Игорь Емец - Спецагент спецотдела ОГПУ-НКВД. Миссия во времени
Несколько раз эти литературные посиделки посещал и некий загадочный человек невысокого роста с короткой прической и небольшими усиками. Его темные выразительные глаза внимательно разглядывали присутствующих, словно пытаясь заглянуть им в душу, и понять, что они представляют собой на самом деле. Его образ был неотделим от неизменной кожанки, под которой на боку явственно угадывались очертания кобуры. Про этого человека было точно известно, что он служит в ЧК, и даже занимает там какой-то очень ответственный пост, правда, он так и не счел нужным представиться.
Однажды Есенин, который к тому времени уже неплохо знал Ивана, предложил ему:
— Хочешь, я вас познакомлю?
— Да, знаешь, я чекистов как-то не очень люблю!..
— Не переживай, он мой друг и к тому же совсем неплохой человек.
— Да я и не переживаю…
Как раз в это время к ним подошел этот самый загадочный человек:
— Сергей, ну, куда же ты пропал? Мы тебя уже заждались.
Воспользовавшись благоприятным моментом, Есенин тут же произнес:
— Яша, познакомься, это мой друг Ваня Иванов, бывший студент Университета и вообще очень интересный человек.
Этот самый Яша протянул Ивану руку:
— Яков Блюмкин! Романтик революции!
— Очень приятно! Иван Иванов, студент-историк! Правда, теперь уже бывший!
— Ах, да! Исторический факультет, насколько я помню, закрыли. Ну, ничего! Может быть, еще когда-нибудь и откроют.
До Ивана только теперь дошло, с кем он разговаривает. От волнения у него даже пересохло в горле, но он постарался не подавать виду. Яков Блюмкин! Ну, конечно же, тот самый, который стрелял в германского посла Мирбаха, и про которого ходило столько самых разнообразных легенд. После покушения на Мирбаха он некоторое время скрывался, а затем решил сдаться властям. К всеобщему удивлению, его тут же амнистировали как «раскаявшегося», а вскоре даже приняли кандидатом в члены РКП(б). Хотя в те смутные времена людей расстреливали и за гораздо меньшие провинности. Иногда советская власть проявляла необъяснимый гуманизм, хотя, конечно, не просто так, а в силу неких неведомых, и, надо полагать, весомых причин. Затем Блюмкин принимал деятельное участие в подготовке революций в Иране, Германии и Китае. Поговаривали, что в настоящее время он часто бывает в странах Востока, где выполняет некие секретные поручения по линии разведки.
Между тем, Блюмкин продолжал:
— Так значит историк! Очень интересно! Всегда любил историю, вот только не было времени ее изучать. Приходится самому ее делать!
Блюмкин громко рассмеялся. Видно было, что ему очень понравилась собственная шутка. Затем он предложил выпить по сто грамм коньячку, попутно продолжая расспрашивать Ивана об учебе в Университете. Видно было, что ему это на самом деле интересно, может быть потому, что ему самому нигде толком поучиться так и не довелось.
Впоследствии Иван еще несколько раз встречался с Блюмкиным на вечеринках у Есенина. Со временем между ними завязались почти дружеские отношения, насколько, конечно, вообще возможна дружба между такими разными людьми. Узнав, что его новый знакомый свободно владеет несколькими европейскими языками, Блюмкин однажды предложил оказать ему свое содействие для устройства на службу в ОГПУ. Поначалу Иван от подобного предложения просто опешил. Чего-чего, а того, что ему когда-нибудь придется служить в ОГПУ, он даже в кошмарном сне не мог себе представить. Блюмкин по-своему истолковал его реакцию, и чтобы окончательно развеять его сомнения, поспешил добавить:
— Я же тебе не в расстрельную команду предлагаю записываться, а предлагаю идти служить в Иностранный отдел. Это же интеллектуальная элита наших органов госбезопасности. Там как раз нужны такие молодые грамотные ребята. Начальником этого отдела является мой старый приятель еще со времен одесской юности Моисей Трилиссер, так что, я думаю, никаких проблем с твоим приемом на службу возникнуть не должно. Не переживай, тебе даже форму носить не придется. Ну, если только по большим праздникам…
Иван поколебался некоторое время, а затем все-таки решил принять предложение Блюмкина. Подобная служба считалась весьма престижной, к тому же она могла обеспечить ему выход на заграницу, чем со временем можно было бы воспользоваться. Самого себя он успокоил тем, что ему предстояло бороться не с «врагами» из числа собственного народа, а вести хитроумные игры с вражескими разведками. В глубине души Иван всегда оставался патриотом своей родины, вне зависимости от того, какой политический режим в ней сейчас установился. Как говорится, правители приходят и уходят, а страна и народ остаются…
Как вскоре выяснилось, подобное предложение последовало весьма своевременно. Едва он был принят на службу в ОГПУ, как лавку имажинистов по неведомым причинам закрыли, и Иван лишился приятной возможности время от времени видеть большинство из посетителей литературных посиделок, в том числе и «романтика революции». При их последней встрече Блюмкин, который всегда был не чужд тщеславия, с загадочным видом обмолвился, что вскоре отравляется в Гималаи искать некую загадочную область, населенную мудрецами. Однако произвести на собеседника желаемого эффекта ему не удалось. Иван сразу же понял, о чем идет речь.
— Ты собрался в Шамбалу?
— А ты откуда знаешь?
— Да так, приходилось читать кое-какую литературу.
— Вот увидишь, это открытие ознаменует начало новой эры в истории человечества.
— Не обольщайся! Это все выдумки мадам Блаватской, а также всяких мистиков и оккультистов.
— Много ты понимаешь…
Блюмкин замкнулся, и на этом разговор прервался. Впоследствии Иван не раз со смешанным чувством вспоминал этого человека. Если бы не случайная встреча с ним и его содействие, то неизвестно как в дальнейшем могла бы сложиться его судьба…
* * *Несколько лет все вроде бы шло нормально, а теперь вот, на тебе! Все! Это конец!
Угадав ход мыслей своего собеседника, Бокий произнес с загадочной улыбкой:
— Не волнуйтесь! Я Вас пригласил совсем с другой целью. Примерьте пока вот этот перстенек, и постарайтесь описать свои ощущения.
Начальник спецотдела достал из простой деревянной шкатулки массивный золотой перстень со вставкой из непрозрачного камня, украшенного изображением солнца с расходящимися в разные стороны лучами, и протянул его своему собеседнику. Иван с некоторым недоумением оглядел его. На первый взгляд, перстень как перстень, ничего особенного. Но едва он надел его на указательный палец правой руки, как сразу же почувствовал легкие вибрации, и его сначала охватило состояние полного покоя, а затем, словно на экране в синематографе, перед ним начало разворачиваться целое действо.
Сначала Иван увидел хорошо знакомый ему дом Коробкова на пересечении Тверского бульвара и Большой Никитской улицы. Затем перед ним появилась одна из комнат этого дома. В ней находилось несколько человек, которые что-то между собой горячо обсуждали. Откуда-то издалека доносилась стрельба, несколько раз ухнули мины, выпущенные из бомбомета. Иван пригляделся, и явственно увидел позиции у кинотеатра «Унион». Из разговора присутствующих в комнате людей вскоре стало ясно, что они обсуждают вопрос о прибытии в Москву подкреплений, на которые добровольцы так рассчитывали, но которые в конечном итоге так и не прибыли.
Когда Иван снял перстень и подробно описал Бокию увиденную им сцену, тот удовлетворенно хмыкнул:
— Все правильно! Вы только что стали свидетелем одного из ключевых событий московской осени 1917 года, о котором, Вы, как рядовой участник, конечно, знать не могли. Это совещание с участием эмиссара генерала Каледина штабс-капитана Соколова, прибывшего накануне с Дона, и некоторых представителей Временного правительства, по воле случая оказавшихся в тот момент в Москве. Каледин предлагал направить в Москву верных ему казаков, но сделать это по собственной инициативе он не мог, это шло бы в разрез с общепринятыми тогда правилами и установлениями. Требовалось формальное обращение к нему как к войсковому атаману с просьбой о помощи от имени хотя бы некоторых представителей законной власти, которую на тот момент все еще воплощало Временное правительство. Но наши, то есть, простите, ваши демократы с негодованием отвергли предложение «калединцев», которых они считали явной контрреволюцией, и, честно говоря, в глубине души просто побаивались. После этого ваше положение стало безнадежным, хотя вы в тот момент об этом даже и не подозревали. Вот если бы Каледин тогда прислал верных ему казаков, то можете не сомневаться, что итог противостояния в Москве, да и во всей стране, был бы совершенно иным.
Не успел Иван и слова сказать, как начальник спецотдела после короткого раздумья добавил:
