Евгений Сапронов - Чёрный сокол
Не все это знали, но аспирин был не таким уж и безобидным лекарством. Зажженная смесь угля, селитры и ацетилсалициловой кислоты давала густые клубы белого дыма, который вызывал кошмарный, до рвоты, кашель, а при высокой концентрации, судороги и остановку дыхания.
Когда подготовка к операции, которую Горчаков окрестил: "Возмездие", была завершена, пришло время занимать исходные позиции. Сначала весь отряд шел вдоль левого берега. А когда до Спасского осталось около километра, Олег, Вадим, Неждан и Берислав отделились, пересекли реку и углубились в лес. Брать парней с собой было не обязательно, но Горчаков не собирался вот так сразу терять первого в этом мире друга и первых дружинников. Неждану он вообще выдал на время похода свои старые латы. "Как обернется дело на том берегу, пока не ясно, пусть лучше побудут со мной" – решил Олег.
К позиции для стрельбы группа вышла по своим вчерашним следам. Здесь началось невыносимо долгое ожидание. Время ползло, как тягучая вязкая смола. Горчаков нетерпеливо посматривал на небо. Наконец, оно начало светлеть. "Пора!" – Олег снял чехол с ночного прицела и вскинул винтовку. Светлело пока только вверху, а на земле еще царил сумрак, но Горчаков отлично видел цель. Убивать людей ему еще не доводилось но, как это, ни странно, ничего такого особенного он не испытывал.
Олег поймал в перекрестье голову стоящего на дозорной площадке монгола и плавно нажал курок. Оглушительно хлестнул выстрел, приклад толкнул в плечо, и Горчаков вспомнил любимую шутку американских стрелков: "Вернувшего из Ирака снайпера спросили: что вы чувствовали, убивая гражданского? А бравый вояка ответил: только отдачу приклада".
Не теряя времени, Олег перевел карабин на колокольню и увидел, что часовой всматривается в лес, пытаясь сообразить: что это за странный хлопок долетел оттуда. Горчаков не дал ему осмыслить ситуацию. Выстрел! И с монгола слетела меховая шапка, а самого его швырнуло назад. Олег снова дернул винтовку и увидел в прицел костер. Сидевшие у огня воины тоже услышали далекий грохот. Они все вскочили и повернулись к реке. Горчаков не успел выстрелить, он не успел даже прицелиться, потому что в этот момент в спины монголов ударили тяжелые новгородские стрелы, и они повалились мордами в снег. У второго костра – то же самое. Новгородцев было тридцать, и никто из них не промахнулся, а монголов – всего десять, на открытом месте. Тут, как говорится: без вариантов.
Олег заволновался: сейчас все решится – удача или провал? Он провел прицелом туда-сюда, но, выскакивавших из помещений врагов, не увидел.
– Ух, блин! – Горчаков утер вспотевший от волнения лоб. – Кажись, пронесло! Крепко дрыхнут! А может, это рефлексы?
Где-то Олег читал, что спящего воина, могли разбудить тихие шаги, и не потревожить более громкий звук, если человек этого звука никогда прежде не слышал.
– Веселье только начинается, – обернулся Горчаков к своей маленькой дружине, – шевелитесь, парни, не то опоздаем!
Подавая пример, он рванул по скрипучему снегу к далекому берегу.
Чтобы не потревожить раньше времени коней, весь отряд собрался у леса слева от усадьбы. К ней Олег направился только с "гвардией", состоявшей из Неждана, Берислава, Вадима и пяти новгородцев, которые среди своих товарищей, считались лучшими кулачными бойцами.
Горчаков очень надеялся, что привыкшие к не запиравшимся юртам монголы, не станут вставлять в петли дубовые засовы. Но полностью такой вероятности он не исключал. На этот случай Олег приготовил лестницу и доску в виде удлиненной буквы "Г", которую плотники использовали на крутых крышах.
По лестнице надо было подняться до второго этажа среднего здания и просунуть наверх доску, а по ней уже взобраться на крышу. Ее конек проходил как раз под сточным желобом башенной кровли, и с него можно было попасть на дозорную площадку.
Двигаясь вдоль частокола, "гвардейцы" добрались до ворот и нашли их открытыми, что вселило в Горчакова новые надежды.
– Стойте, – тихо сказал он, заметив, что товарищи собрались идти через двор напрямую.
По двору бродили кони, которые запросто могли испортить все дело.
– Жмемся к частоколу, – распорядился Олег, – идем не спеша, тихонечко, без резких движений, до угла хором. А дальше, так же тихо вдоль стеночки.
Кони фыркали, косились на чужаков, принюхивались, но пока не ржали тревожно.
– Лошадушки, миленькие, – шептал Горчаков, – не коситесь на нас. Мы хорошие, мы просто мимо идем.
В боярский дом вели четыре крыльца. Одно находилось на первом этаже под трапезной. Правее, было второе крыльцо с дверью в поварню. И еще имелось два "красных" крыльца с лестницами, по которым можно было подняться сразу на второй этаж. Одно из них находилось в торце дома, к которому приближались "гвардейцы". С противоположной стороны, такое же крыльцо вело на второй этаж башни.
Двигавшийся первым Олег, наконец, добрался до двери в гридницу и осторожно надавил.
– Фу-у-ух, – выдохнул он с облегчением, – не заперто! Обойди хоромы, поднимись и проверь двери в трапезную, – прошептал Горчаков одному из новгородцев. Посылать на разведку "своих" он не захотел.
Дверь в поварню тоже была открыта. Олег дождался возвращения воина, который доложил, что в трапезную можно войти свободно. После этого Горчаков уже не сомневался, что и в башню он попадет легко. Примерно так, оно и вышло, если не считать, что вся операция едва не провалилась.
Олег смело открыл дверь и столкнулся взглядом с обернувшимся на шум часовым. Дальше, все решали даже не секунды, а их доли. И монголу их не хватило. Он изначально находился в проигрышной позиции – стоял сонный, расслабленный в ожидании, что скоро покинет опостылевший пост. А у Горчакова кровь кипела от адреналина и уже подрагивали мышцы, готовые взорваться серией молниеносных ударов.
Выпучивший от удивления глаза монгол, еще только набирал в грудь воздуха для крика и тянулся рукой к сабле, а Олег в это время одним стремительным рывком преодолел разделявшие их пять шагов. Когда он успел выхватить кинжал, Горчаков сгоряча и сам не понял. Налетев на часового, Олег с разгона вогнал ему длинное лезвие наискось, под подбородок. Стресс придал Горчакову дополнительные силы, и удар получился страшным, кончик клинка высунулся у монгола из затылка. Крикнуть он уже не успел. Олег подхватил обмякшее тело и осторожно опустил на пол. Когда он выпрямился, его затрясло. Но это была не реакция на убийство ближнего, многократно описанная в романах. Просто у Горчакова, после такой встряски, адреналин в крови уже зашкаливал.
Олег был уверен, что монгольские сотники разместились на ночлег в боярских опочивальнях. А переводчик? Вот кто был нужен ему живым, так это толмач.
За слюдяными окнами посветлело и в помещениях началось что-то вроде предрассветных сумерек.
Горчаков приоткрыл створку и заглянул в щель. "Есть! – обрадовался он. – Сегодня мне что-то подозрительно везет, ой, не к добру это".
В комнате Олег увидел спящего на широкой лавке бородатого мужчину укрытого лисьей шубой. Рядом на сундуке лежала меховая шапка, обвитая чалмой. Больше в светлице никого не было. Некоторое время Горчаков размышлял: а не повязать ли переводчика сразу? И решил не рисковать. Оставалось последнее дело. Спальни было три, а сотников четверо и нужно было выяснить, как они разместились, чтобы распределить людей. Олег осторожно приоткрыл дверь шире и, стараясь ступать как можно тише, проскользнул в комнату. Двери во все опочивальни были распахнуты, потому что единственным средством отопления всех четырех комнат служила стоящая посреди светлицы печь.
Отправив Вадима подать сигнал, Олег впервые после Франции надел свои латы. На отполированной и хромированной кирасе все еще красовался наклеенный в Монбазоне логотип турнира – хищный сокол, расправивший черные крылья. И Горчаков не собирался сдирать эту наклейку, теперь это был его герб.
Вздев брони, воины прокрались в светлицу и рассредоточились.
– Начали! – негромко скомандовал Горчаков.
Переводчик за его спиной подскочил на лавке, но Олегу не было до этого дела. Все роли были распределены и каждый должен был сыграть свою. Ему досталась самая трудная, потому, что не хватало людей.
По плану: тридцать суздальцев должны были заблокировать двери и поджечь избы со спящими монголами. После чего собраться у церкви. К этому времени пятеро рязянцев забросят туда ядовитые дымовые шашки и перекроют выход. Потом с помощью двух лестниц будут швырять в поднятые высоко над землей церковные окна новую отраву и затыкать их мешками с соломой.
В то же самое время на первый этаж усадьбы с двух сторон ворвутся пятнадцать рязанцев и двадцать три новгородца. Они будут рубить ошеломленного бездоспешного противника. Горчаков сказал им, что если возьмут сколько-то пленных, то хорошо. А если не получится, то невелика потеря. Еще двое новгородцев должны были заблокировать наружные двери трапезной и бежать к Олегу.
