Михаил Королюк - Спасти СССР. Инфильтрация
– Два вопроса. Мм… Даже не знаю, с какого начать… Первый – если вы имеете возможность активно вмешиваться, то что мешает действовать самому? Судя по всему, ваши возможности весьма велики. Ведь так? И второй вопрос – отчего человечество гибнет? Есть какая-то единая причина или всякий раз по-новому?
– Увы. Мои возможности фундаментально ограничены. Я не могу лично оказывать значимое воздействие на события в созданном мной временном потоке. И не могу, кстати, создавать произвольное количество реальностей. Число возможных альтернативных реальностей зафиксировано одной из констант универсума. Да, оно значительно, несколько десятков тысяч, но около восьмидесяти процентов попыток мной уже использовано. Безрезультатно.
Владимир помолчал, задумчиво подвигал рюмашку и тихо продолжил:
– Я каждый раз присутствую при конце. Каждый конец ужасен по-своему. Видел, как фанатики конструировали и запускали абсолютно летальные вирусы со сверхдлинным инкубационным периодом и воздушно-капельным путем заражения. Традиционные ядерные армагеддоны – я наблюдал их тысячи раз. Климатическое и сейсмическое оружие, вышедшее из-под контроля. Пошедшие не так эксперименты, в результате которых кора планеты сминалась, как пластиковый стаканчик под колесами машины. Локальные изменения физических констант или метрик пространства. Человечество очень изобретательно в поисках новых видов сеппуку. Единственное, что оно не может, – это выжить.
Быстро кинув в себя содержимое рюмки, он чуть поморщился и поднял полный страдания взгляд:
– А я… Все, что я на самом деле могу в каждом отдельном временном потоке, помимо его запуска, – это шунтировать информацию против градиента времени. Перенос личностной матрицы в прошлое – это информационное шунтирование. Предоставить возможность из прошлого обращаться к знаниям будущего – тоже. Все. На этом мои возможности заканчиваются.
– И все-таки… – концентрируюсь на четкости формулировки, – изменю вопрос: каждый раз, как я понял, катастрофа носит случайный характер. Но тысячекратно произошедшая случайность – закономерность. Должна быть общая причина тому, что на данном этапе социального и технологического развития реализуется именно такой исход. Вы не могли об этом не думать… Итак, ваше мнение?
– Вы делаете ошибку, думая обо мне как о личности. – Сидящий напротив грустно усмехнулся. – Я – пока не личность, я – возможное явление потенциально более высокого масштаба, чем отдельная личность. Разговаривая с вами, я лишь имитирую разум. На самом же деле я использую уже существующие в этом мире логические конструкции и аргументы, личностные маски. К сожалению, я не могу создавать новые аргументы и умозаключения, иметь собственную личность. Пока.
– Однако… тест Тюринга вы бы прошли успешно… Поздравляю. – Я задумался, ища возможность выдоить дополнительную информацию. – Хорошо, предположим, что это так… Но наверняка в других временных потоках катастрофы не были в большинстве случаев абсолютно неожиданными. Наверняка было их предощущение и мыслители искали ответ на мой вопрос. Какие были выдвинуты концепции?
– Увы, ответ на этот вопрос был бы информационным шунтированием из других временных потоков. Я не могу это делать, есть фундаментальное ограничение. Только из вашего текущего настоящего в ваше прошлое. Зато я могу делегировать управление этим шунтом. Используя здешние метафоры, можно назвать такую способность брейнсерфингом.
– Что за зверь? – Я заинтересованно подался вперед. Плюшки? Это я люблю.
– Представьте, что разумы всех живущих сейчас людей – это серверы, к которым вы можете адресовать любые запросы. Вам в прошлом будут доступны все существующие в момент вашего ухода отсюда знания, понимания и навыки. Различие между знанием и пониманием объяснять?
Я на несколько секунд задумался:
– Знания – это знания, а понимание – их взаимосвязи?
– Примерно так. Грубо говоря, понимание – это когда вы можете дать ответ на сценарий «что, если» напрямую. Это опыт практического использования знаний. Давайте теперь объясню, как этим брейнсерфингом пользоваться. Есть два режима запросов. Первый – адресация неопределенному кругу. Такой запрос может исполняться достаточно долго, и в полученной информации надо разбираться, сортируя, приводя в порядок и очищая от противоречий. Есть смысл его использовать только для поиска очень редкой информации, известной очень небольшому кругу людей, причем они – не с вершины пирамиды власти. Во всех остальных случаях разумно идти по цепочке сверху вниз, ища известных экспертов, и далее потрошить их знания, понимания и умения…
Да, инструктаж в вагоне был недолог. «Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». Похоже, он наугад работает. Или нет?
Я задумчиво потеребил губу. Была там одна скользкая фраза… Двусмысленная. Про невозможность шунтирования из параллельных потоков. «Знаю, но сказать не могу». Ну предположим… И что мне это дает?
Наблюдаю, меланхолично помешивая сахар в стакане, за малолюдным проспектом. Некоторых людей уже узнаю. Вон, к примеру, однорукий дедок трется у водочного магазина с утра пораньше – я его здесь и вчера видел, в допотопном пальто «привет из пятидесятых» с воткнутым в карман рукавом. Дворничиха в тулупе, лениво с ним переругиваясь, неторопливо метет тротуар. Метла из прутьев, а не из ставшей уже привычной синтетики. Мамаша куда-то ведет двойняшек. По будням она тащит их в детский садик напротив собора. Кстати, садик – с изучением английского языка в старшей группе, есть в СССР и такие.
Я оторвался от окна и опять начал выписывать круги по кухне.
А дает мне это понимание: зная причину, «явление» может выбирать из исполнителей и точек бифуркации. Выбор меня, страны и времени сам по себе кое о чем говорит. И тогда менять историю следует в соответствии с тараканами в моей голове. Ничего мудрить не надо, мой первый порыв – самое оно. Осталось теперь его исполнить.
Прошелся по кухне, проверяя логику. Очевидных косяков не видно. Значит, можно начинать планирование с учетом имеющегося ресурса. А пока мне надо стать эдакой маленькой серенькой мышкой под веником, слиться с фоном. Обычный советский школьник – смогу ли я хорошо отыграть эту роль?
Понедельник 21 марта 1977 года, 11:40
Ленинград, Измайловский проспект
– Ой… Привет, Тома! – оторопело смотрю я на девушку, с которой нос к носу столкнулся в полутемном тамбуре хлебного магазина. – Сто лет жить будешь.
– Здравствуй, – свысока кивает она и направляется мимо.
– То-о-ом, – тяну я в спину, глядя на полупустую матерчатую сумку у нее в руке, – ты домой или дальше по магазинам? Если дальше, то пошли вместе, я тоже отсюда обход начал.
Она оборачивается, на лице – раздумье.
– Вместе весело шагать по просторам, – бросаю с серьезным видом аргумент.
Тома фыркает, потом, чуть подумав, согласно кивает:
– Ладно… Я на улице постою.
Странно это все… Вроде и не мальчик, но откуда такая радость? Почему понятное желание понести ее сумку превращается в мучительные метания в поисках подходящих слов?
Надавил вилкой на черняшку – свежайший. Взял еще теплый, чуть маслянистый брусок, понюхал – и сладковатый ржаной запах вытеснил все мысли. Торопливо отламываю уголок и хрущу чуть кисловатой корочкой обдирного. В сумку, туда же горчичный батон. У кассы перечислил лежащее в сумке, расплатился и торопливо пошел к выходу.
Спускаясь, задержался на последней ступеньке.
– Господи, ну скорее бы вырасти. Так хочется взглянуть на тебя сверху вниз. – Со вздохом сделал еще один шаг, и вот я снова сантиметров на семь короче Томы. Тоска смертная. – Ну какие у тебя планы по закупкам?
– Молочный еще и овощной. Картошка и морковь. – Тома с некоторым сомнением взглянула на меня.
– Угум-с… – Я задумываюсь над выстраиванием оптимального, с точки зрения моих интересов, маршрута. – Значит, мы сделаем так, – начинаю командным голосом. – Сейчас идем в молочный, потом ты заскакиваешь к себе и оставляешь купленное, потом заходим ко мне, я тоже оставляю, пьем чай и идем в овощной.
На «пьем чай» мой голос предательски надломился, не выдержав внутреннего напряжения, и я дал позорного петуха.
– О боги! – Я раздраженно закатил глаза к небу.
Тома деликатно ткнулась мордочкой в воротник пальто, пряча усмешку.
– Ужасный возраст, – поделился я с Томой своими переживаниями. – Пошли. Держись за меня, скользко. – Протягиваю ей руку.
Тома чуть нарастила дистанцию между нами. Понятно… Ладно, пойдем длинной дорогой:
