Наталья Павлищева - Колыбель времени
Плевать на Артура, сейчас у меня другая задача: я должна вытащить из Тауэра Елизавету и убрать ее с глаз, хотя бы пока Мария не выйдет замуж! Если я буду оглядываться на Артура, я никогда и ничего не сделаю.
Но как этого добиться? Сколько ни ломала голову, выход виделся только один: пробиться к королеве, причем сделать это так, чтобы Артур не смог помешать. Сделать это можно, только перехватив королеву при возвращении с мессы. До мессы нельзя, у нее все мысли будут о предстоящей службе, а вот после Мария обычно расслаблена. Правда, вокруг всегда полно приживалок и тех, кто уверен в своем влиянии на королеву. Но просто на прием меня не пустят, да и там еще хуже.
Она сейчас должна быть довольна жизнью, она королева, заговорщики казнены, скоро приедет принц Филипп и будет свадьба… Надо воспользоваться моментом. Был ли у меня страх попасть обратно в Тауэр из-за своего длинного языка? Конечно, одно неверное слово, и вытаскивать меня из каземата будет некому, а менять ведро не станут просто из принципа. Но даже угроза сдохнуть от вони в камере меня не останавливала. Помощи ждать просто неоткуда. Остальные парни непонятно где, а Артур не дремлет; если его стараниями будет казнена Елизавета, я себе этого не прощу.
Я смотрела на королеву и пыталась разобраться в своем отношении к ней. Нет, не цветущую красавицу невесту видела я перед собой, не уверенную в себе женщину, у которой черная полоса в жизни наконец сменилась белой, не счастливую старую деву, нежданно заполучившую самого завидного жениха Европы, а клубок нервов, сжатую до предела пружину, которая, раскрывшись, сотворит что-то страшное… Она улыбалась, была приветлива и даже остроумна, она старалась выглядеть уверенной и счастливой, но только старалась!
Глаза цепкие, почти злые, и это несоответствие ласковых слов и напряженного взгляда было самым страшным. Кого ударит пружина, распрямившись? Я могла ответить без особых раздумий: прежде всего Елизавету. И главной задачей сейчас было вывести Рыжую из-под удара. Любым путем убрать подальше от глаз королевы, убедить, что она не страшна, не опасна…
Как это сделать?
Я никогда долго не раздумывала, вперед!
— Ваше Величество, позвольте мне поговорить с вами наедине…
Глаза Марии сверкнули, губы на мгновение сжались совсем в узкую линию.
— Будете просить за леди Елизавету?
— Да, конечно, но не только. Я не хочу, чтобы вы совершили непоправимую ошибку, о которой будете жалеть всю оставшуюся жизнь. — Я тараторила быстро, стараясь «зацепить» ее раньше, чем махнет, чтобы ушла; она должна услышать вот именно это: возможность непростительной ошибки, которая ляжет смертным грехом на душу.
Похоже, королева не ханжа, верит искренне, а потому должна прислушаться.
Мария поморщилась:
— Не вам учить меня праведности…
Она сделала первую ошибку — ввязалась в разговор со мной. Теперь надо осторожно подвести к нужной теме и нужным выводам. Никогда не отличалась умением вести дипломатические переговоры, но если всерьез прижмет, откуда и умение возьмется.
— Я никогда бы не посмела чему-то учить вас, Ваше Величество! Но я не могу не заступиться за свою хозяйку. Однажды она была беззастенчиво оговорена, не допустите, чтобы невинно пострадала на сей раз с вашего согласия.
Королева сделала знак сопровождавшим ее придворным дамам, чтобы оставались на месте, а мне следовать за ней к окну. Не густо, это не беседа наедине, но и за то спасибо.
— Леди Елизавета лжива! Она делала вид, что посещает мессы, а в душе хранила камень против меня, ее именем был поднят мятеж Уайата!
— Ваше Величество, вы сами сказали, что ее именем. Но в чем здесь вина леди Елизаветы? В том, что Уайат использовал ее имя?
Губы Марии презрительно дрогнули:
— Уайат бывал в Доннингтоне и говорил леди Елизавете о желании Кортни на ней жениться.
Ей очень нужно найти повод обвинить Елизавету во всех смертных грехах, словно оправдать саму себя за жесткое обращение с сестрой, иначе к чему было вообще со мной разговаривать? Я быстро согласилась:
— Бывал. Примчался встрепанный, полусумасшедший человек и принялся кричать, что как только он свергнет Ваше Величество, так принц Кортни женится на Елизавете. Леди Елизавета просто сбежала от него, потому что однажды уже бывала обвиненной в связи с лордом Сеймуром только потому, что виделась с ним на глазах у королевы. А намерения человек может иметь любые, почему мы должны отвечать за чужие намерения, о которых можем даже и не знать?
— Почему она не сообщила мне?
Я как можно спокойнее пожала плечами:
— Просто боялась, чтобы снова не обвинили в желании выскочить замуж без вашего ведома. А потом вы просто разбили Уайата. В Доннингтоне все узнают много позже…
— Но в Доннингтоне все против испанцев.
— Не больше, чем в Лондоне. Англичане везде против иностранцев, неважно, испанцы это или французы. Конечно, леди Елизавета хотела бы видеть своим королем англичанина, а не испанца, но она никогда не оспаривала и не осуждала ваш выбор. Ваш выбор — это ваш выбор. А не нравиться может многое…
Мария вздохнула:
— Уайат сказал перед казнью, что она ни при чем.
Я чуть не заорала: «Ну вот!» Но Мария сдаваться не собиралась и вернулась к своему первому обвинению:
— Леди Елизавета лжива. Она слушала мессы, пока этого требовала я, а сейчас даже в Тауэре не желает этого делать!
Ясно, ей нужно моральное оправдание перед собой, это стоит использовать. Для таких набожных, как Мария, малейшие душевные сомнения куда более мучительны, чем даже зубная боль. А я тебе этот больной зуб в душе ковырну! И буду ковырять, пока ты либо не выпустишь Елизавету, либо… либо не отправишь меня к ней. Лучше первое. Как-то безопаснее…
Только не перестараться, она баба малость не в себе, но умная.
— Ваше Величество, разве легко изменить веру той, что с раннего детства была воспитана иначе? Дайте леди Елизавете время, чтобы она все обдумала и сделала это не под давлением, а добровольно. Стоит ли заставлять принимать истину силой, может, лучше довериться времени, чтобы леди приняла ее сама?
Губы Марии снова сжались, ноздри и без того широкого носа раздулись, сделав лицо неприятным.
— Я не могу освободить леди Елизавету! Снова ее именем будут заговоры!
Тьфу ты, противная баба! Чуть не пнула ее ногой.
— Вы разбили ваших противников, и они не скоро соберутся с силами, если вообще соберутся. Сейчас вы сильная королева и счастливая невеста. Не омрачайте свой праздник сознанием, что леди Елизавета находится в тюрьме. Поверьте, она не столь опасна для вас, чтобы держать ее в Тауэре, она не столь смела и решительна, чтобы доставлять вам неприятности.
Мария посмотрела на меня как-то так, что мне совсем расхотелось продолжать разговор. Да уж, если здесь и милосердие, то для избранных, видно, оно не для тех, кто числился во врагах Ее Величества или врагах Церкви. Во взгляде королевы я явно увидела дверь камеры Тауэра.
Так… Если что, пока отступим, хотя, кто знает, сколько у меня еще времени, ладно если для Рыжей это будут лишние дни в Тауэре, только бы не закончилось эшафотом. Я почти готова была заорать, что справедливые королевы не казнят по наговору.
Ее сопровождающие уже вовсю шипели, словно клубок змей или стадо гусей.
— Я подумаю над вашими словами.
Хотела бы я еще знать, что именно ты придумаешь. Ладно, давить дальше пока не только бесполезно, но и опасно. Теперь оставалось ждать, что в душе королевы возьмет верх — ее пресловутая совестливость и милосердие или все-таки страх перед младшей сестрой.
Временами это ожидание становилось просто невыносимым, Рыжая сидела в Тауэре, и я ничем помочь ей не могла. Единственное, что пока можно было делать — живым укором чаще попадаться на глаза королеве. Я придумала, как это сделать эффектнее — отправилась на ближайшую же мессу! Меня попытались не пустить; в ответ на недовольное шипение старых клуш я смиренно возразила, что мне позволено присутствовать на королевской мессе вместе с леди Елизаветой.
— Но ведь сама леди Елизавета в Тауэре!
Я точно подгадала момент, Мария уже приближалась и все слышала, как и мои следующие слова:
— Леди Елизавета пока в Тауэре по чужому наговору. Как только Ее Величество разберется, мою хозяйку выпустят, и я не хочу, чтобы она меня упрекнула в пропуске мессы. Я представляю здесь не только себя, но и леди Елизавету!
После этого я постаралась осторожно ретироваться, то есть затеряться в толпе противных старых теток, окружавших королеву. Тетки шипели, как гусыни, и вовсю старались отодвинуться от меня подальше. Мне это даже нравилось, потому что воняло от них, как от бомжих. Они что, исподнее не меняли годами, что ли? Бедная Мария, она вынуждена постоянно находиться вот в таком окружении!
