в канале. Слушаю тебя, Фермер.
– Как ваши дела, Тоха?
– Ковыляем потихонечку. Провизией запаслись. В деревне напоролись на немцев. Ведём с собой четверых окруженцев.
– Как напоролись?
– Долго рассказывать. Лучше – лично.
– Шумели сильно?
– Не очень, но пострелять пришлось.
– Что за окруженцы?
– С границы идут. Один из них – лейтенант ГБ.
– Докапывался?
– Да. Но он, похоже, контуженый. Сейчас в отрубе.
– Когда рассчитываете прибыть?
– По моим прикидкам – минут через сорок, может быть – через час.
– Понял тебя. Отбой.
Ещё, примерно, минут через двадцать мне пришлось объявить привал, поскольку бойцы, несшие лейтенанта, выбились из сил.
– Так, Алик, давай сюда воду! – скомандовал я. Тотен протянул мне свою флягу.
– Товарищи бойцы, – обратился я к окруженцам, – ложитесь на спину, ноги положите на мешки. Вот вода, сильно не усердствуйте, по паре глотков – и всё.
Потом, вспомнив, что они последние пару дней, а может и неделю, практически ничего не ели, я, наклонившись к Алику, спросил:
– У тебя шоколад остался?
Он молча протянул мне плитку Ritter Sport'а. Незаметно для окруженцев я сорвал обёртку и, разломив плитку на четыре части, протянул им на ладони.
– Что это, товарищ старший лейтенант? – спросил сержант.
– Шоколад. Ешьте мелкими кусочками, и обязательно запивайте водой.
– Но здесь четыре куска, а нас – только трое?
– Лейтенанту тоже надо дать.
– Но он же без сознания!?
– Сейчас, приведём его в чувство. – Ответил я, присаживаясь рядом с энкавэдэшником.
Протянув к его лицу руку, я несколько раз нажал ногтем точку на верхней губе. Лейтенант замотал головой и открыл глаза.
– Как ваше самочувствие, товарищ лейтенант?
– Что? Где я? – и рука летёхи потянулась к тому месту, где раньше висела кобура с пистолетом. Что-то мне в этом движении показалось странным.
«Хм, а резвый гэбэшник-то!» – подумал я, – «хорошо, что я ещё, когда его на носилки клали, кобуру отжал и себе на пояс повесил, а то этот мог спросонья и от контузии по нам начать стрелять».
– Вы у своих, – мне пришлось говорить максимально успокаивающим тоном, – мы идём к лагерю партизан. Вот немного шоколада и воды – подкрепитесь.
Я встал, и жестом позвал за собой сержанта, который, не послушав меня, уже съел свою порцию. Отойдя метров на пять, я сел под куст орешника, и рукой указал на землю рядом с собой:
– Присаживайтесь, сержант. Разговор у меня к вам есть.
– Да, слушаю вас, товарищ старший лейтенант – ответил тот, садясь рядом.
– Вас как зовут?
– Сержант Юрин.
– А по имени?
– Коля… то есть Николай.
– А я – Окунев Антон.
– Очень приятно, товарищ старший лейтенант госбезопасности.
– Николай, ты что? Мы же познакомились. Обращайся по имени, сейчас можно.
– Слушаюсь
– А скажи ка мне, Коля, вы с лейтенантом всю дорогу шли?
– Нет, только в сарае встретились. Два дня назад.
– А откуда знаешь, что он из Ломжи?
– Он сам сказал. И удостоверение показывал. Он из особого отдела 6-ой кавдивизии, а она в Ломже как раз стояла. А вы что, сомневаетесь?
– Нет, просто интересуюсь. Ладно, хватит лясы точить. Пора идти, а то до темноты не дойдём. Когда мы сержантом подошли к остальным, я спросил у лейтенанта:
– Товарищ лейтенант, вы сами идти сможете? Тот утвердительно кивнул головой.
– Ну и отлично. Ещё две минуты отдыха, и вперёд.
– Товарищ старший лейтенант госбезопасности, а у вас табачку не найдется? А то очень курить хочется, – спросил боец с подбитым глазом.
– Сейчас посмотрю, – уходя в деревню, я оставил Тотену пачку сигарет, ту самую – с обрезанными фильтрами.
Алик всё понял на лету, поэтому кинул мне две сигареты. Я протянул одну бойцу:
– Только трофейные есть.
– Ничего, и такие пойдут.
Я, прикурив свою сигарету от спички, вначале хотел отдать коробок окруженцу, но вовремя вспомнил, что надпись «Череповец. ФЭСКО, Россия» на коробке может вызвать ненужные вопросы. Поэтому я протянул ему горящую сигарету, чтобы он прикурил «от ствола».
– Товарищ старший лейтенант, или как вас там? – внезапно раздался за моей спиной голос. И одновременно щелкнул предохранитель «мосинки». «Ну, еж твою!» – только и подумал я, покосившись через плечо.
Неугомонный гэбэшник стоял у меня за спиной метрах в двух, а мой ППД висел у меня на плече, и добраться до него не было никакой возможности. Ну, почти никакой.
– В чём дело, лейтенант? – как можно более спокойно спросил я.
– Предъявите ваши документы!
– Лейтенант, ты совсем на голову больной, или это приступ? Какие на задании в тылу врага документы?
– Я ещё раз требую вас предъявить документы. В противном случае я буду вынужден вас арестовать своей властью.
Бойцы недоумевающе смотрели на нас. Тотен, конечно, пришёл бы мне на помощь, но он поставил свою винтовку вместе с остальными стволами к дереву, у которого сидел.
– Вот скажи мне, лейтенант, а где твоя бдительность была, когда двадцать втрого числа диверсы из «Бранденбурга» командиров стреляли и штабы взрывали. – Решил я использовать своё «попаданское послезнание».
Тот болезненно скривил лицо, но ничего не ответил. Я же продолжал переть буром:
– Молчишь? А сейчас, когда тебя из дерьма вытащили, решил свою власть и строгость перед бойцами показать? Ну, давай, валяй.
– Я ещё раз требую…
– А не пошел бы ты! «Шпалой» сверкаешь, а ума нету!
– Прекратите оскорблять сотрудника госбезопасности! Немедленно предъявите документы!
– Щас, разбежался об стену – ничего, кроме как тянуть время, аккуратно, кончиками пальцев, вытягивая из кобуры ТТ, мне не оставалось.
– Немедленно положите автомат на землю! – решил сменить пластинку лейтенант.
«Так, если я начну снимать с плеча ППД, то перестану вытаскивать пистолет. А что, если, скидывая автомат, просто выхватить ТТ, да и завалить этого зануду? Так свой он. Да какой свой? Дятел он назойливый, а не свой».
За спиной раздался какой-то шорох, невнятный возглас и звук глухого удара, как будто ударили деревяшкой об деревяшку. Затем шум падающего тела. Скосив глаза, я увидел, что лейтенант лежит на земле, а над ним, с винтовкой в руке, стоит сержант Коля.
– Сержант, ты что, с дуба рухнул?
– Нет, товарищ старший лейтенант.
– Так что ж ты, старшего по званию – прикладом?
– А, вражина он!
– Да с чего вы взяли, сержант? – я попытался перейти на официальный тон.
– Что он нам стволом грозил? Да и форма у него – чистая! Вон даже подшива белеет!
«Щёлк!» – и кусочки мозаики встали на свои места. Я понял, что же мне показалось странным в том жесте лейтенанта, когда он, якобы, очнулся. Он искал кобуру НА ЖИВОТЕ! Некоторое время назад я помогал ребятам-реконструкторам при съёмке документального фильма, точнее, это они снимались в документальном фильме, на который меня наняли, как режиссёра. Так вот, я вспомнил, как один из «отцов реконструкции» распекал двух парней за неправильное ношение кобуры. «Ты кто? Офицер Красной Армии или шпион? Ну, так перевесь кобуру на правый бок. Я понимаю, ты немцев реконструируешь, но наши-то носили кобуру на боку, а вот фрицы – на животе».
Вскочив на ноги, я бросился к лейтенанту. «Только бы мы не ошиблись! Только бы он немцем оказался» – стучало у меня в голове. Был один надёжный способ проверить мои сомнения. Торопливо обшарив карманы «энкавэдэшника», я нашёл удостоверение.
