Анатолий Спесивцев - Вольная Русь. Гетман из будущего
Казачьи потери оказались также немаленькими. Больше сотни убитыми, почти полусотня ранеными, немалая часть которых – Аркадий в этом не сомневался – не переживет грядущий день. И калибр у местных ружей очень уж серьезный, и уровень медицины далек от того, какой был в покинутом им мире.
Повозившись с составлением таблицы потерь, с удивлением обнаружил, что на валах, которые расположены чуть в глубине позиций, погибло значительно больше людей, чем на выдвинутых вперед бастионах. Поломал немного голову над этой загадкой и решил, что это произошло либо из-за ослепляющих огней над бастионами, мешающими прицелиться в их защитников, либо из-за куда большей высоты укреплений узлов обороны: стрелять вверх или вниз из кремневки вообще невозможно, даже относительно небольшой наклон ружья мог быть помехой.
Возбуждение от штурма спало, и где-то к середине ночи наказного атамана стало клонить ко сну. Может, часа в два, а возможно, и в полчетвертого. Время – без объективных его измерителей – процесс очень субъективно воспринимаемый. То несется вскачь – ни на каком жеребце не догонишь, то ползет медленнее самой обожравшейся улитки. Посомневавшись, завалился спать прямо в каземате и дрых без задних ног. Отдыхал бы и куда дольше, но залпы гиреевской артиллерии разбудили разоспавшегося атамана лучше всякого будильника.
Правильная осада
Созополь, 2 марта 1644 года от Р.Х
Пробуждение получилось… нештатное, такое разве злейшему врагу пожелаешь. Что ему снилось, Аркадий не запомнил, но, судя по всему, пушки загрохотали именно в момент так называемого быстрого сна. Вскочив с лавки как подорванный, несколько секунд не мог понять, где находится и что же здесь происходит. Сердце заработало, будто при спринтерском забеге от матерого секача, во рту пересохло, а вот глаза поначалу ничего рассматривать не желали. Да и виски сдавило, будто римский папа ему не высокий орден, а невидимого всем инквизитора с пыточным инструментом прислал и тот всерьез взялся за дело. Ко всему прочему, мочевой пузырь сигнализировал о переполненности и требовал немедленного облегчения.
Наконец, осознав, где, что и когда, немного успокоился.
«Ой-ей-ей! Знаменитым колдунам и атаманам уссыкаться не положено! Не поймет здешний электорат таких сдвигов в детство. А это чревато крупными, скорее всего, фатальными неприятностями. Ох уж эта демократия, одни неприятности от нее, даже если она не липовая, как в ХХ веке, а самая натуральная, прямого действия».
Под размышления, если это так можно назвать, на соответствующую тему Москаль-чародей сбегал в отхожее место и затем уже смог уделить внимание другим, не таким неотложным проблемам. Например, весьма сильному вражескому артиллерийскому обстрелу крепости и укрепления, в котором его эта канонада застала. Первым делом он заказал кофе. Хотел было пошутить, произнеся замогильным голосом: «Поднимите мне веки», однако вовремя притормозил. Гоголя здесь никто не читал и вряд ли сможет прочитать, зато повод к дурным мыслям вышел бы знатный. Аркадий почаще старался себе напоминать, что здесь нередко атаманов забаллотируют кистеньком по голове с необратимыми для бывшего руководителя последствиями.
Грохот осадных орудий сопровождался нередкими попаданиями ядер в бастион. Земляная насыпь смягчала удары, однако некоторое сотрясение внутри наблюдалось, будто в старом доме, когда рядом по проложенному бог знает когда пути проезжает трамвай. Вроде и несерьезно трясет, а неприятно.
То вдыхая аромат любимого напитка, то старательно дуя на него – пить горячее он и в ХХ веке не любил, а при здешнем состоянии стоматологии прекратил совсем, – попытался рассмотреть, сколько пушек стреляет и откуда они палят.
На великое казачье счастье, разместить артиллерию на окружающих высотах враги не смогли: их крупные орудия по-прежнему использовали каменные ядра, что исключало возможность стрельбы издали. Пушки поставили там, где ожидалось – в строившихся все время короткой осады укреплениях.
«Однако этой ночью не пришлось спать и райя, и топчи (пушкарям), и топ-арабаджи (перевозчикам пушек). Это же какой объем работы они за ночь проделали… хоть снимай шляпу из уважения. Но вот бочонки с порохом ставить на виду – испытывать терпение судьбы. А наши-то в ответ стреляют?»
Знакомый грохот вблизи и светло-серое облако, подымающееся вверх, сразу ответили на его последний вопрос. Артиллерия осажденных приказа спавшего наказного атамана ждать не стала и активно отвечала на вражеский огонь. Аркадий допил кофе, понаблюдал за артиллерийской дуэлью из разных бойниц и, отметив, что пороховой дым поднимается вверх почти вертикально, решил перебазироваться на наблюдательную вышку, с которой в свое время лицезрел приближение гиреевского войска.
Спускаясь привычным для себя темпом по лестнице – местные считали, что он носится, будто на пожар, – Аркадий чуть не налетел на группу запорожцев, тащивших вниз, во двор, тело товарища. То, что это было именно тело, а не раненый, бросалось в глаза – не бывает у живых таких дырок в голове. Пришлось притормозить и последовать за процессией. Наконец и казаки, несшие погибшего друга, и Аркадий с сопровождением преодолели неудобную для переноски трупов лестницу.
Уже на улице Москаль-чародей заметил, что на грязной и латаной свитке погибшего блестят два ордена Святого Георгия, железный и медный.
«Вот он подосадовал, если бы мог: половину шляхетства выслужил, а тут эта пуля… судя по всему, залупа, значит, освоили-таки османы, тьфу, теперь-то уже гиреи, в общем, турки нарезное оружие. А я-то грешным делом думал, что мы еще несколько лет в этом будем над ними преимущество иметь. Недооценил их, недооценил, попьют сволочи еще нашей кровушки».
Сечевики бережно положили тело на землю, и здесь стало заметно, каким высоким, мощным человеком он при жизни был, не случайно его вниз вдвоем тащили и упарились. Оба синхронно сняли свои бараньи шапки и, утерев со лба пот, перекрестились. Чуть отставая в темпе, наложил на себя крестное знамение и Аркадий.
– И як його звалы?
– Гнат Неижсало, батьку, – ответил в почтительном тоне старший из переносчиков, никак не моложе наказного атамана, а уж по виду заметно более пожилой. Однако в патриархальном обществе главный начальник – почти отец родной, ответ был просто уважительным, а не льстивым. – И говорив же я йому, щоб нагибался, колы ружжо заряджае, а вин тильки смиявся. Никого не боявся. Не народывся ще той турок, говорыв, що мене сможет победить. А оказалось, народывся. Бида. А так хотив все хресты выслужыты и шляхтичем сделаться, так хотив… не судилося.
– Царство йому небесне и земля пухом.
– Царство небесне, – уже вразброд поддержали атамана казаки. И тут же опять одновременно, будто тренировались, надели шапки на лысины, заменявшие им оселедцы.
«Зато усы у обоих всем на зависть, по три раза минимум вокруг ушей обмотаны, если не четыре. Да… настоящие сечевики. Как и погибший. Если Бог определяет души в рай по конфессиональным заслугам, ему туда – прямая дорога, ведь в бою с иноверцами погиб. Только… н-да, есть у меня по-прежнему сомнения по этому поводу, проклятое интеллигентское воспитание сказывается. И никак погибшего вспомнить не могу, хотя фамилия-то звучная. Да… теперь уж точно ему пиво пить не суждено. И в шляхтичи не выбиться, хоть все ведь знают, что ни поляки, ни шведы такого шляхетства не признают. В ближайшие годы, может, не признают, а потом ни одна собака оспаривать благородное происхождение их детей или внуков не посмеет».
Обернувшись к первому же из попавшихся на глаза джур, Аркадий озадачил его:
– Левко, друже, сбегай-ка по валам и бастионам, попроси атаманов уточнить, какие именно пули убили или ранили казаков в этом бою – круглые, грибы или залупы. Скажи им, что Москалю важно это знать.
– Слухаюсь, пан атаман, – отрапортовал парень, вытянувшись в струнку, и с места рванул, будто нацелился на рекорд по скорости.
Среди своих охранников и джур попаданец завел вполне армейские порядки, невозможные среди казацкой вольницы. Это, кстати, никак не отпугивало желающих в окружение знаменитого колдуна попасть. Скорее, привлекало еще больше, и другие атаманы также начали заводить нечто похожее. Конкурс на место при Москале-чародее был не меньше, если не больше, чем в свиту самого гетмана. Многие из его помощников первого призыва – несмотря на молодость – заняли весьма солидные посты в промышленности и нарождавшихся управленческих аппаратах как гетманщины, так и Всевеликого войска Донского. Среди претендентов встречались и выходцы из самых знатных шляхетских семей, институт джур в чем-то походил на институт оруженосцев в рыцарском обществе. Даже барончику или графенку незазорно поучиться у авторитетного знатного человека, а в знатном происхождении попаданца не сомневался никто. Правда, титулованных – в связи со шляхетской политикой Речи Посполитой – не имелось, но княжеские родственники встречались.
