Александр Калмыков - На пути "Тайфуна" - 2
Действительно, бумажки, которые я и писарь второпях схватили, как только она вошла, мы держали в руках вверх ногами. Но вот напрасно сержантша ехидничает над своим начальством. В качестве урока я приказал ей лично оказать товарищу Кругликову содействие.
Между тем писарь решил, что было бы нечестно лишать сослуживцев такого зрелища, и отправил посыльного за Стрелиным, под предлогом того, что в списке его взвода есть неточность. Старший сержант тоже быстро сообразил, что развлечениями надо делиться, тем более что у красноармейцев их так мало бывает, и ко мне скоро повалил поток посетителей. В принципе, хотя их еще не вызвали, но они имели полное право зайти к командиру, тем более после его долгого отсутствия. Лишь когда все взводные и отделенные командиры полюбовались на несчастного энкавэдэшника, я наконец то сжалился.
Зрелище оказалось еще сногосшибательнее, чем я мог предполагать. Кругликов стоял на коленях, задрав руки вверх, а возвышавшаяся над ним Ландышева изо всех сил тянула кольчугу за ворот. Рядом за столом расположились Свиридов и Коробов, которые с каменными лицами, достойными индейских вождей, рассматривали большую карту местности. Сидели они, естественно, спиной к стене, так что могли хорошо видеть происходящее.
Я постарался изобразить крайнее изумление, и сделал подчиненной выговор за то, что она так долго возится.
- Ай яй яй, товарищ Кругликов, что же это Ландышева так над вами издевается. Почему она не объяснила, что снимать кольчугу надо стоя, низко нагнувшись.
Применив правильную методику, мы совместными усилиями быстро справились с задачей, и с извинениями отравили измученного Кругликова обратно. При этом Наташа глазами метала на меня молнии, но говорить ничего не осмеливалась.
- Вот же Авдеев выбрал себе избранницу, - подумал я раздраженно. - Намучается он с ней.
Но долго размышлять над чужими амурными проблемами мне не дали, так как предстояло принимать дела и знакомиться с текущей обстановкой. Списки имущества и личного состава, отчеты о проведении учений, различные инструкции и приказы, которым начальство нас просто заваливает. Присев за стол, я несколько часов не поднимал голову, пока меня не потревожил вернувшийся ординарец.
- Беда, товарищ Соколов, - произнес он, ввалившись в комнату, и тяжело прислонившись к косяку двери.
Я сразу же подскочил к полевому телефону, стоявшему на столе, и быстро спросил. - Где немцы прорвались? Какими силами?
-- Да нету немцев, я говорю про Ландышеву.
-- А с ней то, что случилось?
-- Представляете, товарищ командир, она старше меня, - и понизив голос до трагического шепота добавил. - Причем намного, почти на год.
-- Вот черт, - я в сердцах швырнул телефонную трубку, которую до сих пор держал в руке. - Не надо со мной так шутить, я после вчерашнего немецкого прорыва стал очень нервным.
-- Да какие шутки. Я был у особиста дивизии, - тут Авдеев запнулся и взглянул на ротного писаря так, что тот пулей вылетел из дома, не спросив у меня разрешения. - Ну так вот. Он вручил награды, очень меня хвалил, поздравил с очередным званием, и я осмелился спросить его про Наташу. Соловьев решил, что раз мне с ней вместе работать по охране такого важного объекта, то я должен все про нее знать. Таким образом, я и узнал об этом.
Вот ведь детский сад. С моей точки зрения проблема не стоила выеденного яйца. Ну и что такого, если его пассии уже исполнилось двадцать три. У меня множество знакомых женились на девушках старше себя. В одной паре разница вообще составили двенадцать лет, однако жениха это не остановило.
Все эти соображения, только с добавлением эмоционально окрашенных идиом, характеризующих моего ординарца, я и высказал Авдееву. Наконец, поддавшись уговорам старшего товарища, он согласился с логическими доводами.
-- Ну ладно, черт с ним, с возрастом.
-- Вот, другое дело. Главное что у вас звание выше, чем у нее. Устроите вечером праздник, наденете орден. Ну а я буду рассказывать ей про ваши подвиги.
Праздник у Авдеев не очень то получился. Правда, стол он накрыл отменный. Сразу нашлась и колбаса, и фрукты, и даже конфеты. Вместо спирта или водки на стол выставили вино, так как предлагать что-нибудь покрепче поборнице здорового образа жизни мы не решились.
Однако на протяжении всего застолья молодежь молчала. Ландышева, как работница органов не имела права рассказать нам детали своей биографии, и в свою очередь не могла задавать вопросы нам. Авдеев же сидел с каменным лицом, и в течении часа не проронил ни звука.
Наконец, мне надоело отдуваться за других. Не хочет сладкая парочка беседовать в тесном кругу, ну и ладно. Выглянув в соседнюю комнату, я нарочито громко крикнул связисту. - Ну где там весь командный состав, уже устал их ждать. Пусть все бросают, и приходят орден обмывать.
Звать два раза никого не пришлось. Через минуту политрук роты и все командиры взводов уже сидели за столом и поднимали здравницы за лучшего снайпера фронта. Веселей от этого виновник торжества не стал, но по крайней мере мне больше не приходилось чесать языком.
Перед отбоем, когда все уже разошлись спать, я решил поговорить с ординарцем начистоту.
- Послушайте Авдеев, раз вы влюбились, то найдите в себе мужество, и признайтесь ей во всем. Откажет, ну и ладно. По крайней мере, будет какая-то определенность.
- Не могу я, товарищ командир. Хоть приказывайте, но не могу.
-- Ну хорошо. Меня вроде как назначили личным порученцем Меркулова, не так ли? Так вот, если вы с ней не поговорите, то я выпишу справку о том, что вы с Ландышевой являетесь законными супругами. - Я вовсе не был уверен в том, что у меня есть такие полномочия, по судя по реакции Авдеева, они у меня действительно были. Хотя, возможно у него, как и у всех влюбленных просто отключилось логическое мышление. Знаю, сам бывал в таком состоянии.
-- Нет, прошу вас, не надо. Но говорить с ней о любви я боюсь.
-- В чем дело? Вы же под огнем никогда не боялись, и хладнокровно отстреливали вражеских пулеметчиков и офицеров. Что страшнее - немецкие танки или Ландышева?
-- Конечно, она. То есть, нет. Она совсем не страшная, а даже наоборот, но я боюсь.
Так мы и не продвинулись с ним в этом вопросе. Уже засыпая, я вспомнил, что из-за всей этой канители так и не узнал, что делал Авдеев, пока я был в госпитале.
Проснувшись до рассвета, я заставил себя опять сесть за стол разбирать накопившиеся документы. Закончив наконец-то тягомотину с самыми неотложными бумагами, я полюбопытствовал у Свиридова с Коробовым, что они чертят на карте.
- Готовимся к учебному походу, - ответил мой зам. - Сегодня нам надо будет пройти на лыжах двадцать километров.
- Восемнадцать, - поправил политрук. - Вы, товарищ командир, не беспокойтесь, мы все организовали, да и лыжный марш у нас уже не первый. Я опытный охотник, и знаю все про выживание в лесу. Да и Свиридов родом с Урала - практически сибиряк. Вы, если хотите, можете остаться и разбираться с канцелярщиной. Сразу после госпиталя длительные марши вам наверно, противопоказаны.
- Ничего, дойду.
- Тогда пусть ваш ординарец получит у старшины лыжные комплекты для себя и для вас. Выход через сорок минут.
В назначенное время мы с ординарцем, облаченные в зимнее обмундирование, стояли пристроившись к хвосту колонны. Здесь я мог наблюдать за бойцами, а они в свою очередь, не заметят, что их командир не очень то умело обращается с лыжами.
На лыжах я последний раз ходил в детстве, то есть больше двадцати лет назад, и хотя основные навыки у меня остались, но нужно было еще много тренироваться.
Как оказалось, маршрут был тщательно продуман. Сначала он пролегал по ровному полю, и даже захватывал накатанный проселок. Легкий участок должен был помочь неопытным лыжникам приспособиться и войти в ритм. И только потом отряд перешел на снежную целину.
Организовано все было, как положено. Далеко по сторонам мелькают походные охранения, составленные из самых опытных солдат, прикрывающих нас от немецких диверсантов. Хотя вряд ли они тут водятся, но порядок есть порядок.
На открытых участках мне хорошо видна вся колонна. Чтобы она сильно не растягивалась, мы двигались по двум параллельным лыжням. Передовые бойцы, торящие лыжню, быстро выбивались из сил, хотя для этой работы назначили самых крепких и выносливых. Поэтому через каждые километр-полтора их заменяли. Заметив, что мой ординарец дышит спокойно, будто гуляет по бульвару, политрук махнул ему палкой, и крикнул, - Авдеев, вперед, на лыжню.
Через пятнадцать минут взмокший и тяжело дышащий гэбэшник вернулся ко мне, и теперь уже я замедлял шаг, чтобы он не отставал от меня. Впрочем, к Авдееву быстро пришло второе дыхание, и он опять легко заскользил широкими шагами. Видно было, что нагрузка для него небольшая, и поход доставляет моему ординарцу удовольствие. Я о себе того же сказать не мог. Хорошо еще, что все лето не забывал ежедневно пробегать по три километра, так что совсем растренированным меня назвать нельзя. Еще у меня есть большое преимущество перед другими красноармейцами - это длинные ноги, дающие огромную фору на больших дистанциях.
