Александр Мазин - Богатырь
– Покушала? – спросил Сергей Иванович. – Ну и славно. – Сейчас пойдем найдем княгиню, чтоб определила тебе место, где жить. Ты теперь – свободная…
– Мне бы – к Илье поближе… – робко попросила Лиска. – Как в Морове было.
– Решим, – кивнул Духарев и снял со стены меч с боевым поясом. Охрана охраной, а самому тоже имеет смысл поберечься. Они теперь, считай, на военном положении.
Князь-воевода замешкался, опоясываясь, и потому Лиска вышла из палаты первой.
…И сразу кто-то – цап за ее за грудь! Да больно так, что Лиска вскрикнула.
– Ай, телочка какая! – Здоровяк-дружинник, кудрявый, с молодой, редкой еще бородкой, лыбился во все зубы. – А пошли со мной…
Куда именно звал ее молодец, Лиска так и не узнала. Сбоку что-то мелькнуло, и дружинника шваркнуло об стену.
Он тут же вскочил, хватанул рукоять меча…
Но тотчас выпустил и зарозовел скулами, будто девица на морозе.
Лиска оглянулась. Позади стоял князь-воевода и потирал кулак.
– Понял? – спросил он парня.
Дружинник закивал быстро-быстро.
– Да не то ты понял, – с досадой пробасил князь-воевода. – Елисавета Илью спасла. Билась за него оружно. А ты… Эх!
Лиска глянула на дружинника, а тот уже не розов был, а красен, как бурак. И глядел на Лиску будто пес, сдуру тяпнувший хозяина за руку.
– Винись, – разрешил князь-воевода, и дружинник согнул спину в поясном поклоне и уже снизу, в пол, пробормотал:
– Прости, девица красная, не знал, не ведал! Прости дурня, я уж за обиду отдарюсь, ты не думай…
– Прощаешь ли? – строго спросил князь-воевода.
– Да чего там, – пискнула Лиска. – Прощаю, а как же.
Молодец разогнулся, но не сразу. Сначала взял Лискину руку… и поцеловал. Как боярыне! Тут уж и Лиска зарделась.
«Хороша девка, – подумал Сергей Иванович. – Как пряник медовый! Так бы и укусил!»
Может, и «укусил» бы. Раньше. Теперь – нельзя.
– Пошли, Елисавета, – сказал он. – Со мной пошли, а то еще кому после… виниться придется.
– Да ты только скажи, батько, я за нее любому бошку скручу! – влез дружинник, но князь-воевода перебил:
– Рот закрой! Ты для чего тут стоишь? Девушек позорить или покои мои стеречь? Вот и стереги! Как-нибудь без бошкокрутов обойдемся.
Глава 14
– Спускать нельзя, – твердо произнес Богуслав. – И требовать княжьего суда, я думаю, тоже. Если наш род не может сам наказать обидчика, чего мы тогда стоим? И, бать, я уверен: будь здесь Артём, он сказал бы то же самое. И Йонах.
Это уж точно, подумал Сергей Иванович. Йонах, сын Машега, решал такие вещи просто: стрелой в брюхо.
– Смерть, – сказал Духарев, – вещь необратимая. Семирад нам, безусловно, не друг. Но о том, что он стоит за нападением на Моров, нам известно только со слов Ильи.
– Ты сомневаешься в том, что сказал Илюха? – удивился Богуслав.
Сергей Иванович покачал головой. Даже если бы он сомневался, теперь у него была прорва доказательств. Вернулся Развай. И пригнал с собой целую толпу «доказательств».
Лесовики задержались на ночь в Морове, обжираясь княжьими запасами, упиваясь медами и пивом, услаждаясь пленными женщинами. Только к полудню следующего дня они кое-как собрались, погрузили на возы добычу, собрали полон…
И не ушли дальше околицы Морова.
Они даже не сопротивлялись, когда на них налетели гридни Духарева. Побросали оружие и попадали на снег. Смерды и есть смерды. Стойкость им не свойственна. Их можно исполчить на кровавое дело. Можно даже заставить сражаться, если есть некто, за кем можно следовать. Настоящий вождь с десятком профессиональных воев может вести за собой ополчение, может сделать его опасным… Но без лидеров ватага смердов – как копье без железка. Просто палка.
Вождя их, Свардига, убил Илья.
Пришедшие со Свардигом вои, те, что уцелели после штурма, всем коллективом устремились в погоню за Ильей…
А вернулись в Моров только двое. И задерживаться в Морове не стали. Взяли свою долю добычи, серебром, забрали оружие Свардига и все, что на нем было. Ободранный до исподнего труп бывшего сотника бросили, не утруждаясь похоронами, прихватили по заводной лошади и рванули по тракту на север…
…Где на следующий день наскочили прямо на Кулибу. Тому бы взять татей живьем, а он – не сумел. Или не стал заморачиваться.
Зато обнаружив в поклаже убитых знакомые вещицы, поиски неведомых разбойников прекратил и погнал дружину наметом в Моров.
Поспел как раз, когда Развай со своими уже выходили на зимник.
Тут едва беды не вышло. Увидав разбитую крепость, сожженную церковь и воинский отряд, уводивший пленников, Кулиба сложил два и два…
К счастью, Развая, по заведенному Духаревым правилу, сопровождал знаменосец с вышитым на ткани «Морским конем», личным знаком Духаревского рода, которым и скот его клеймили, и на документах вместо подписи ставили.
Обошлось.
Но проблема осталась, потому что взятые в полон лесовики, дикие охотники из племен, не пожелавших отдаться под власть князя Моровского, не знали ровным счетом ничего.
Вели их два родовых вождя, которые пали во время штурма. Вождей, в свою очередь, подвигли на разбой племенные старейшины… Которых склонили к этому чужие люди, нападение и возглавившие. Так что – никаких концов, ведущих к Семираду.
– Вообще-то они – мои люди, – мрачно заявил сыну Духарев. – Формально эти леса – тоже мне принадлежат.
Богуслав покачал головой. Они оба понимали: власти у моровского князя над лесовиками немногим больше, чем у пастухов – над волчьей стаей. Так, содрать пару-тройку шкур… Если сумеешь найти и изловить.
– Жаль, Ярош погиб, – вздохнул Сергей Иванович. – Полезнейший был муж.
– Да ладно тебе, бать, – усмехнулся Богуслав. – Найдешь ты этих, старейших. А сам не сможешь, Артёмке скажи. Он в таких делах бо-ольшой умелец.
– И можно не сомневаться: окажется, что и они ни хрена не знают, – отмахнулся Духарев. – Нет, конечно, найдем и накажем. С этим и Кулиба справится. Мне нужны доказательства вины Семирада! Желательно такие, чтобы оказались убедительны для Владимира.
Богуслав хмыкнул. В суд князя он не верил. Великий князь крайне неохотно выносил смертные приговоры даже явным разбойникам. А тут – человек из его окружения. Ближний боярин.
– Есть вариант, – по-ромейски, покосившись на челядь, произнес Богуслав. – Берем кого-то из подручных – и беседуем. А там – как кости выпадут. Либо купим, либо закопаем.
– Не пойдет, – тоже по-ромейски ответил Сергей Иванович. – Не наш метод. Будем действовать дипломатически.
– Дипломатически? – Богуслав поднял бровь. Слово знакомое, но смысл – непонятен.
– Резать никого не будем. И подкупать – тоже. Предъявим обвинение и глянем, как поведет себя Семирад.
– Вряд ли он признается. – Богуслав щелкнул ногтем по бокалу, и челядник тотчас подлил ему вина.
– Да я и без признания разберусь, – сказал Сергей Иванович. – В глаза ему гляну – и довольно.
– Ну да, ты ж ведун, – кивнул Богуслав. – Я забыл.
– Не обязательно быть ведуном, Славка, чтобы правду и ложь различать, – назидательно произнес Духарев. И сменил тему: – Что-то женщины наши наверху задерживаются. Беспокоюсь я за Илюху.
– И зря. – Богуслав с удовольствием ополовинил византийской работы бокал, причмокнул: – Хорошо с муслим торговать, выгодно. И законы у них неплохие. Только один мне не нравится. Вот насчет этого. – И опустошил бокал до донышка. – А за Илюху, бать, не тревожься. Его удачи на весь наш род хватит. Чтоб безногий, считай, голыми руками убил вооруженного воя, да не просто воя, а сотника варяжского. Да еще так весело! Ох он и орал небось, выродок песий!
– Обхохочешься, – пробормотал Духарев. – Столько народу из-за него погибло.
– Не кручинься, бать! – Богуслав похлопал отца по руке. – Я тебе других втрое пригоню, ты только скажи.
– Обойдусь как-нибудь без гоняльщиков, – проворчал Духарев. – Пойдем-ка глянем, что там с Илюхой.
– Не надо. Они уж сюда идут. Я слышу.
* * *– А здесь болит? А здесь? – Лучинка нажимала пальцами и улыбалась.
«Родовое имя ей очень подходит, – подумал Илья. – Теплый живой огонек».
Все свои ее так и звали – Лучинкой. Даже батя. Крестильным именем, Евпраксией, жену Богуслава звала только княгиня.
Илья молчал и тоже улыбался. Когда-нибудь у него будет такая же жена: любимая, красивая и добрая. Думать так было – правильно. Так батя велел: выдумывать будущее, где у него живые ноги и всё хорошо.
Лучинка перестала улыбаться.
– Ты что молчишь? – сердито проговорила она. – Я тебя спрашиваю: больно тебе или нет?
– Да мне все время больно, – еще шире улыбнулся Илья. – Но ты трогай, сестрица, мне всё равно.
