Андрей Валентинов - Дезертир
Ответом мне было глухое молчание. Шум за столиками стал заметно тише, а рот хозяина раскрылся подобно гигантскому кратеру.
– Так пусть ведает сей де Батц, что его разыскивает добрый республиканец Франсуа Люсон, который проживает в гостинице «Друг патриота», что на улице Серпант. Прошу передать ему это при первой возможности.
С минуту стояла поистине мертвая тишина, а затем поднялся шум, куда пуще прежнего. «Патриоты» переглядывались, кое-кто усмехался, но в основном в глазах светилось любопытство.
Расчет был прост. Никакой сыщик не станет делать подобного заявления. Меня запомнят и, без сомнения, расскажут остальным. И уж, конечно, найдется добрая душа, которая передаст все барону. Ему опишут мою внешность, а у матерого шпиона должна быть неплохая память на лица…
– К сожалению, гражданин, такой возможности мы пока лишены, – якобинец, читавший «Отца Дюшена», ухмыльнулся не без злорадства. – Однако же обещаем, что, как только де Батц будет арестован, мы передадим ему ваши слова. Кстати, где вы квартируете?
Тон не вызывал сомнений, но я наивно моргнул и повторил адрес. Якобинец вновь ухмыльнулся:
– Можете не сомневаться, гражданин, мы не забудем.
Я ожидал, что эта публика тут же кликнет патруль, но почему-то этого не случилось. Чтение листка гражданина Эбера продолжилось, а я, сочтя свой долг выполненным, допил кофе и не торопясь пошел к выходу. У самых дверей я обернулся – и заметил растерянный, полный недоумения взгляд хозяина. Похоже, я старался не зря.
По пути в гостиницу я вспомнил, что обещал заехать в полицейский участок. Объясняться не хотелось, но появление стражей порядка в заведении мамаши Грилье меня совершенно не устраивало. Итак, я велел кучеру ехать на улицу Сент-Андре. По дороге я пытался составить более или менее убедительное объяснение случившегося на кладбище Дез-Ар, но ничего путного в голову не лезло.
В комиссариате всем было явно не до меня. Только что стражи порядка притащили двоих карманников, которые громко орали, утверждая, что они брали Бастилию, а посему невинны и неподсудны. Изрядно потолкавшись в небольшой приемной, я наконец поймал за фалды какого-то чиновника, пробиравшегося к выходу с изрядной кипой бумаг под мышкой. Говорить со мной ему очень не хотелось, но я не ослаблял хватки и вскоре узнал, что «кладбищенским делом» занимается комиссар Сименон.
Комиссара удалось обнаружить в маленькой комнате на втором этаже, половину которой занимал огромный стол, заваленный бумагами. Гражданин Сименон оказался под стать столу – столь же огромен и квадратен. На загорелом лице грозно топорщились прокуренные до желтизны усы. Громадная лапища сжимала неправдоподобно маленькое перо, которым комиссар водил по бумаге. Рядом высилось громоздкое чугунное пресс-папье, способное напугать самого отъявленного злодея.
Мое появление никак не обрадовало хозяина кабинета. Послышалось рычание, после чего мне было велено убираться ко всем чертям и не мешать занятым людям работать. Но я не убрался и поспешил представиться. Гражданин Сименон произнес нечто вроде «гм-м» или «хм-м» и начал медленно приподниматься.
Зрелище комиссара полиции во весь рост способно напугать и не такого человека, как я, но я собрался с силами и остался на месте. Наконец гражданин Сименон вздохнул, вновь присел и кивнул на табурет, сиротливо стоявший посреди комнаты.
– Странно получается, сударь, – заявил он, пощипывая левый ус. – Я, видите ли, только что выписывал ордер на ваш арест. Любопытно выходит, а?
Я немедленно согласился, присовокупив, что рад избавить его от лишней писанины. Внезапно вид усача стал сердитым, даже грозным.
– А известно ли вам, сударь, что ваша личность нуждается в востребовании для изъяснения обстоятельств дела, связанного с покушением на убийство, равно как с нарушением имущественных прав?
Что все сие значило, я и не пытался понять, всем видом изобразив полную покорность и готовность к «изъяснению». Комиссар мне понравился, его усы – тоже, а обращение «сударь» – в особенности.
– Готов дать показания, – подтвердил я. – Однако же жажду узнать о предъявленном обвинении.
Усы гражданина Сименона стали дыбом.
– Изволите шутки шутить, сударь? Я – закон, со мной не шутят! Суть же обвинения состоит в том, что вы совместно с девицей Тома…
– Гражданкой Тома, – мягко поправил я. В ответ вновь послышалось рычание.
– …С девицей Тома злодейски покушались на жизнь госпо… э-э-э… гражданина Вильбоа, и сие покушение не увенчалось полным успехом по причинам, от вас никак не зависящим. Кроме того, вы совместно с вышеизложенной девицей преступно торговали телами законно умерших госпо… э-э-э… граждан, с разрешения муниципалитета имевших временное пребывание в мертвецкой кладбища Дез-Ар.
Я с облегчением вздохнул – бедняга Вильбоа жив. Но остальное мне никак не понравилось. Похоже, дела «девицы Тома» плохи.
– Однако же, сударь, – начал я, пытаясь попасть в тон, – смею обратить ваше внимание на нижеследующее пояснение, которое прошу всенепременно занести в протокол…
«Нижеследующее пояснение» почти не расходилось с фактами. Я лишь кое-что упростил. С гражданином Вильбоа мы встретились в кафе «Прокоп», где «вышеизложенный Вильбоа», находясь в состоянии глубокой меланхолии, якобы сообщил, что намерен посетить «вышеозначенное» кладбище, поскольку от кого-то слышал о призраке своей невесты, который якобы был замечен на примыкающей к «вышеозначенному» кладбищу улице. Опасаясь за жизнь и рассудок «вышеизложенного Вильбоа», я поспешил на кладбище и вместе с тоже «вышеизложенной» гражданкой Тома попытался предотвратить несчастье. Увы, все, что мы могли, это оказать бедняге первую помощь.
Комиссар поставил точку, нахмурился, перечитал протокол, после чего извлек из груды бумаг какой-то листок и долго сверял его с моими показаниями.
– Должен заметить, сударь, – молвил он наконец, – что показания ваши изрядно совпадают с показаниями девицы Тома, равно как с показаниями госпо… гражданина Гара, сержанта Национальной гвардии. Однако же они никак не поясняют и не проясняют таких важных обстоятельств, как нахождение в склепе трупа, э-э-э, гражданки Мишель Араужо, невесты вышеозначенного… гм-м… гражданина Вильбоа, равно как ваше нахождение в подозрительной близости от тела все того же гражданина, равно как многое другое. А посему, сударь, ваши показания никак не изъясняют сие дело.
Я мысленно согласился с усачом, но решил, что пора переходить в наступление.
– Насколько я понял, гражданин комиссар, вышеозначенная гражданка Тома арестована?
– А известно ли вам, сударь, что вопросы в этом месте и за этим столом задаю я? – грозным тоном воззвал гражданин Сименон, но я покачал головой:
– Нет. Уже не вы.
Страшный документ, извлеченный мною из внутреннего кармана камзола, изучался не менее пяти минут. Лицо комиссара побурело, а рука вцепилась в пресс-папье. Я невольно поежился: чугунное пресс-папье в этаких лапищах – смертоносное оружие…
– Но это незаконно, сударь! – с трудом проговорил гражданин Сименон, причем голос его подозрительно дрогнул. – Это вмешательство в криминальное расследование! Мой дед, сударь, самого Картуша ловил! Я, сударь вы мой, лично графиню де ла Мотт арестовывал![23]
– «Всем властям, гражданским и военным», – напомнил я. – Именем Республики, Единой и Неделимой, гражданин Сименон! Первое: гражданку Тома немедленно освободить. Второе: советую забыть вашу прежнюю версию и придумать что-нибудь более правдоподобное.
– Придумать! – комиссар чуть не всхлипнул от огорчения. – Вы думаете, господин… э-э-э… гражданин Шалье, мы тут сказки сочиняем?
Комиссар походил теперь на охотничьего пса, которого оттаскивают от законной добычи. Впрочем, огорчение длилось недолго. Рыжеватые усы шевельнулись.
– При зрелом размышлении… Исходя из вышеизложенного и учитывая нижеследующее… Выходит, сударь, что перед нами не иначе как самоубийство!
– Попытка! – усмехнулся я, мысленно пожелав гражданину Вильбоа всяческого здравия.
– Находясь в черной меланхолии, го… гражданин Вильбоа проникает на территорию указанного кладбища, совершает похищение трупа законноумершей гражданки Араужо, имеющего временное пребывание в мертвецкой оного кладбища, после чего…
– Гражданка Тома, – напомнил я. – Подписывайте ордер.
– А я, представьте, забыла ваш адрес! – гражданка Тома развела руками и растерянно улыбнулась. – Помню, вы говорили про какую-то гостиницу…
Вид у достойного доктора был изрядно встрепанный, словно у попавшего в бурю воробья. Лапландская шапка окончательно сползла на ухо, а вместо двух пуговиц на пальто торчали лишь обрывки ниток.
Я поймал фиакр. Девушка, решительно отведя мою руку, легко взобралась на сиденье и знакомо фыркнула:
– Ну почему даже такие, как вы, все время пытаются намекнуть на женскую неполноценность? Я еще, гражданин Люсон, не инвалид!