Михаил Ахманов - Флибустьер. Магриб
Серов усмехнулся, покивал головой и сказал:
– Я, благородный рыцарь, происхожу из Нормандии, из самого что ни на есть захолустья. Где-то чему-то учился у святых отцов, знаю о древних временах, о римлянах и греках, слышал о том, как герцог Вильгельм захватил Британию, о походах в Святую Землю для освобождения Гроба Господня, о плавании мессира Коломбо за океан и великих его открытиях – ну, на эти берега и острова я и сам довольно нагляделся, сражаясь в Вест-Индии. Еще помнятся мне рассказы монаха, духовника батюшки-маркиза, о португальце Магеллане, обогнувшем Землю, и британце Дрейке, который сделал то же самое, а потом, лет сто назад, разгромил испанскую армаду.[52] Еще я слышал, что нынче Луи Французский бьется с британцами и голландцами за Испанию и что российский государь схватился с шведским королем и зовет к себе на службу охочих людей. Но о том, что происходит в магрибском море и в Турции, мне ничего не известно.
– Даже если так, – молвил де Пернель, – ваши знания, мессир капитан, меня необычайно радуют. В наше время разврата и убожества так редко встретишь образованного человека! Что же до Турции и Магриба, то я, прожив на Мальте двадцать лет, могу поведать вам о прошлом и настоящем этих народов и стран. Конечно, если Господь одарит вас терпением, чтобы выслушать сию повесть.
– Терпения у меня достаточно, – сказал Серов и подлил рома в кружку рыцаря.
– Доводилось ли вам слышать имя Барбароссы?
– Конечно. Он был германским императором, хотел сразиться с Саладином, но погиб во время третьего похода в Святую Землю.[53] В нем еще участвовал английский король Ричард Львиное Сердце.
– Поистине духовник вашего отца был знатоком истории и передал вам многие познания! – искренне восхитился командор. – Но я говорю о другом Барбароссе – вернее, о других, ибо было их двое братьев, Арудж и Хайраддин, оба рыжебородые и оба – злобные пираты.[54] Два века назад, когда османы были в зените могущества, они предались туркам, построили на их золото корабли – целый огромный флот! – и, отправившись на запад, принялись опустошать берега Сицилии, Италии, Испании и Франции. На их судах главенствовали турки, но в экипажах было множество мавров и других людей из Туниса, Алжира и Марокко. Арудж и Хайреддин, эти два врага христианской веры, не щадили ни малого, ни старого, правили всем Магрибом, и длилось это почти пятьдесят лет. С той поры сыны ислама сражаются в море с христианами, захватывают торговые корабли, пленяют их команды, требуют выкуп и дань, творят насилия и проливают реки крови. Вы уже видели их, мессир капитан, видели, когда они напали на ваши суда и похитили вашу супругу… Да постигнет их кара Господня на том и этом свете!
Утомленный длинной речью, рыцарь отхлебнул из кружки и закашлялся.
– А что же наши христианские государи? – спросил Серов. – Как они терпят такое бесчинство и поношение веры?
– Не терпят, мессир, не терпят, но посылают войска и корабли, и в прошлом разбили турок при Лепанто, а магрибские страны не раз подвергли суровому наказанию[55] и отняли многие их города – Касабланку и Танжер, Сеуту и Оран, Триполи и Ла-Каль. Но, сказать по правде, – тут де Пернель понизил голос, – у наших государей, у всех и каждого, свои интересы. Случается, что они вступают в сговор с неверными против христианского соседа или платят разбойникам золото, дабы те щадили их суда, а прочие грабили и топили. Только славный Орден иоаннитов, который называют теперь Мальтийским, сражается с магометанами честно и храбро, не предавая веру в Господа нашего и не вступая в союзы с их султанами и беями. И бьемся мы с ними много лет, с 1530 года от рождества Христова, когда наш Орден, изгнанный турками с Родоса, перебрался в Триполи и на Мальту.
И будете сражаться еще много, много лет, подумалось Серову. Целый век, пока не прогонят Орден с Мальты, пока не найдет он прибежища в России, но и оттуда придется ему уйти – а вот куда, о том Серов не ведал.
На Мальте он не бывал, но помнились ему проспекты в туристических агентствах с изображением могучих стен и бастионов, что вырастали, казалось, из самого синего моря. Еще была какая-то история, тоже связанная с Мальтой, – то ли турки ее захватили, то ли захватят в будущем, то ли мальтийцы отобьются и надерут басурманам зад. Он не знал, когда и как это случится; в памяти застряло только одно имя – Ла Валетт.
Серов произнес его, и глаза де Пернеля сверкнули.
– Мессир Иоанн де Ла Валетт! Великий магистр Ордена и победитель турок! Вы слышали о нем, капитан? О, я польщен, клянусь святым причастием!
– Давно это было?
– Давно, век и еще треть века назад. Хотите, чтобы я рассказал?
– Как-нибудь попозже, командор. Я вижу, вы устали… Последний вопрос: турки до сих пор угрожают Мальте?
– Нет, теперь, пожалуй, нет. После Лепанто их звезда на морях закатилась, а власть над Магрибом пошатнулась. Здесь еще много османов – есть купцы, есть воины, потомки янычар, есть предводители пиратов, есть беи, правящие городами. Но Стамбул над ними не властен – то есть не властен в той мере, как в прошлом. Сейчас не турки опасны, а те, кто идет за ними, хотя их не любит, – мавры, арабы, берберы.
– Они чем-то различаются между собой?
Де Пернель задумчиво поднял глаза к потолку.
– Вероятно, мессир капитан, но об этом вам лучше расскажут Мартин Деласкес и его приятель Абдалла. Их предки жили здесь много веков и сроднились с арабами… и не только сроднились – ведь Абдалла мавр, хоть и христианин.
Рыцарь поднялся и, испросив разрешение, вышел. Серов смотрел ему вслед. За несколько дней, что «Ворон» двигался вдоль африканского побережья, внешность де Пернеля переменилась: кости уже не грозили прорвать кожу, волосы и борода были подстрижены, и не воняло от него, а пахло, как от других корсаров, соленым ветром, кожей и порохом. Новые члены экипажа, взятые в Эс-Сувейре, тоже отъелись, обрезали дикие гривы и сменили лохмотья на пиратский наряд, а кому не хватило штанов и рубах из боцманских запасов, те напялили басурманские шаровары. Каждый вложил свои руки в ладони Серова и поклялся соблюдать законы Берегового братства, подчиняться начальникам, переносить с терпением все тяготы и не жалеть в бою ни крови, ни жизни. За это им полагалась часть добычи: раненым – возмещение потерь, простым матросам из палубной и абордажной команд – одна доля, а мастерам, умевшим плотничать, стрелять из пушек или чинить паруса – полторы.
Серов знакомился с новичками во время трапез, вахт и капитанских обходов, когда он спускался на орудийную палубу и в трюмы, осматривая свой корабль от клотика до киля, от гальюна на носу до балкона на юте. Люди попались бывалые, одни – с британских и французских военных кораблей, другие – с торговых судов, приписанных к Марселю, Тулону или Генуе, третьи – бывшие контрабандисты, промышлявшие в магрибских водах. Для всех мушкет и сабля были так же привычны, как рукоять весла, все умели работать с парусами, а мастер Бонс, шкипер из Саутгемптона, и четверо других были искусны в судовождении. Этих Серов наметил в офицеры – в том случае, если разживется парой-тройкой шебек.
Временами он прикидывал, кто из новобранцев захочет расстаться с вольной жизнью, кто пойдет с ним на службу к русскому царю. Но говорить об этом было рано; люди еще не проверены в бою, еще не сдружились с прежним его экипажем, не повязаны с ним смертью и кровью. Возможно, это произойдет через месяц-два или еще быстрее – время в магрибских водах отсчитывалось не днями и неделями, а залпами пушек, жестокой резней, штормами и захваченной добычей. После разговора с де Пернелем Серов понимал, что эти события неизбежны, что волею судеб он угодил из одного гадючника в другой, из карибского в магрибский. Все здесь казалось таким же, как за океаном: вместо Тортуги – Джерба, вместо продажных губернаторов – местные беи и султаны, вместо испанцев – любой корабль под европейским флагом. Были тут и свои герои, не менее знаменитые, чем Генри Морган или Монбар Губитель,[56] прославленные жестокостью и разбоем, были будившие алчность сокровища, золото, серебро, слоновая кость и драгоценные камни, и, разумеется, были рабы. Как же без рабов! Ни одна война без них не обходится ни в восемнадцатом, ни в двадцатом веке. А уж какая их доля, размышлял Серов, это зависит от местной специфики: то ли скамья на галере, то ли лесоповал.
Но при всем сходстве в пиратских обычаях и целях между Карибами и Средиземьем была, конечно, и разница. Другие корабли и города, другие ветры, течения и гавани, другие народы, другая вера… Поворот того же калейдоскопа с зеркалами гордыни, нетерпимости, стремления к наживе, но картинка другая – ромбы вместо треугольников и зеленого цвета побольше, чем красного… В сущности, нюансы! Но Серов хотел в них разобраться.
В ночь, когда до Гибралтара оставалось сорок с лишним миль, он велел Деласкесу зайти в свою каюту. Деласкес и де Пернель являлись для него двумя полюсами, не совпадающими ни в чем, кроме того, что оба были с Мальты. Но де Пернель родился во Франции и происходил из дворянского сословия; движимый верой и рыцарской честью, он стал одним из высших членов Ордена, дабы спасать и защищать обиженных – но исключительно христиан. Магометане, что турки, что арабы, были для него врагами, и, несмотря на свое благородство, он глядел на них поверх клинка или мушкетного ствола. Мартин Деласкес, уроженец Мальты, простой солдат и мореход, мог иметь о магрибинцах иное мнение, отличая их от турок и тех арабов, что жили на востоке, за Красным морем, Палестиной и Ливаном.
